Вечером часов в девять-десять лег спать, но до этого посмотрел передачу Познера, разговоры вокруг недавнего оправдания судом присяжных ребят, связанных со смертью девятилетней таджикской девочки в Ленинграде, а потом и скинхедов. Народ был интересный. Жириновский все время талдычил об угнетении и геноциде русского народа. Это неискренняя популистская болтовня, замешена, конечно, на действительном положении дел, но в его исполнении, она раздражает и не приносит ожидаемого понимания и мира. Был Иван Дыховичныйпозиция которого была взвешена, терпима и гуманна, Саша Проханов, который говорил хорошо, но повторялся со своим тезисом об Империи, а также Барщевский и Нарусова в новой прическе, но агрессивно-пустая. Кстати, выяснилось, что она председатель комиссии Совета Федерации по информационной политике: значит— мать и дочь — заняли ведущие места в этой области, и обеих не столкнуть. Одна на законодательном Олимпе, другая — в логове практики. Самое интересное, что в этих разговорах всплывали подробности, которые заумалчивались прессой. В случае с девочкой, кажется, это нападение объясняли, что семья распространяла наркотики, и брат главного подозреваемого от этих наркотиков пострадал. И еще была деталь, которая сыграла на оправдательный приговор — «прокуратура не позаботилась о доказательной базе» (это, кажется, Барщевский) никаких докзазательств, кроме того, что предполагаемый убийца «левша», не было.
3 апреля, понедельник. Проснулся в четыре утра, сварил грибной суп, работал с дневником. В Союзе Писателей забрал пригласительный билет на завтрашний Собор. Можно даже не загадывать: если сегодня Собор, то завтра будет Пленум. Из экономии ли так устраивается или по каким-то идеологическим причнам, я не знаю. Из Союза поехал в ИМЛИ к С.А. Небольсину. Поговорили с ним об институте, потом о живом литературоведении, которое, по его мнению, я и представляю. В институте все тихо и спокойно. БНТ уехал куда-то на пару дней в командировку. Вернулся домой к шести и сразу же сел за врез к статье Н.В. Матрошиловой, написанный С.П… Пока правил и добавлял все время перезванивался с С.П., я только оформлял его мысли, потом по статье пройдется он. Так оно и получилось.
Феномен частного письма.
На этих страницах читатель найдет два письма. Оба они написаны о литературе и по поводу литературы. А если быть точнее, одно написано читателем, а другое писателем. Но дело в том, какой читатель и что он сумел сказать писателю. Писатель хорошо известен и широкому кругу, если такой круг еще остался, поклонников литературы, и в Литературном институте, потому что до недавнего времени именно он, — Сергей Николаевич Есин — возглавлял это учебное заведение. Ректором он пробыл три сорок: с 1992 по декабрь 2006. Библиографию С.Н. Есин можно и не представлять, она тоже хорошо знакома. Есин автор почти десятка романов, один из которых «Имитатор», вышедший в «Новом мире» в начале перестройки, привлек особое внимание публики. Из последних произведений известны «Дневники ректора», удостоенные ряда премий и теоретические работы о литературе и искусстве писателя. Два тома «теории» выпущены издательством «Литературная газета». Внимание к теоретизированью понятна, с годами художественная, изобразительная сторона творчества, как правило, угасает, писатель сосредотачивается на исследовательской и мемуарной работе. В данном случае все оказалось не совсем по правилам: в конце прошлого года, в 10 и 11 номерах все того же «Нового мира» был опубликован новый роман у бывшего ректора Литинститута, а ныне заведующего кафедрой Литературного мастерства «Марбург». Почему «Марбург», а не, скажем, Франкфурт-на-Майне, тоже литературный город? История эта длинная, частично она изложна и в самом романе, частично в представляемых читателю письмах, но отметим также, что сам роман посвящен одной из жительниц Марбурга, немецкой славистке Барбаре Кархоф.
Теперь о читателе — о, он тоже не так прост. Во-первых, — это женщина, потому что именно женщины в наше время находят время и имеют терпение что-то читать. Чтобы читать, а не только смотреть телевизор надо еще обладать внутренней жизнью. Но, впрочем, так, наверное, было всегда. Имя это читательницы — хорошо известно по крайней мере специалистам. Это Нелли Васильевна Матрошилова, обладательница редкой для женщины профессии — философ. Ну, естественно, профессор, доктор наук и — писатель. Последнее важно. Кажется о «устные» философы закончились на Сократе. Библиография этого автора, наверное, более значительна, чем у предыдущего. Ее перу принадлежит ряд работ, связанных с историей немецкой философии. Назовем несколько, дабы соблюсти паритет. «Принципы и противоречия феноменологической философии» (1968), «Познание и общество. Из истории философии ХУП — ХУШ вв.»(1969), «Путь Гегеля к «Науке логики» (1984), «Социально-исторические корни немецкой классической философии» (1990), «Рождение и развитие философских идей»(1991), «Идеи» Эдмунда Гуссерля как введение в феменологию» (2003). Последняя, знаковая для нас книга Н.В. Матрошиловой — «Мыслители России и философия Запада» 2006). Но здесь уж ничего не поделаешь, писать приходится много, как говорится, положение обязывает — Н.В. Матрошилова заведует отделом историко-философских исследований Института философии Российской академии наук.
После представления участников переписки, можно порассуждать о частном письме. С появлением телеграфа, телефона Интернета оно почти забыто. Однако, оказывается, есть еще люди, которые переписываются между собой и даже не на компьютере, а «от руки».
