огибшего сына Мао. Подпись на русском и на китайском «люблю»… Дальше китайскими иероглифами название отчей местности – Шаошань.
Дальше, если идти вверх, – справа казарма, внизу – «фитнес-центр для солдат», на крошечном пятачке над самым озером два спортивных снаряда – турник и параллельны брусья.
Забыл сказать в этой ситуации совершено необходимое. Стоимость посещения этой жизни вождя среди свежести, прохлады и хрустального воздуха – 33 юаня, 4 доллара, сто двадцать рублей. Идет, как и к домику вождя, толпа. Очередь в Мавзолей, но значительно быстрее и веселей, с детьми, со старухами.
Наконец показывается и сама знаменитая дача – одноэтажное здание из особого кирпича. Перед зданием, примыкая к нему, фонтан и бассейн. В бассейне – огромные золотые рыбки, и тяжелые от спокойной и сытой жизни карпы.
Я брал в Кремле интервью у А. Микояна. В здании ЦК, в Улан-Баторе разговаривал с Юмжагином Цеденбалом. Тогда я совершил непростительный промах, сказав ему о некотором, через его жену Анастасию, полумифическом родстве . Я разговаривал с Путиным в Кремле, с Шираком в Елисейском дворце, но я никогда не видел намека на быт вождей.
В плане дача Мао представляет собой параллелепипед, где размещены, один за другим, покои. Возможно, позже с обеих сторон или только с одной вытянутой стороны, появилась застекленная сплошь терраса. Галерея была изначала, с другой стороны. Вот по этим террасам вкруговую и идет неутихающая толпа, приникая к открытым окнам. Обзор. В обстановке, в гигиенической простоте стиля ощущается влияние сталинской дачи на Рублевке, и вообще сталинский вкус. Видимо, Мао хорошо запомнилось долгое сидение в Москве, когда Сталин решал… Хозяин определенно обладал невероятной харизмой. Всё запомнилось. Запомнилась и челядь, шнырявшая туда-сюда. «Москва-Пекин , Москва-Пекин, идут, идут вперед народы».
Итак, первая, большая, чем все остальные, комната. Широкие массивные кресла в полотняных чехлах. Середина комнаты пуста, кресла стоят по периметру. Есть дань китайской традиции – у каждого кресла по китайской, с крышкой, чашка для чая. Место для совещаний. Мао здесь жил мало, только 10 дней, прощание с родиной, но чаще и дольше бывал первый президент страны… Представить, какие речи здесь произносились вполне возможно. Демагогия и партийная терминология у всех еще на слуху. Дальше следующие окна и следующая комната – кабинет председателя. Властители в наше время стремятся к строгости и аскетизму в личной жизни. Нынче аскетизм– это еще почерк и признак подлинного богатства и власти. Бог с ним, с прошлой жизнью, у старых тиранов был свой почерк, идущий еще и от привычек подлинных интеллигентов старой закалки. Сегодня надо следить за ложной простотой и аскетизмом нынешних властителей. Здесь всё на политическую продажу.
За залом заседаний, как я уже написал, шал кабинет Председателя. Письменный стол, плетеное кресло, небольшой стеллаж с книгами. Что здесь стоит – понять трудно, книги, чтобы по ним судить хозяина, подбираются годами. Но Мао, как и Сталин, любил читать. Он даже обладал вредной привычкой сибарита: любил читать лежа.
В его спальне, следующей комнате сквозной анфилады, стоит что-то похожее на канапе или лежанку, с приподнятым изголовьем. Стоит этот агрегат у дальнего окна, находящегося от обозревателя в противоположной стороне. Это, чтобы с книжкой прикорнуть днем. По-сути это огромная, очень широкая кровать с нетолстым матрасом и боковой полкой. Ах, как я это понимаю, я тоже ложусь в Москве, на свой широкий диван, обложившись книгами. Мне нравится, когда книги собираются и лежат вокруг меня, прочитанными разворотами уткнувшись в одеяло, в постель. Просыпаешься ночью, не глядя, берешь книгу, включаешь лампу и продолжаешь читать с того места, где закрыл глаза. Это постарались местные умельцы, изготовившие необычный станок для спанья, они знали привычки кормчего-земляка. Две следующие комнаты неинтересны, у них нет лица и воспоминаний. Они предназначались для третьей жены Мао. которая здесь никогда не была. Маленькая киноактриса, взметенная волей случая к вершинам власти, имела другие интересы. Может быть, чему-то она и научилась у своего великого мужа. Сам конец ее был ужасен. Кажется, она умерла в тюрьме, но до этого поднялась до члена ЦК и участника знаменитой «банды четырех», чуть ли не захватившей власть в государстве.
Иногда китайцы проявляют себя как замечательные, хотя и наивные экспозиционщики. Но эту деталь я осмыслил и разглядел, когда по другому коридору двигался в обратном направлении. Комнаты были в два света, окна выходили на обе стороны. На кровати, предназначавшейся жене Председателя, стопкой лежало чистое белье и одеяло в пододеяльнике. Ожидание. Последняя комната – это комната для игры в пинг-понг. Там стоит деревянный стол из чуть рассохшихся за сорок лет досок. На память сразу пришла «пинг-понговая дипломатия», придуманная хитрецом Мао. Он пригласил на соревнование в Пекин американскую команду игроков в эту игру. Так впервые обозначились американо-китайские контакты.
Две детали на закуску. Я недаром назвал китайцев добросовестными, но наивными.. Как детали иногда подчеркивают всю совокупность отношений.
