Вот полюса творчества: «Любовница и жена – это день и ночь», «Интим в холодильнике», «Суперсекс», «Геи и лесбиянки». Автор кандидат медицинских наук представляет еще и собрание наипошлейших очерков.
Я также знал, что китайцы постоянно еще задерживают гонорар. Он иногда, вопреки договорам, крутится в агентстве до года и больше. Вот я и обнажил вопрос: почему задерживают гонорары, за которыми стоят часто не очень обеспеченные авторы, и каким образом государственное агентство продвигает в Китае русских авторов?
Теперь я несколько прервусь и обозначу проблему с другой стороны.
Почти сразу же после переговоров состоялся парадный изысканный китайский обед. Кроме нас троих и трех китайцев («Наташа», моя старая знакомая, г-жа Цзоу Узянхуа, заместитель председателя Китайского агентства, был еще и главный специалист, переводчик, и главный, хотя и не всегда разумный Хуно. Еще присутствовал улетающий завтра Виктор Ерофеев. Он молодец, энергичный телеведущий – женщины глядели ему в рот – взял разговор в свои руки. Среди вопросов, которые Виктор задал, был тоже один очень «неделикатный». – Какими критериями руководствуется агентство в стране, где практически нет частных издательств,при отборе книг авторов на перевод?
Дальше он даже разъяснил нюансы возможного ответа: желанием издательств, мнениями экспертов, личными пристрастиями работников Капа?
Витя попал в точку. Здесь занервничали все. Уже во втором раз за сегодняшнее утро. Первый раз после моего вопроса во время переговоров.
Тогда все, действительно, занервничали. Были какие-то лепетания относительно занятости всех сотрудников, начали приводиться имена… Но дело в том, что с так называемым рыночным регулированием мы сдали позиции не только на востоке, но и на западе.
С изменением техники и технических условий наш РАО стал получать довольно большие деньги без особых хлопот с телевидения и радио. Их оставалось только перераспределять. Зачем возиться с литературой и щипать по кусочку, когда отваливают целый куш. Отсюда перестали вкладывать деньги в информационные сборники, вестники. Сегодняшняя ситуация победила понимание того, что литература – это фундамент всех искусств. Все это оказалось брошенным на самотек. Издательства, пытаясь получить наибольшую выгоду, выбросили, в том числе и на Запад, такой вал низкосортной продукции, что надорвали интерес к русской литературе. Пока она была не похожей на западную, ее читали. РАО, понимая, что всегда его можно обойти, угодливо заключало любые договоры и «продвинуло» то, что не принесло русской литературе славы.
Приблизительно об этом в дискуссии я осторожно и говорил, упирая, что при этой ситуации РАО вытеснением с рынка частными агентствами. И тут в беседу включился Владимир Попов, руководитель почти единственного в России преуспевающего частного агентства. Опускаю подробности возникновения этого агентства и то, как к агентству отошли права наследников знаменитых писателей: А.Ахматовой, К.Чуковского, Н. Гумилева и некоторых других. Это особая песня, мотивом которой может оказаться мелодия, которая сопутствовала возникновению крупных состояний. Надо так же добавить, что Вл. Попов долгие годы работал в ВОАПе, в предшественнике РАО, и сам он человек знающий и энергичный. Я сам при всех своих теориях готов уйти к нему под крыло. Писатель может или писать и будет успевать отсылать свои старые рукописи по изданиям, времени, чтобы вести процесс параллельно нет. РАО нынче в отличие от прежних времен никого не представляет и не пропагандирует. Если и случается по-другому, то это связано с книжными отношениями. Попов, как бы споря со мною, вполне, впрочем, резонно заметил, что особенно волноваться не следует: рынок так велик, что всем хватит места, За этим стояли еще нюансы, но их опускаю.
К сожалению, Володя со своим очень молодым помощником Женей, специализирующимся по Китаю и немножко владеющим китайским, на обед не остались. Ковали горячее железо. Окажутся ли он снова за государственный счет в Пекине? Попутно скажу, что китаист Женя, ужа начавший напрямую работать с китайскими издательствами, безусловно, очень скоро по всем статьям, несмотря на давние связи и море обаяния, нашу Лену Полянскую затрет.
Обед прошел замечательно. Самое главное, было интересно. Гвоздем здесь, конечно, был Ерофеев. Витя обладает умением задавать острые вопросы и оживлять беседу нетривиальными рассказами. Тем не менее, у него растет беспокойство – по моим наблюдениям – , касающееся его места в литературе. Судя по книгам, он все чаще уходит в политическую журналистику, ориентированную, в первую очередь, на вкусы и вопросы западного потребителя.
Когда речь зашла о наших поездках в Шаошань, Витя вдруг сформулировал нелегкий для нашей хозяйки вопрос: «Какие заслуги перед Китаем у Мао?» Кое-какие вопросы задал и я. Например, есть ли в Китайской литературе молодой лидер, сопоставимый по интересу к нему с Пелевиным? В ответ мне привели фамилию. Она у меня в записной книжке. Впрочем, когда называет фамилии писателя или в московском случае, его премируют. это совсем не означает, что его книги читают.