Сколько же частное письмо дало нашей и мировой литературе, сколько выросло из него сюжетов, сколько выпестовало оно мыслей. А в наше время угасания текущей и фундаментальной критики, оно может послужить теоретической частью литературы. Именно это и понуждает напечатать частную переписку наших авторов. Они не проявляли радости по этому поводу, но, как люди, достаточно много печатавшиеся, согласились: коль нужно, так нужно. Все остальное читатель поймет сам.
Теперь надо приниматься за собственное, ответное письмо.
4 апреля, вторник. Утром, за два часа до открытия, я отправился на X Русский Народный Собор. Диктую эту страничку В.Я. сразу, как только вернулся, душа еще горит — ведь сложность Дневника заключается в том, что почти немедленно детали перегорают, кажутся не такими важными и нужными. А в искусстве — деталь это бог. Но о технологии потом, по надиктованному тексту все что-то добавляю и уточняю. Времени уходит даже больше, чем если сначала писать пером, а потом перепечатывать на машинке.
Зная московские порядки и тесноту на улицах, машину поставил на Пречистинке, метров за 800 от Храма Христа Спасителя. Думал, что попаду ко времени, потолкаюсь, поговорю со знакомыми. Очередь в зал Церковных Соборов меня не смутила, но я забыл, что это русская очередь. Конечно, очень приятно — кругом свои люди. Они старались каждый найти знакомого, и поэтому, медленно двигаясь вперед, очередь расширялась, как удав, съевший кролика. Появлялись какие-то дамы во вполне приличных шляпках, какие-то мужчины, с патриотическими разговорами о родине, о православном духе. Я стоял и думал, что они-то и должны создать ту ситуацию, те правила, по которым будет потом жить народ. Когда приблизились к калитке, долго наблюдал, как в нее все время входили группки непонятных мне людей. Это не были чиновники, чиновники давно были внутри, а какие-то знакомые, свои.
Собор открыл Патриарх, говорил достаточно обще и не очень интересно. Я сидел рядом с Бориславом Милошевичем, он знает меня, я знаю его. Чуть-чуть поговорили о его брате, потом подошел Дмитрий Жуков, долго стоявший в очереди и мечтавший найти место хотя бы на галерке. После Патриарха выступал митрополит Кирилл. Тема — свобода современного человека, права, церковная ответственность. Доклад оказался менее интересным, чем я ожидал. Хотя говорил он, по сути, правильные вещи — относительно абортов, эвтаназии, игорных автоматов, нетрадиционного секса, винопития; о язвах современной жизни, которые распространяют современные средства массовой информации. В остальном же речь была в духе тоталитарной церковной практики. Он уповал на инструменты — государства — законы, нормативы, запреты. Лучше было бы затронуть — голос Бога в душе каждого человека. Митрополит Кирилл говорил и о пропорциональном введении в армию священнослужителей различных конфессий. А кто будет определять пропорции? И о религии в школах — нельзя же держать в одной школе и православного священника, и муллу, и раввина…
Все эти мысли прокручивались в моей голове, когда я возвращался в институт.
Прочел две работы, поступающих в институт ребят. Девочка, кажется, из Москвы — Николаева Ирина. В рецензии я написал так: «Довольно уверенное без всплесков письмо. Небольшие рассказы-притчи, есть «волшебное», точнее, неземное, сверхъестественное, но, в отличии от других подобных работ, на русской почве, с русскими именами и русскими обстоятельствами. Девочку интересует моральная тема, меня это в ней привлекает, но делает все она в «обсказе». До экзаменов, пока, допускаю «да», но во 2-м эшелоне». Паренек — Ким Дима, кажется из Приморского края. Вот рецензия на него: «Обидно, что, видимо не без способностей, паренек пишет «волшебную» чушь: маги, иностранные имена — Гарри Потер шагает по стране, да здравствуют наши масс-медиа. Скорее всего «нет». Наш институт ориентирован на другое». Дети, которых неверно направляет школа и телевизор.
5 апреля, среда. С утра устроил себе день здоровья, был утром в бане, где и начал писать конец главы в новый роман. Я уже знаю, когда у меня в голове возникает некий затор и дальше не пишется, надо идти в спортзал или в баню. К трем часам успел в институт, где БНТ собрал встречу с редакцией «Нового мира». Зал был почти полный, но довольно быстро все начали рассасываться. Уверенно и интересно вел встречу Андрей Василевский. Сидели за столом Михаил Бутов, Руслан Киреев, Ольга Новикова, о которой я, оказывается, написал в дневниках «умная баба». Это выяснилось, когда, уже после встречи, я с нею заговорил. Меня неизвестно почему, она интересовал больше всех других присутствующих. Говорили интересно. Поважнел за последнее время Юрий Кублановский. Отдел критики и публицистики основательно рассуждал об отсутствии цензуры, даже внутренней. В качестве примера приводили именную «Книжную полку»: она, дескать, изначально не подвергается никакой цензуре. Здесь я позволил себе отпустить реплику: а какая же может быть цензура, когда вы заказываете, обзорную статью или «полку» Алле Латыниной, а не Капитолине Кокшеневой? Бутов много и точно говорил о поведении начинающего писателя. Когда все закончилось, через некоторое время я заглянул в ректорат. Там, оказывается, устроили для гостей чай. Меня на него не позвали. Это со стороны БНТ не очень славно, хотя бы потому, что я один из известных авторов «Нового мира». Я в подобных случаях звал всех заведующих кафедрами. Вечером у нас был у нас Леня Колпаков, говорили о его только что рожденном внуке Артеме и наших литературных делах. Алексей Слаповский, с которым было все обговорено, от преподавания отказался, похоже, что откажется и очень занятый и небрежный Кублановский. Как в конце жизни писатели пекутся о своей славе!