Теперь надо приниматься за собственное, ответное письмо.
4 апреля, вторник. Утром, за два часа до открытия, я отправился на X Русский Народный Собор. Диктую эту страничку В.Я. сразу, как только вернулся, душа еще горит – ведь сложность Дневника заключается в том, что почти немедленно детали перегорают, кажутся не такими важными и нужными. А в искусстве – деталь это бог. Но о технологии потом, по надиктованному тексту все что-то добавляю и уточняю. Времени уходит даже больше, чем если сначала писать пером, а потом перепечатывать на машинке.
Зная московские порядки и тесноту на улицах, машину поставил на Пречистинке, метров за 800 от Храма Христа Спасителя. Думал, что попаду ко времени, потолкаюсь, поговорю со знакомыми. Очередь в зал Церковных Соборов меня не смутила, но я забыл, что это русская очередь. Конечно, очень приятно – кругом свои люди. Они старались каждый найти знакомого, и поэтому, медленно двигаясь вперед, очередь расширялась, как удав, съевший кролика. Появлялись какие-то дамы во вполне приличных шляпках, какие-то мужчины, с патриотическими разговорами о родине, о православном духе. Я стоял и думал, что они-то и должны создать ту ситуацию, те правила, по которым будет потом жить народ. Когда приблизились к калитке, долго наблюдал, как в нее все время входили группки непонятных мне людей. Это не были чиновники, чиновники давно были внутри, а какие-то знакомые, свои.
Собор открыл Патриарх, говорил достаточно обще и не очень интересно. Я сидел рядом с Бориславом Милошевичем, он знает меня, я знаю его. Чуть-чуть поговорили о его брате, потом подошел Дмитрий Жуков, долго стоявший в очереди и мечтавший найти место хотя бы на галерке. После Патриарха выступал митрополит Кирилл. Тема – свобода современного человека, права, церковная ответственность. Доклад оказался менее интересным, чем я ожидал. Хотя говорил он, по сути, правильные вещи – относительно абортов, эвтаназии, игорных автоматов, нетрадиционного секса, винопития; о язвах современной жизни, которые распространяют современные средства массовой информации. В остальном же речь была в духе тоталитарной церковной практики. Он уповал на инструменты – государства – законы, нормативы, запреты. Лучше было бы затронуть – голос Бога в душе каждого человека. Митрополит Кирилл говорил и о пропорциональном введении в армию священнослужителей различных конфессий. А кто будет определять пропорции? И о религии в школах – нельзя же держать в одной школе и православного священника, и муллу, и раввина…
Все эти мысли прокручивались в моей голове, когда я возвращался в институт.
Прочел две работы, поступающих в институт ребят. Девочка, кажется, из Москвы – Николаева Ирина. В рецензии я написал так: «Довольно уверенное без всплесков письмо. Небольшие рассказы-притчи, есть «волшебное», точнее, неземное, сверхъестественное, но, в отличии от других подобных работ, на русской почве, с русскими именами и русскими обстоятельствами. Девочку интересует моральная тема, меня это в ней привлекает, но делает все она в «обсказе». До экзаменов, пока, допускаю «да», но во 2-м эшелоне». Паренек – Ким Дима, кажется из Приморского края. Вот рецензия на него: «Обидно, что, видимо не без способностей, паренек пишет «волшебную» чушь: маги, иностранные имена – Гарри Потер шагает по стране, да здравствуют наши масс-медиа. Скорее всего «нет». Наш институт ориентирован на другое». Дети, которых неверно направляет школа и телевизор.
5 апреля, среда. С утра устроил себе день здоровья, был утром в бане, где и начал писать конец главы в новый роман. Я уже знаю, когда у меня в голове возникает некий затор и дальше не пишется, надо идти в спортзал или в баню. К трем часам успел в институт, где БНТ собрал встречу с редакцией «Нового мира». Зал был почти полный, но довольно быстро все начали рассасываться. Уверенно и интересно вел встречу Андрей Василевский. Сидели за столом Михаил Бутов, Руслан Киреев, Ольга Новикова, о которой я, оказывается, написал в дневниках «умная баба». Это выяснилось, когда, уже после встречи, я с нею заговорил. Меня неизвестно почему, она интересовал больше всех других присутствующих. Говорили интересно. Поважнел за последнее время Юрий Кублановский. Отдел критики и публицистики основательно рассуждал об отсутствии цензуры, даже внутренней. В качестве примера приводили именную «Книжную полку»: она, дескать, изначально не подвергается никакой цензуре. Здесь я позволил себе отпустить реплику: а какая же может быть цензура, когда вы заказываете, обзорную статью или «полку» Алле Латыниной, а не Капитолине Кокшеневой? Бутов много и точно говорил о поведении начинающего писателя. Когда все закончилось, через некоторое время я заглянул в ректорат. Там, оказывается, устроили для гостей чай. Меня на него не позвали. Это со стороны БНТ не очень славно, хотя бы потому, что я один из известных авторов «Нового мира». Я в подобных случаях звал всех заведующих кафедрами. Вечером у нас был у нас Леня Колпаков, говорили о его только что рожденном внуке Артеме и наших литературных делах. Алексей Слаповский, с которым было все обговорено, от преподавания отказался, похоже, что откажется и очень занятый и небрежный Кублановский. Как в конце жизни писатели пекутся о своей славе!