Вечером в гостинице принялся читать в четвертом номере «Знамени» новую повесть РусланаКиреева «Пятьдесят лет в раю» (большая вставка с компьютера).
18 мая, четверг. Пекин. На так называемом Пекинском Жемчужном рынке – иностранцев привозят туда в обязательном порядке. Наша «Горбушка» Описывать изобилие невозможно, но я все время думал, неужели эти сотни фигурок, изображающих персонажей китайской мифологии, тысячи одинаковых шкатулок, настольных ламп, речных пепельниц, будут раскуплены и, такие одинаковые и потому скучные здесь, украсят чьи-то дома, станут фетишами воспоминаний, в иных домах символами изысканности.
Рынок это не только изделия мастеров, часто символизирующие наступление рынка даже в интимную, художественную деятельность человека. Рынок это еще и более земные требования человека. Человеку нужно что-то носить, одевать, обувать. Ему нужно белье, башмаки, кружки, из которых пьют чай, тарелки, на которых едят. Ему нужны, трусы, и зонт, который бережет от дождя и зноя, ложка, чтобы хлебать суп.
Описывать китайский рынок бесполезно. Это значит описывать судьбу. Два дня назад, в центре Пекина, меня поразила стоянка велосипедов возле большого торгового пассажа. Они стояли один к одному, тесно, на расстоянии ста метров. Так в фантастических романах марсиане наступают, сомкнув строй. Не уместившиеся в рядах машины лежали плашмя сверху на рулях и сидениях.
Торговля с иностранцем – это особый разговор. Так же как и по сравнению с Москвой, особая дешевизна. Все эти штаны, рюкзаки и магнитофоны, продаваемые в Пекине, казалось бы, не отличаются от китайского ширпотреба, продаваемо в Москве, но в Москве этот ширпотреб качеством много ниже, чем на Жемчужном рынке. Это уже заслуга наших челноков скупающих все эксклюзивно дешевое.
Москву в Пекине вспоминал постоянно. Во-первых, Пекин совсем не так безобразен своим высотным однообразием, будто все спланировано и спроектировано одним архитектором, как Москва. Дело здесь не в ином уровне замысливания, а скорее в другом уровне коррупции и пригляда. Партия в этом случае совсем не пустое дело. Кое-что из безобразий, творимых сейчас в нашей стране, даже наша бы ветхая КПСС не допустила. Надо бы, во-вторых, рассказать о положительном влиянии Пекина на Москву. Все центральные автострады в столице Поднебесной вдоль разделительных полос и тротуаров в один ряд засажены розами. Чайная роза, я полагаю, это роза китайская. Мне кажется, что цветовое московское изобилие с весны – это не из какой-либо поездки Лужкова в Пекин? Засадим все незабудками, ровняясь на столицу Китая Мэр в кожаной кепке не учел одного – климата, а отсюда и затрачиваемых на оцетление денег. Розы на зиму не выкапывают и особенно не закрывают в Пекине, а какие бешеные суммы некоторые цветочные фирмы зарабатывают на анютиных глазках, на этажерках с ними, расставленных по всем центральным перекресткам.
С иностранца на рынке сразу запрашивается минимум втрое. Надо чуть-чуть реально представлять себе истинный разброс цен, чтобы не сдержаться от чудовищной переплаты. Такая же по виду рубашка, сшитая из плохого материала, где-нибудь на подпольном подмосковном заводе китайцами же, живущими без регистрации, все равно в Москве, стоит вдвое дороже, чем в Пекине. В Нью-Йорке и Мадриде тоже. На это и расчет, а также на то, что в торговле никто цену не назначит втрое, вчетверо выше, чем в реальной жизни. Практический ход до идиотизма невероятный, но очень точный. Начинается психологическая дуэль. Ее все время надо вести на грани обоюдных интересов. Торговец просто не может продать вещь ниже цены, по которой она ему досталась. Задача покупателя как можно ближе к ней подойти. Здесь могут быть демонстративные уходы, великодушные возвращения и пр. и пр. Это не только экономическое противоборство, но и увлекательная, подстегивающая нервы психологическая борьба. Иногда задумываешься, только ли экономический это инструмент или в отдельных случаях это еще и социальный театр общения.
Напротив того, что я называю пекинской ВДНХ, – большая, просто огромная городская площадь. Такая же, словно океанская отмель, была площадь перед Манежем и напротив гостиницы «Космос». В Москве эти площади Лужков бездарно застроил, подчиняясь или собственному эстетическому вкусу, или нуждам Гермеса или политической необходимости. Мы все отчетливо помним, какую политическую роль в свое время сыграла Манежная площадь в политических событиях последнего периода. Ее бы переменчивым на мнения демократам надо было оставить хотя бы в качестве памятного места. Люди моего поколения не помнят такого скопления, как во время тех, прошлых политических противостояний. Было бы, что показывать потомкам.
Итак – площадь. В прошлое воскресенье, когда мы приехали в Пекин, над этой площадью раздавались взрывы петард, музыка, двигалась неясная масса народа. Объяснение очень простое: воскресный день, судорожное прощание с праздником.