+ «Паровоз Платонова» — небольшой сборник рассказов. Все вокруг критического состояния. Жизнь в ожидании смерти. Больной ли. лежащий с открытым ртом, поход ли в аптеку. Последний, коротки рассказик в подборке — в нем Достоевский. Редкое ощущение взаимосвязанности сущего. Следование мировоззрению — может быть, оно исконно русское, — но не стилю Платонова, что немедленно узнается. Среди прочего: широкий социальный охват. + + +. «Да». Первый эшелон.
9 июня, пятниц. Может быть из-за возраста, из-за горечи жизни, которую чувствую за последнее время, я и вообще потерял возможность и вкус к письму? Объективно не получается? Дьяченко, «Большая книга», операция В.С. и ее больница, результаты выборов и давление на меня в институте, предательство бывших друзей, невероятное число рукописей на конкурс и набор курс, это все мешает или уже просто физиологически не могу? Упадок сил, угасание творческой активности? Практически все утро, кроме небольших выходов на рынок, читал рукописи. Даже на рынке, когда стоял в очередь в палатку с овощами «Совхоза Московский», — В.С. называет «палатка для бедных» — тоже что-то читал. Аккомпанировали разговоры в очереди про медицину и безобразия олигархов. Не заслоняюсь ли я этим чтением рукописей абитуриентов, чтобы не двигать дальше роман? Ведь и читать можно «с налета», бросать, когда все ясно. Но нет, я все, особенно хорошее, талантливое, дочитываю до конца, до последней странички. Уже много позже, когда пришел на презентацию в «Библио-Глобус» на Лубянку и встретил там Игоря Михайловича Блудилина-Аверьяна, он мне признавался: у него тоже два начатых романа, и вот он мечется от одного к другому и оба не идут. Или я впервые в жизни попал в мертвую зону творческой депрессии?
Вдонина Юлия, 1988, Моск. обл. +К собственному удивлению понравился «фантастический» рассказ. Общество будущего, отброшенное назад, где совесть есть некий искомый элемент прогресса. Второй рассказ «о любви» читается с интересом, но чуть переложено математики. Не очень свой язык, почти компьютерная интонация. Пусть попробует. «Да».
Гатина Алина, 1984, Казахстан. В институте, на прозе, этой девушке делать нечего. В этом смысле, для моего семинара, категорическое «нет». Но хорошо бы на ВЛК, в крайнем случае, на публицистику. Для меня «нет».
Ситнина Валерия, 1987, Москва
Довольно сложная ситуация. Уверен, что брать девочку не надо. Из трех «зарисовок» лучшая первая, про цыган. Здесь есть некий вздох жизни. Язык усредненный, т. е. его почти нет, он функция. И, тем не менее, пока «Да».
К началу пятого, с целым рюкзаком книг, здесь «Власть слова» и «Дневники», которые собирался подарить некоторым своим гостям, я уже был в магазине. Постепенно приходили гости. Я занял наблюдательное место у спуска на первый уровень у входа в кафе. Первым появился Паша Быков. Он с привычным порт-пледом, в котором концертный костюм. Здесь я подумал, что он уже настоящий артист, для которого одинаково важно любое выступление, даже когда от него требуется просто милая любительщина. Он уже обошел магазин и порадовался, что и его книжка есть на прилавках в магазине, сказал, что обещал 200 рублей аккомпаниатору. Дал. Потом пришел народный артист Алексей Михайлович Шейнин, которого вместо себя прислал Володя Андреев. Он был с отцом. Фронтовиком. Все, включая, вскоре подошедшего Игоря Блудилина-Аверьяна, сели пить чай. Это был самый дорогой чай в моей жизни, дороже даже того самого, так запомнившегося мне чая на норвежско-шведской границе — 50 рублей за чашку. Шейнин рассказывал о театре, о своей жизни на две страны. У него во Франции семья и сын, видимо еще в молодости женился на француженке работавшей в посольстве. Подтягивались все остальные. Пришел Илья Кириллов, который оказался, не я, героем вечера. Он тоже обежал магазин и тоже попросил денег, ему надо было купить какую-то книжку, которая потом сыграла свою роль в презентации. Приходили и рассаживались в зале на этом самом первом уровне в основном мои знакомые. Если это мой праздник, то это хорошо, если он устраивается для прессы, то я плохо все организовал. Не пришли Женя Лесин и Саша Вознесенский. Не думаю, что это связано было с тем, что пришли бы к ректору. Не пришел парень из «Российской газеты», которого должен был прислать Саша Щуплов, но это в его духе и за это его судьба и наказывает. Но зато приехала Рената Григорьевна и вдруг, как некоторый подарок Бога и судьбы, появился Григорий Соломонович, лучший, как я его про себя называю, еврей планеты. Мы с ним обнялись. Был Андрей Кожин, были наши девочки из библиотеки, пришел Лева Скворцов, Юра Аверин, который всю первую часть презентации болтал с Левой, несколько человек забрело с верхних этажей. Вел все это и очень удачно Леня Колпаков. Если говорить в целом, то я всем остался доволен. Как сказал Леня, который уж подобного много видел, прошло «с куражом». Надо как-то подправлять судьбу. Может быть, это была просто моя жертва ей, отдал, что положено? Во всяком случае, ничего практического я от этого мероприятия и не ждал, но ведь я всю жизнь протестую против этого «практического», выигрывая у него своей нерасчетливостью. Шейнин густым медовым голосом прочел рассказ из «Хургады», Паша спел три романса Рахманинова, которые мне показались значительными и к случаю, Максим Ларентьев прочел три стихотворения из своей новой книжки, причем одно, кажется, про парус «не одинокий», внутренне посвящено мне, хорошо говорил Блудилин-Аверьян, с чем-то сравнив мой роман. Героем дня был, выступивший первым Илья Кириллов. Дело даже не во мне и в тех похвалах, которые он довольно скупо раздавал, а общем тоне, в уровне наблюдений над литературой. Боюсь, что на таком уровне аналитики у нас мало кто из критиков говорит, приспособившись к журналистской профессиональной и интеллектуальной легкости.