6 апреля, четверг. Утром ездил в Киноцентр на Краснопресненскую, в Благотворительный фонд. Валя хотела бы опять съездить в Матвеевское, в Дом Ветеранов кино, и фонд дает ей бесплатную путевку на 5 дней, остальное придется оплачивать самим. Но это единственная возможность ей пообщаться с людьми, сменить обстановку, больше гулять, отдохнуть от меня в конце концов. В Центре все великолепно, но оттуда недавно выехал Музей кино, я услышал в коридоре разговор, из которого понял, что готовятся вывозить и еще какие-то вещи Союза кинематографистов. Положение с собственностью здесь похожее на ситуацию в писательских союзах, но похоже, что кинематографисты отчуждают бывшую государственную собственность в свою пользу (словом воровство не пользуюсь) более решительно. В метро, ожидаю, пока милые женщины из Фонда откроют контору, читаю абитуриентку. Девочка из Москвы – опять нечто волшебно-фантастическое.
«Банальная беллетристика, выдуманные сюжеты – заказанная «влюбленность», «девушка со свойствами» – невыразительное слово, плохие диалоги, «неглупая девочка хочет стать писательницей». Пока скромно «да», последний эшелон, а может быть, потом и «нет». Нужна вторая селекция».
Пообщавшись с народом, я подумал, что хорошо бы написать рассказ «Мститель». Интеллигент, встречаясь с необязательностью обслуги быта, принимается мстить виновникам этих неудобств, притворяясь то врачом, то экстрасенсом, то автослесарем, то фининспектором или таможенником.
К трем часам, как было уговорено, поехал встречать Г.Д. Гачева на площадь Гагарина к новому зданию Академии. Несмотря на возраст – на семь или восемь лет старше меня – он человек предупредительный и внимательный: накануне созвонился с кем-то из своих знакомых автомобилистов и сообщил мне место явки – на троллейбусной остановке седьмого маршрута, если ехать из центра. Отправились на моей машине сначала в ИМЛИ, где и у Гачева были дела, и я должен был забрать отзыв на диссертацию у С.А. Небольсина, дальше у нас был план: пообедать и дернуть на спектакль театра Виктюка в Доме музыке на Павелецкой.
С Гачевым меня многое сближает – творческая манера, взгляда на окружающее, любовь к простой жизни. Главная его работа – огромный труд о ментальностях народов мира. Несколько томов опубликовано, но многое еще лежит в рукописи. Меня поражает: у человека с таким именем что-то лежит не востребованное! В то время, когда никого, и его тоже, не выпускали за рубеж, он, создавая книги о странах и народах – таким образом, он путешествовал. Здесь форма удивительно сплавлена с личностным началом, форма дневников забирала научные сведения и переплетала их с назидательными собственными историями. Он, мне кажется, как и я сам, человек всем удовлетворенный и никому не завидующий. Месячный оклад старшего научного сотрудника и доктора наук в институте, где он работает, составляет 4500 рублей. Как и меня, его тревожит слабая востребованность. «Мои читатели все поумерали». Боюсь, что мои тоже. Мы не тусовались, не бегали по вечеринкам, не шушукались по кухням, проза и научная работа требуют большого времени. Свой кайф словили, когда писали свои книги, и вот – результат.
Сережа Небольсин, как и обещал, не тольконаписал свой пятистраничный отзыв, но еще и прочел роман. Как человек литературный даже оставил об этом некое свидетельство.
«Батенька! Сказал – прочту единым залпом, и прочел. Там слоев несколько.
Мне был близок тот, что соотносим со «Скучной историей» Чехова ( или как там это?) Кстати, в силу того «Марбург» твой – НЕ роман.
О других слоях. Еще раз ощутил беспомощность бондаревского иностранничания в его повести про Эмму Герберт в 1945 и потом. В сравнении с твоим эта его детскость напыщенная вопиет.
Но это детали.
Об ином после поговорим.
С.Небольсин.
Р.С. Мне чуждо вникание в физическую близость и описание ее».
Последнее замечание для меня очень существенно. Я-то, наивный, начитавшись наших и зарубежных писателей второго плана, полагал, что без этого нельзя. А ведь как мучаюсь, когда что-то подобное пишу, как часто В.С. говорит мне, что этого я писать не умею.
Отзыв и письмишко лежало в картонной папочке с надписью: «С.Н. Есину, эсквайру».
Обедать втроем пошли на Арбат в какой-то довольно милый и не дорогой турецкий ресторан. Ели, ориентируясь на пост: рыбный суп и жареная рыба с прекрасным соусом из граната. Самым интересным по пути и за обедом были разговоры. Наша среда, наши, нашего возраста воспоминания. Цитировать что-либо не решусь, хотя рука и зудит: все писатели, и прошлое принадлежит каждому.
Завершающая часть программы – спектакль Романа Григорьевича Виктюка «Последняя любовь Дон Жуана, или эшафот любви» по пьесе Э.-Э Шмит (а –?). На программке, очень изысканной с фигурой обнаженного героя, небольшой текст самого Виктюка. «Странная история о великом обольстителе, которого его бывшие любовницы заманили в ловушку, судили и приговорили жениться на его последней жертве или умереть. Дон Жуан выбирает…».