Бывая иногда, как турист, и в Зимнем дворце, и в Версале, я всегда, тайно стыдясь подобных мыслей, думал «про это». Недавно в фильме про Людовика Х1У показали, как король-солнце публично садится на ночной горшок, предварительно задернув занавеску. Три окна с дугой стороны показали туалетную комнату личных апартаментов. Кафель, ванная, такая же в то время ставили в Сочи, в лечебных мацестинскмх корпусах. Хороший большой, по форме почти не устаревший, наверное, тогда импортный унитаз с крышкой. И потрясающая деталь – высокий, как в Москве в то время, в ресторане «Метрополь», писсуар. На одного человека. Вождь писал, получая полное ощущение, что он где-нибудь в общественном туалете, вместе со своим народом.
Самое последнее: окна зала заседания, оказывается, зашторивали. Невидимые мною раньше с другой стороны, в конце зала заседаний стояли два современных проекционных киноаппарата. Как и Сталин, Мао любил кино.
Вечером около 10-ти улетели в Пекин.
15 мая, понедельник.Сквозь, начинающееся утро посмотрел, в окно: звезда на шпиле, то ли ВДНХ то ли дом на Котельнической и, успокоенный, снова заснул до семи. Вечером, вернее уже ночью, после двенадцати Хунбо привез нас всех в гостиницу: художники с Валерией, завтра утром улетают через Хельсинки в Петербург. В гостинице Попов со своим помощником и женой и нас трое. Почему же в Китае со мною (или я с ними) всегда хорошие люди. На этот раз не успели забронировать гостиницу в центре – живем на окраине. Возле местной ВДНХ, нашей постройки, значит, со звездой ночью я не ошибся, неподалеку Зоопарка – я уже нацелился. Собственно, отсюда и жилой комплекс, в котором ночуем – что-то вроде дома колхозника, гостиницы «Восход» и «Заря».
В принципе, для меня не очень избалованного люксом, все приемлемо, но, видимо, русских здесь знают. О, эта несчастная русская орда бывших челноков, она как ледник оставила после себя глыбы и валуны предубеждений. В холле гостиницы объявление: «русский борщ – суп» – столько-то юаней. В рецепции категорически заявили, что нужен определенный задаток оплаты за номер: вдруг будете звонить по междугороднему телефону? О, русская земля, ты уже за холмом.
Сейчас в Китае очень много разговоров о деньгах, они фоном проходят всюду, все напоминает: проверьте свои ресурсы. В номере две бутылочки с водой, на каждой из них плакатику: стоит три глотка воды 12 юаней. В ресторане нам долго объясняли про надбавку в 25%, если мы захотим, есть не китайскую, а европейскую пищу.
О моде китайской и европейской.
Утром читал «Российский колокол», который я предназначил в качестве подарке для Хунбо. Там, в моих дневниках, есть упоминание и о нем. Но я эгоистически читал в нем только свои материалы, не обращая внимания на других авторов. Кстати, я вычитал, что в церкви Сен-Женевьев у меня прах Декарта и Бунина. Хорош знаток! Возможно, на церковь Сен-Женевьев плюнул кто-нибудь из интеллигентской корректуры, перепутал с кладбищем Сен-Женевьев де Буа. Бунин похоронен именно там, в Париже же похоронен Буало. О, интеллигенция, и ее полузнания!
Весь день прошел в разговорах о жизни, литературе и обществе и долгих хождениях по магазинам. Чтобы покончить со второй темой, в центре купили запас подарочных чаев, а потом делали покупки в Центральном универмаге и в большом супермаркете, где мы живем. Если бы я все же кое-что не знал о Пекине. Если бы не понимал, что описать чужой город полно невозможно. Если бы не знал, что все зависит от округленности и точности словесных формул. От непродуктивного хождения из магазина в магазин, я бы просто завыл, но кто сказал, что писатель не извлекает полезное для «его литературы» даже из самого даже случайного!
О магазинах – цены почти московские, моды почти европейские. В провинции молодежная мода даже круче. Покупателей много, затоваривание при высоких ценах в центре почти очевидно. Каждая продавщица буквально цепляется за потенциального покупателя. Такая назойливость отвращает. Несколько раз я пытался, что-то выбрав, купить. Но, когда на стадии «пригляда», взволнованная продавщица бросается показать мне рубашку, на которой останавливался мой взгляд, я немедленно ретируюсь. Скольких же потенциальных покупателей они разогнали!
В окраинном, рабоче-крестьянском универмаге всё проще и, кстати, дешевле. Купил себе пару летних ботинок за 160 юаней (25 долларов).
Что касается деловых разговоров, то они не были так невинны. Я давно себе говорю, не лезь в драку, не переустраивай мир, не ищи врагов, не вызывай раздражение, но трусливое безрассудство гонит меня. Сначала, во время деловых переговоров между РАО с одной стороны и Китайским агентством авторских прав – с другой.
Со стороны китайцев люди все знакомые, неплохие. Подписание договоров, обман делегациями, взаимные удобства, вот наша жизнь, которой стоит радоваться. Я уже до этого знал, что китайцы идут за рынком, мало переводят художественной литературы, хотя рынок и спрос на эту литературу, хотя бы у людей старше 40 лет, огромен. Выпускается политическая литература, про КГБ, про политические преступления, про нездоровые проблемы общества. Я уже, кажется, писал о чуть ли не 30 книгах Дины Еникеевой. О существовании этого автора узнал лишь в Китае на выставке русской книги.