Как здоровье Сони? Я часто думаю о ней и понимаю, что при её деятельном характере болезнь для нее вдвое тяжелее.
Теперь последнее. Наш грант им. Анны Хавинсон я вручил нашей выпускнице — Лене Георгиевской. Девушка она взбаломошная, но внутренне очень честная и порядочная. Не уверен, что она напишет Вам письмо, но в памяти её Вы останетесь навсегда, и вообще мысль о том, что нам не дано ничего предугадать — очень точна, особенно по отношению к писателю. В отношении Лены — думаю, что деньги эти для литературы не пропадут. Что касается нашего друга, молодого рыцаря литературы, то деньги и диплом пока лежат в сейфе, я жду общества, людности, зависти со стороны его коллег, так что вручение будет в самом начале сентября. Тогда и напишу и Вам и что-нибудь в средства массовой информации.
Пока всё, дорогой Марк. Писатель любит писать о себе, и поэтому сообщаю, что сейчас передо мной расстилается поле последней главы моего романа — зал, где происходит защита дипломных работ…
Пока не напишу, дорогой Марк, ничего более не рассказываю. Обнимаю.
PS. Завтра в Московской Мэрии вручают премию имени Москвы Анатолию Королеву, нашему преподавателю. Его роман «Быть Босхом» печатался в «Знамени». Естественно, премию он получает с моей подачи.
Ваш С. ЕСИН
2 сентября, суббота. Всю неделю был такой ливень, что подвал затопило и воду пришлось откачивать. В условиях подводной лодки Витя натопил баню. Баня была сдобрена еще и арбузом — это продолжение дня рождения С.П. Глаз у меня потихонечку отходит, но я еще волнуюсь. Кажется, Витя Широков был прав: капаешь — пройдет через семь дней, не будешь капать — пройдет через неделю. До бани успел выкопать лук, и постричь половину участка. Цветы, которые меня так радовали, жухнут, поселок становится пустым и печальным.
3 сентября, воскресенье. Как нужна молодость, когда появились внутренняя свобода и ничего не может остановить фантазию. Молодость — это возможность работать с утра и до вечера. Днем опять полил дождь, так приятно лежать в теплой комнате под шум дождя и читать книгу. Душу точит червячок: надо бы начинать четвертую главу, но колеблюсь между острой сатирой и острой жалостью к происходящему и людям. Да и в чем конкретный конфликт? Как его выписать? Чтобы его выписать так, как я его впервые увидел, нужна такая злоба и такая энергия. Днем ходил к соседям, встретил Сашу, который уже вышел из больницы, теперь ему предстоит операция на сердце. Саша офицер ВД, только что ушедший на пенсию, рассказывает, что когда он пришел в ведомственную поликлинику, где он и грохнулся в обморок, его даже в госпиталь не хотели класть, отвезли в какую-то больницу. У нас, дескать, все забито молодыми, их надо лечить. Ощущение, что нынешнему поколению все пожилые люди мешают, скорее бы они ушли…
Вечером в Москве опять консервировал огурцы и помидоры. Попутно читал документы к завтрашней коллегии Минкульта. Наблюдения не самые занятные, но завтра послушаем.
4 сентября, понедельник. Самое интересное — во время разговора за обедом. Я приехал в институт около часа, получил зарплату, а после пошел с Максимом обедать в нашу столовую. Там и состоялся разговор с нашими арендаторами-угольщикам. Они снимают один из институтских флигелей. Люди, которые поставляют и продают уголь, естественно, его не производят. Так вот они говорят о новом конфликте, который назревает с Украиной. Попадет ли он в прессу? Я по наивности, непростительной в моем возрасте, думал, что нынче все, что происходит, особенно криминального или политического, немедленно попадает на страницы прессы или в телевидение. Но оказывается, и о конфликте, который случился в Карельской Кондопоге, с убийствами, дракой, поджогами, огромным для этого маленького города митингом, мы узнали только через неделю, потому что власти старательно прятали его от средств массовой информации. И такое возможно, но обо этом позже.
Оказывается, милые украинцы придумали интересную игру, получив специальный, именно для перевозки угля, отвечающий экологическим стандартам вагон, они возвращают не его, новенький, хорошо работающий и дорогой, а свой собственный старый — отстой, вагоны другого класса и уже устаревшие, изношенные. За всем этим стоит деревенская, местечковая психология. Причем, все это не единичные случаи: в обороте тысячи вагонов, каждый из которых стоит до 25 тысяч долларов. Подобные случаи бывали раньше, на этот раз наше управление ж.д. издало приказ о сокращении поставок на Украину на 50 процентов в течении шести месяцев. Это, как я понимаю, немедленно ударит по украинской экономике. Как это похоже на украинское же воровство газа.
Теперь с Кондопогой. Здесь много версий, но результат такой: люди с Кавказа, кажется, чеченцы, сошлись с коренным населением, и двое славян было убито. В ответ славяне подожгли ресторан, в котором проходила драка. Из передачи по радио, которое постоянно слушаю в машине, я понял, что начались погромы. Потом собрался митинг, на который пришел каждый десятый из трудоспособных жителей. Значит, допекли. В пересчете на Москву, где не 35 тысяч человек, вышел бы миллион. Это уже революция. Классовая ли здесь ненависть? Не думаю, что все пришлые чеченцы, бедняки. Расовая неприязнь? Но что-то в России не так кругло, как в Европе. И случай, подобный этому, не единичен. В радиообзоре из уст кого-то из слушателей можно было услышать: одна-две семьи с Кавказа — милейшие люди, но когда они сбиваются в стаю, — это звери. Так и было сказано.
