чванства, экипаж могли бы спасти. Тайну берегли, за тайну заплатили людьми.
Еще с вечера начал читать, а когда вернулся с вокзала, закончил одну из повестей "Дебюта" 2004 года. Открыл сборник, там мой Андрей Коротеев, его дипломная работа "Пришлые люди", но начал читать повесть Адрианы Самаркандовой "Гепард и львенок", прельстившись заявлением Ольги Славниковой, что это как бы набоковская "Лолита", написанная от лица четырнадцатилетней героини. Действительно, юная нимфетка соблазняет тридцатидевятилетнего мужчину. Здесь же, в статье, сказано, что главное в повествовании – искренность и что из него изъяты наиболее откровенные сцены. Я уж не знаю, что здесь еще было, поскольку и оставшегося предостаточно: герой-любовник и в хвост, и в гриву (терминология автора) использует свои возможности – здесь и минет, и в "попочку", и во время менструации, и двух сестричек сразу. До уровня неизбывной физиологии расширяется знание читателя о предмете. Но если говорить о главном, то не технология соблазнения и соития тут главное, а образ супер-мужчины – спортсмена (йога, пловца) и… научного работника. Это открытие, тип в жизни существует давно, здесь же выписан с блеском. Но как хочется посмотреть на автора, писать в подобном стиле – не русский менталитет. Денежкина пишет иначе.
8 августа, понедельник. Не успел приехать в институт, состоялся разговор с писателем Ковалевым, который меня ждал. Он начал с того, что вот провинился его сын Дима – ну, действительно, мы даже, кажется, его исключали, отзывы нехороши, лоботряс, – а теперь дочь на дневное не добрала баллов. Может ли она сдавать с заочниками? Этого по закону сделать нельзя, но я разозлился, и кое-что высказал бывшему выпускнику. Мысль такая: зачем вы портите жизнь своим детям? Зачем вы толкаете их, еще не обретших своего призвания в Литинститут? Только потому, что знаете: сюда можно поступить без взятки! А потом получаются кислые дипломы, протухшие писатели, разочарованные люди. Зачем вы жмете и ищите знакомства, чтобы занять места, которые в будущем не принесут вашим детям ничего, кроме тягот?
Днем в институте был Вл. П., мы сели с ним и СП., еще раз вспомнили текст письма в интернете, разобрали ситуацию, образовавшуюся после моей защиты. И все внезапно стало ясно. Авторы, укрывшиеся за псевдонимом Мария Крапивина – это, конечно, один профессор Педа, который насмерть враждовал с моим научным руководителем, и какой-нибудь тихий, скромный и милый преподаватель нашего института. Это он, как говорил Маяковский, я узнаю его. Нет ни возмущения, ни стремления мстить, холодное равнодушное отстранение. Особенность русского характера, так точно подмеченная Достоевским у отдельных особей, – стремление к немотивированной подлости, просто удержаться не может. Хорошо, что все закончилось. Конечно, это не Ю.И., двойное упоминание в материале его фамилии специально привлекает внимание, чтобы, породить подозрение ("Где лучше всего спрятать лист? – спрашивал честертоновский аббат-детектив и отвечал: – В лесу".), пустив тем самым исследователя по ложному следу. Но ведь мы, русские диалектики, мы подлость, как запах собственной конюшни, чуем издалека, даже под землей. Но почему тогда нет злости? Почему нет ненависти? Есть только презрение к трусам и завистникам и к безголовым бюрократам. Разобрали также вызов И. Г. к Л-у утром того дня. Ничего плохого, наверное, не было сказано, она меня как писателя знает и ценит, но писатель залез в то, на что она с мужем потратила всю жизнь. Здесь не надо никого винить, и можно было ничего не говорить. Я принимаю как вполне естественную реакцию даже чуть ироничную улыбку, даже незаметное недоуменное пожатие плечами. Но с этим со всем, с анализом и своей гнусной подозрительностью я покончил. Меня больше это не интересует. Лед прошел, а дом на берегу и береза так и остались на своем месте.
Из многочисленной возни и криков на телеэкране запомнил только объяснение министра обороны Иванова, что, дескать, и у нас есть аппаратура, аналогичная английскому "Скорпио", который спас наших моряков, но он, этот аппарат, на Северном флоте, его надо везти из Северодвинска по железной дороге до аэродрома… А зачем тогда такой аппарат? Это как в Осетии – только что рассказали по радио, – перед первым сентября проверяют все школы, будто снаряд обязательно ложится в прежнюю воронку. Вспоминают Беслан, идиоты. Проявляют бдительность, борются с терроризмом! Лучше бы вспомнили о тех на дорогах гаишниках, которые пропустили машины с вооруженными людьми. Из-за угрозы жизни или за мелкую взятку?
9 августа, вторник.Утром дома приводил в порядок дневник, написал страничку в роман, на работе выбрал темы этюдов для заочников, потом обедал, работал над статейкой-ответом, ориентировочно для "Литроссии", по поводу напечатанной там инвективы против института. Статья получилась обычной, но главную цель – поворошить в гнездах старых джентльменов – она выполняет. Во время написания заглянул в Закон о высшем образовании и вдруг выяснил, не только ректор ограничен возрастным цензом, но и проректоры могут быть в своей должности лишь до 65 лет, причем, если ректору дается некая отсрочка до 70-ти, то у проректоров ее нет. Вот еще почему ушел Лева! А что мне теперь делать с проректорами старше семидесяти? При всех условиях с этим надо теперь жить до перевыборов. Все ходят вокруг довольно спокойные, предполагая, что как-то обойдется и ректором снова останусь я, а значит, все пойдет по-старому.
