Вот, как-то заполнил нехватку общения с вами.
Спасибо. Г. Зареев
Защищалось восемь человек, студенты Балашова, одна студентка Приставкина — Людмила Ильина. Последней, Ильиной не помог даже почти восторженный отзыв А.Е. Рекемчука. Приставкин с Рекемчуком дружат, что естественно. Встала Т.А.Архипова и все надежды похоронила. Было два диплома с отличием. У студентки Инны Люциановны — Людмилы Крищенко и одна диковатая студентка Э.Балашова — Светлана Игнатова. Здесь очень занятные стихи, а у Крищенко очень милая, умная пьеса. Очень хорошо, без демагогии, а по существу выступали на защите наши молодые кандидаты наук: Игорь Болычев, Сергей Казначеев и не кандидат, но специалист Сережа Арутюнов и, как всегда Анита Борисовна Можаева. Всегда можно узнать рецензию или отзыв человека, всей своей жизнью погруженного в литературу. Почему-то на защите не было Карпушкиной, а ее рецензия была школьной, формальной и неубедительной. Мне пришлось довольно много говорить по каждому диплому, кажется, у меня это получилось. Традицию «последнего урока», которую ввел А.М.Турков я, по возможности, свято блюду. Конечно, я знаю что-то иное, нежели он, и внешне все звучит убедительно, но отчетливо сознаю, что до Туркова, конечно, не дотягиваю.
Внезапно из больницы приехала В.С. Слава Богу, кажется, искусственная фистула у нее пошла, значит, можно скоро будет перекрыть старую и тогда посмотрим, возможно лучше будет с рукой. Следующую операцию назначили на 28 июня.
23 июня, пятница. Остался в Москве, потому что надо было идти к зубному. Это уже третья у меня за последнее время атака парадонтоза. К половине первого освободился и видел занятную передачу: Общественная палата в лице Кучерены, пригласила мэра Лужкова на заседание все по тому же поводу: выселение семьи Прокофьевых из Южного Бутова. Вместо Лужкова, который сейчас в Монголии, пошел председатель Мосгордумы Платонов. Кучерене ассистировал Сванидзе. Я внимательно вслушивался во все перипетии дела, о которых большинство зрителей не знает. Отчетливо представляю метраж дома. Прокофьевым первоначально давали две однокомнатных квартиры: матери и сыну. Одну на правах личной собственности, а вторую — на правах социального найма. Они на эти условия не согласились: они хотели бы обе квартиры получить на правах личной собственности. Город, практически, выкупал строение. За спиной у Прокофьевых, у которых это единственное жилье, стоят «собственники», для которых это все давно стало дачам. Противно. Я никогда не был защитником бездушных формалистов, но вижу одну демагогию. Почему, дескать, сам Лужков или префект лично не поехали в Южное Бутово, кто отдавал указание милиции и пр. Отчетливо ощущаю, что Кучерена куда-то метит в политику. Понимает ли сам, что стоит его «справедливость». Думаю, что понимает. Вот тебе и Общественная палата!
24 июня, суббота. Приехал еще в пятницу вечером, успел полить огород, который становится совершенно бессмысленным, и поесть. А утром увидел, что распустились два пиона. Они были целомудренно розовые. Подумал, что такая красота и свежесть, как и жизнь, очень недолга. Первую половину дня возился на огороде, сажал цветы в горшки. Мне в институте дали штук двадцать кустиков анютиных глазок. Перед Макдональдсом пересаживали, удаляя отцветшие или потерявшие свежесть, и выкопанные кустики наши умельцы привезли в институт.
Днем приехал С.П., обедали, разошлись по комнатам каждый со своей работой. Практически весь день и накануне вечером я читал дипломную работу Наталии Алеевой «Земное царствие», а потом «Люди-блюди» Аллы Рейдель. Отношение к обеим работам не, как говорится, однозначное. К сожалению, обе решились, может быть, и не признаваясь в этом, на «шедевры». Каждая делала, как могла. Наташа объединила свои «рассказы и зарисовки» в некое философски прочувствованное полотно. Зарисовки и рассказы, как правило, из иностранной жизни. Большинство наблюдений тоже связно с тем берегом. Иногда возникают очень точные воспоминания-сожаления о прошедшем строе. Здесь собственное детство писательницы, работа ее деда, тоже, видно по всему, писателя. Два просчета: прицел на полную философичность и отсутствие собственного, отечественного материала. Философствовать на чужом материале невозможно. Недостаток: практически ничего не запоминается, стиль и синтаксис однообразно моторный, в едином приеме.