Теперь последнее, из сегодняшних «событий». Здесь у нас, в Капотне, в одной из тюрем заключенные захватили в заложники начальника тюрьмы и кое-кого из персонала — всего 15 человек. Вечером тюрьму брал ОМОН. Это на фоне только что прошедшего дня Москвы. На Лужкове была красивая декоративная цепь.
Теперь начну с начала. Утром состоялась коллегия Минкультуры. Еще в воскресенье на даче я прочел справку министерства и всех его агентств «О выполнении плана мероприятий федеральной целевой программы «Культура России» (2006–2010 годы) за 1 полугодие 2006 года». На капитальное строительство отпущено 74,5 процентов средств от общего объема финансирования. В свою очередь, большая часть, если не 90 процентов этой суммы, уйдет на реставрацию Большого театра, строительство новой сцены в Мариинском театре и на МХАТ им. Чехова. Занятно и страшно читать о тех дефектах, которые были вскрыты при реставрации Большого. Практически это значит, что в любой момент вся позолота и роскошь могла рухнуть на зрителя. «Зрительская часть театра расчленена сквозными трещинами на деформационные блоки»… «поперечные кирпичные сцены оторваны от продольных стен»… «все вскрытые металлические внутренние связи разорваны»… «кирпичные своды находятся в деформированном и аварийном состоянии»… Я отчетливо представляю, как кирпичные своды, увлекая за собой муз с потолка, летят на головы меломанов и балетоманов. Естественно, уже выявлено, что полная реставрация обойдется дороже, чем планировалось.
Что кается остатков, особенно гуманитарных, то они истрачены на фестивали, спонсирование фильмов, книжные программы. В списке фестивалей «Литература и кино» стоит на втором месте, после анимационного кино.
Я сперва намеревался говорить о том, что надо внимательнее следить за тем, что финансируем, что «Сволочи» должны были сниматься не за госсчет, хотел говорить по гласности книжных проектов. Но потом передумал. После окончания коллегии перекинулся несколькими словами с Соколовым. Ему доложили о моей позиции на Экспертном совете, и он со мной согласен. Оба мы понимаем, что Филиппу Бедросовичу все равно дадут звание народного артиста. Скучно, уже засыпаю. В институте выяснил, что С.П. не дали причитающихся ему Лужковских денег, а мне не выплатили матпомощь к отпуску, причитающуюся по договору. С чувством глубокого удовлетворения сообщил об этом БНТу. Л.М. сказала, что все это случайно, никто не желал С.П. ущучить. На это я ответил, что весь Фрейд построен на оговорках и бессознательном.
5 сентября, вторник. Сегодня я ощутил себя чем-то вроде знаменитой балерины, которой предстоит очередной спектакль. Волноваться начинаешь за несколько дней, и чем ближе, тем волнение сильнее и безнадежнее. Полная прострация и апатия утром, но надо собираться, что-то съесть, привести себя в порядок, чуть размяться; в уме что-то повторяешь, ощущение полного провала; потом едешь, еще не собранный и сонный, подходишь к театру, слоняешься, ожидая полного провала, в кулисах; наконец, звонит звонок, стоишь перед чертой света, черной настороженной глубиной зрительного зала, и вот выскакиваешь на сцену и вдруг — все получается, все становится осмысленным полным сил и тоскующей энергии. Что-то подобное я испытал сегодня. Никогда не был, казалось мне, таким не подготовленным, думая о полном провале и о двух семинарах, которые надо провести. Соединить семинары почти невозможно. И дело не столько в возрасте, а скольно в несовместимости поколений. Потом, когда провел «молодой» семинар, я понял, что влюбился в них с первого взгляда. Все было, с моей стороны, почти обычно. Первый семинар: задачи, быть писателем, постоянная работа, навыки, потом знакомства, определили, что будем обсуждать на следующем занятии. Не было младшего Аксенова, поэтому начнем с Бессмертной, внучки Визбора. Второй семинар, старший, прошел довольно скучно: определили график обсуждения дипломных работ. Не думаю, что защиты будут триумфальные: время, когда собирался «старший» семинар, было тяжелое, ямное.
В «Труде» некоторые подробности Кондопогского происшествия. Во время драки в ресторане «Чайка», принадлежащего братьям Имановым (братьев четверо), убито два человека, местные житили. Один из них, Ильяз, был в советское время начальником райпо. Вскоре состоялся несанкционированный митинг. Были сожжены палатки и магазины, принадлежавшие выходцам с Кавказа, зал игровых автоматов, гаражи. Мать одного из убитых призывала на митинге власти признать, что драка не бытовая, а возникла по национальному признаку. Митинги и попытки поджогов состоялись неоднократно. Наболело, настрадались. Сейчас в Кондопоге введен комендантский час. Диаспора выдала милиции троих, участвовавших, по ее определению, в драке. М