Днем заходила Мариэтта Омаровна, погуляли с ней по скверику. Каким пленительным был наш литературный разговор, пока мы крутились возле клумб и памятника Герцену. Сколько совпадений, сколько воспоминаний! В том числе вспомнили и покойного С.Г. Лапина, председателя Телерадиокомитета, звуковую книгу Николая Тихонова. Я ведь душитель всего светлого, никто и не знал, что именно я пробивал эту книгу в эфир. А первое упоминание за многие годы Гумилева в советской прессе! В разговоре возникло очень интересная точка зрения Ал. Павл. Чудакова на деталь у Чехова, ее естественность и порой жизненную случайность. Не так много у этого писателя спланированное! У меня тоже неоднократно возникала эта же мысль. Но мы все в плену осколка стекла, блеснувшего возле мельничного колеса. Проклятое ружье, которое обязательно выстрелит в пятом акте! Говорили и о власти, о показухе, о Путине, который у себя в кабинете отчитывает министров под дулом телекамеры!
Вечером дома читал прелестные, еще аспирантские, воспоминания 3. Кирнозы и В. Пронина. Начал с них, а потом принялся читать все подряд в книжке "Времен связующая нить…" Страницы истории кафедры всемирной истории МГПИ. Невольно сравнил с нашими кафедрами, у нас никакой истории, все закончилось на таких легендарных именах, как Дынник и Еремин, дальше пошли персонажи, для которых Литинститут – одно из мест работы, но и там, где они пишут книги и реферируют статьи, тоже не будет никакой истории. В своем мелком творческом эгоизме эти люди призваны распылять историю…
Не забыл ли я записать слышанное по радио мнение главы службы по сбору налогов, высказаннее в беседе с Путиным? В этом году их собрали на 22 процента больше намеченного. Руководитель службы относит это, во-первых, за счет роста стоимости нефти и, во-вторых, за счет "феномена Ходорковского" – испугались олигархи!
10 августа, среда.Утром, впервые после смерти собаки, пошел гулять. Уже давно чувствую мышечную растренированность, понимаю, что надо бы больше двигаться, но я еще, кроме того что ежедневно хожу на работу, занимаюсь английским, пишу роман, пишу дневник, занимаюсь понемножку хозяйством, на все нет времени. Звонок прозвучал – суставы захрустели, уже слабеют колени. Походил по стадиону напротив дома минут двадцать, потом пошел за рисом и яйцами на рынок.
B.C. в больнице, звонит, уже немножко успокоилась. Как всегда бывает в наших учреждениях поправки здоровья, через какую-то паузу, которой на Западе, кстати, не существует, пациентом начинают заниматься.
Слышал по радио, что законодательное собрание во Владивостоке обеспокоено тем, что Путин не может быть избран на третий срок. Уже нашли какое-то разночтение в Конституции, которое, вроде бы, поможет обойти это досадное недоразумение.
11 августа, четверг.Еще с вечера оставил на столе у СП., для просмотра и расстановки знаков препинания, мою статейку, которую я планировал в "Литроссию". Я написал ее неплохо, но, главное, в ней был один планируемый мною момент: писательские союзы, не возлагайте всего на Литинститут! Статейка связана еще и с моей неприязнью к тому сорту старых джентльменов, которые с комсомольских лет привыкли надувать щеки и у которых эта маска заменяет дело. От СП. я ожидал даже некоторого комплимента, но, к моей неожиданности, он набросился на меня с упреками. Суть его претензий сводилась к отношению именно ко мне "Литературной России". И здесь он абсолютно прав, за всей постановкой вопроса в этой газете я всегда чувствовал ко мне личную неприязнь. Действовали они по испытанной и знакомой мне схеме: ругали и "критиковали" меня публично, а извинялись шепотом и келейно. И когда после крепкой ругани мы встретились вновь и уже спокойно поговорили, я решил: или в "Литературной газете" или нигде. Позвонил Лене Колпакову, к концу дня он прочел, я пообещал еще написать несколько слов с объяснением, почему пишу не в "Литроссию".
ПЛЮС ЛИТЕРАТУРИЗАЦИЯ ВСЕЙ СТРАНЫ
Ответ анониму и другим анонимным товарищам
Только 1-го августа прочел я заметку "Последние волки Литинститута", снабженную рубрикой, подрубрикой, и еще черт знает чем – "На писательской кухне", "Наболело", "Из дневника слушателя ВЛК". Подписано все это неким, как следует из текста, бывшим слушателем, только что получившим диплом, Алексеем Вер-Ланским. Но ложь, на то она и ложь, чтобы была видна и в ближнем, и в дальнем кругу: никакого Алексея Вер-Ланского на ВЛК нет и не было. Писала, скорей всего, дама, потому что поинтересовалась и зеркалом в туалете, и партой, о которую была задета и спущена петелька на к