У Аллы Рейдель (фамилия, видимо, по мужу) два прекрасно найденных образа, они же сюжета. Девушка работает в дорогом ресторане в качестве блюда. Впрочем, что-то похожее, женщину-рыбу я видел в одном из фильмов, описаниеРейдель, как мне кажется, не без этого влияния. Девушка поднос, на котором раскладывают разнообразную снедь. Здесь прекрасные описания, очень выразительные, зримые композиции съестного. Каждое блюдо имеет название. Скажем «Медуза Горгона» из античной мифологии. В качестве нереализованных возможностей замечательно написанная фигура повара-художника. Какая бы здесь получилась повесть, если бы Редель сосредоточилась. Тут все могло бы получиться серьезно. Но девушку уманили другие принципы литературы. Сюжет вдруг усложнился детективной канвой, причем канвой не всегда четко прописной. Появился некий богач и аристократ, бесплотный вздыхатель, коллекционер антикварной посуды. Потом появился его брат, как и положено, рядом с черным клоуном белый. Как мы понимаем, в богатой коллекции обязательно должен был появиться новый раритет. И все стало неинтересным. И сны, и демонстрация коллекции и скомканная, из мистического кинотриллера концовка. Здесь уместен вопрос, а как все это соотносится, большая рукопись, чуть ли не 120 страниц с диплом Литинститута. Здесь все ясно: мы ведь выпускаем не мастеров шедевров. Здесь у нас начинающий мастер беллетрист. И только от него зависит, уйдет он в большую литературу или останется в той, где есть тиражи, финансовый успех и телевизионная популярность. В повести Редель есть еще ряд сцен, где видно, что человек этот одаренный. Например, разгадывание гастрономического кроссворда, гротесковое изображение двух «потерпевших» в больнице.
Написал с явной прикидкой на представление и рецензию, которые продиктую завтра. Честно говоря, свою Алееву я, как следует, прочесть так и не смог.
25 июня, воскресенье. Утром сажал цветы, поливал, собирался в Москву, ехал, смотрел телевизор все с тем же Кучереной, разбирал коробки с документами, которые привезли из института. На даче Игорь, сын соседа Володи Шимитовского рассказывал, что на прошедшей недели у кинотеатра «Берюсинка» состоялся митинг граждан-москвичей, которые чувствуют себя притесненными пришлыми за последнее время этническими группами. Был какой-то конфликт — или с армянами, или с азербайджанцами. На уровне семьи с мелкими недоразумениями. Кажется, наш кого-то поколотил за чуть ли не умышленную попытку наезда. В тот же вечер двести человек осадили обидчика с криками угрозами шовинистического характера. На следующий день к кинотеатру подошло 2000 русских людей, говоривших о засилии некоренной национальности в милиции, в жилищных конторах, на рынках и прочее. Все это Игорь рассказывал в противовес Южно Бутовской истории, вот, дескать, о подобном пресса не говорит.
Вечером звонил Пете Кузменко, он стоически переносит свои несчастья. В Москве до 30 градусов жары. К вечеру пошел дождь. В мое отсутствие звонил В.С. Бушин, который прочитал мою статью о Горьком в «Правде». Перезвонил: выражает признательность за позицию.
26 июля, понедельник. Утром состоялась коллегия Минкультуры. В повестке дня три вопроса. О присуждении премий правительства имени Федора Волкова за вклад в развитие театрального искусства, план работы коллегии на второе полугодие и утверждение решений экспертного совета по наградам. Перед этим по поводу некоторых наград даже мне звонили домой. В частности по поводу замены советом просимого звания «Народный артист РФ» на почетное звание «Заслуженный деятель искусств РФ» для «продюсера Российской ассоциации музыкальных продюсеров»…. Владимира Петровича Преснякова. По этому поводу, наверное, тоже взбодренный звонком, вставал даже Андрей Вульф, объясняя, что Владимир Петрович еще и много играет или еще недавно играл сам, и что он выдающийся саксофонист, собравший много разных ансамблей, как музыкант и продюсер. Министр поддержал единогласное решение совета. Я потом Андрею Вульфу объяснил, что в совет входит Бриль, который разбирается в игре на саксафоне и Павел Слободкин, знающий, что означает собрать ансамбль.
По первому вопросу я выступил, когда стало известно, что на совместном собрании СТД и представителей Роскультуры из списка выкинули Николая Коляду. Было, дескать, только одно письмо и не хватало остальных документов. Мы-то знаем, что когда кто-нибудь не хочет дать, освободить место для своего, то отыщут тысячу причин. Отодвинул также и ярославскую актрису Татьяну Иваньеву, потому что недавно ей дали «Золотую маску» за «честь и достоинство». Честь — русской актрисе; деньги — своим любимцам. Приблизительно об этом я и говорил в своем выступлении. Намекая на единодушие СТД и Минкульта, я привел пример с «закрытым» голосованием по спектаклю «Современника», когда при тайном голосовании все ратовавшие первоначально «за» оказались «против». В результате я добился приоритета для Николая Коляды на следующий год.
В институте написал рецензию на Радель и представлние на Алееву. В общей сложности Наталья проучилась в институте 12 лет, начинала, как переводчица, потом до меня училась у Киреева. По внутренней сосредоточенности и серьезности письма этот диплом, безусловно, заслуживает оценки отлично. Также написал письмо Анатолию Ливри.
Дорогой Толя!
Я получил Ваше письмо, которое, как всегда, содержательно и интересно. Естественно, я сделаю все, что меня попросит для Вас сделать Савкин, если это речь идет о предисловии к книжке Ваших рассказов. Они мне нравятся, в них я нахожу что-то такое едкое и свое, чего совершенно лишена наша проза. Ваши с