Он начал с провинцализма русской литературы, которая замкнулась на своей самодостаточности. Это — один полюс, другой «Марбург», как тенденция, но тенденция, которая не слабее многого на Западе. Это, конечно, круто. Интересны были его многочисленные уточнения, которые окружали его речь. О Шолохове и Бродском, об английском языке, как языке черни, о европеизме литературы и пр. и пр. Вот всегда так, все записываю, а когда касается меня, отношусь с легкомыслием. Утешает то, что никогда ничего подобного не услышат в свой адрес ни Дима Быков, ни Оля Славникова, очень крупные мастера пиара. В качестве примера Илья отчего-то приводит француза Мишеля Уэльбека, публикующегося у нас на русском. Сам Илья читает его на французском. Для выпускника Лита, не переводчика, два языка это не слабо. Рассказывает содержание и вдруг — в этот момент Александр Николаевич Шаталов, который в своей передаче элегантно бросает не понравившуюся ему книгу в мусорную корзину, может отдыхать, разрывает на две части роман Уэльбека. Мне нравится смысл того, о чем говорит Илья, но не уверен в его действиях.
За столом, который был накрыт в том же самом кафе, все хорошо и славно
говорили, директор магазина Есенькин, заглянувший на огонек, подарил мне новый альбом о Моцарте. Есенькин вообще производит на меня собранностью характера сильное впечатление. Сам факт организации такого огромного дела тоже за себя говорит. На обратном пути помог мне нести рюкзак Олег Цибулько, это был единственный студент, который пришел, хотя свой семинар я звал весь.
10, 11, 12 июня, суббота, воскресенье, понедельник. В Обнинске, в теплице, на прогулке вдоль реки, опять подвязываю помидоры. Наконец-то переехал в маленькую комнату, которую строю уже несколько лет возле террасы, возле спортзала. В спортзал перенесли даже шведскую стенку. Благодать одиночества. Блаженство лежа читать и после каждой прочитанной работы на пять минут выходит на воздух.
Щербинин Илья, 1986, Новосибирск. + +. Редчайшее сочинение о народной жизни, о селе. Ищут метеорит. Все сплелось: судьба мальчика, народная речь и обычаи, село, сегодняшняя жизнь, фантастика, юмор, трагедия, случай, приметы, природа, смерть и сверхъестественное. Ощущение письма крупного мастера. Свой язык и интонация.
Шестакова Дарила, 1988, Архан. обл. Нет. Чудовищный язык. Если бы писала просто, а ведь пишет про животных и работу-ветеринара. Ах, этот психологизм! Нет.
Клемантович Дарья, 1989, Чебоксары. Нет. Бредовое, «романтическое» содержание и чудовищный «романтический» язык. Ни тени соприкосновения с жизнью и современной литературой. Один компьютер. Что же преподают в школе? Нет.
Ганъжина Татьяна, 1989, Екатеринбург
Нет. Опять принцесса, восточное царство, поклоны, реверансы, волшебные города. Но все это еще написано компьютерным языком, как бы перевод с английского. Решительно нет.
Саратова Данута, 1987, Тула. Независимо от весьма сомнительного содержания — обсказ некого общества будущего. Здесь полно своих штампов — язык повествования чудовищно далек от привычного, от жизни. Это какое-то интеллектуальное нездоровье речи, которое невозможно исправить. Все привычно, штампованно и плоско. Нет.
Щеглин Кирилл, 1986, Москва. +. Не только хорошо написанная повесть или рассказ из жизни кадетов: и наблюдательность, и юмор, и видение, и своя интонация, и хорошая фантастика, «туман войны»: противники под влиянием наркотиков иначе видят друг друга — из-за этого война. Да. + + +
Шестакова Дарила, 1988, Архан. обл. Нет. Чудовищный язык. Если бы писала просто, а ведь пишет про животных и работу ветеринара. Ах, этот психологизм! Нет. —
Кетер Александр, 1969, Москва. Да. Художественное исследование по поводу так называемых «детей индиго». Больше рационального, чем художественного, но все довольно гладко. Скорее всего, учиться не будет (36 лет). «Да». +.
Между этим чтением поместился обед, ужин, даже баня, телевизор потерял для меня всякий интерес, также как и политика, за чем-то слежу только по инерции и по природной, русской мсти