В принципе, я благодарен судьбе и удивительной настойчивости С. П., вовлекшего меня в это путешествие, но должен признаться, я ничего как следует не рассмотрел. Все эти знаменитые здания, интерьеры, скульптуры и картины требуют медленного обзора, незагроможденного сознания, чувственного вхождения в чужой мир. Все слилось невероятной лентой впечатлений, где трудно разделить отдельные фрагменты и сюжеты, но я прикоснулся. Почти все здесь вызывает восхищение. Но главное, не читать сразу же, покинув памятное место, путеводителя. Это оставит неизъяснимое чувство грусти от собственного невежества и просчетов удачи.
Возле фонтана на площади Синьории, оказывается, есть плита, которой помечено место, где сожгли Савонаролу. Не обличай! Но - я ее не увидел. Подобные места просто разжигают мое воображение. Все-таки это было! А в Риме на Форуме показывают, оказывается, место, где было сожжено тело Юлия Цезаря.
На несколько минут вся наша группа останавливается возле дверей Гиберти. Женщина-экскурсовод рассказывет сначала об этом шедевре, а потом о соборе и о его фасаде. Собственно, с этих дверей очень давно я и начинал, когда впервые читал книгу знаменитого искусствоведа моего времени М. В. Алпатова. Вот теперь можно понять, почему это кованое и шлифованное литье называют гениальным. Это ведь не просто переведенные в металл готовые сюжеты, эти сюжеты сначала появились в сознании художника. Вход в Баптистерий - платный, и здесь внутри мозаика в византийском стиле, но я уже решил, что пока обойдусь без этих чудес, надо сосредоточиться на главном.
Но не обойдусь без напоминания себе, что это все же римская постройка, превращенная потом в христианский собор. Вот так на плечах другой цивилизации и другой истории возникла история новая. Мы же в свое время старый фундамент собора превратили в бассейн. Конечно, я имею в виду Храм Христа Спасителя. Вместе с этим обрушили и память огромного пласта людей, которые в этом соборе венчались, отпевали своих близких, были крещены. Эта же, когда-то римская постройка в центре города, тоже, наверное, была каким-то языческим храмом. А потом почти до половины двенадцатого века служила кафедральным собором города. В нем, как известно, был окрещен и Данте.
Почти возле этих самых знаменитых дверей, которые недаром Микеланджело назвал «райскими», пела какую-то оперную знакомую арию молодая девушка в легком длинном платье. В ее белую из соломки шляпу с васильками туристы бросали мелкие монеты. Ее история, прошлое и будущее навсегда для меня останутся загадкой, но в памяти она сохранится.
Поразила удивительная близость одного мирового шедевра к другому. В свое время такая компактность преданий и священной истории меня поразила, как я об этом уже написал, в Иерусалиме. Оказалось, что Голгофа, пещера, в которой упокоили тело Иисуса, да и Масленичная гора - все это рядом. Также почти без разрядки баптистерий, как подосиновик под елкой, стоит рядом с собором.
Всех историй и легенд, рассказанных и не рассказанных, наверное, хватило бы, чтобы сочинить что-то подобное, а может быть, и более величественное, чем сочинения Виктора Гюго о кафедральном соборе Парижа. Для меня здесь важным были не грандиозные размеры собора, вмещавшие в свои стены до 30 тысяч человек, не невероятный купол, словно чуть примятый с боков, как кардинальская шапка, а то, что деньги на завершение отделки здания дали наши Демидовы. Вот откуда их княжеское достоинство - Сан-Донато. Что касается самого купола и технологии его изготовления, то об этом я знаю из прекрасных передач телевидения. Но что смотреть на все это невероятное творение без религиозного чувства!
После осмотра дверей Гиберти состоялась и экскурсия в сам собор. Здесь невероятная жара улицы сменилась ощущением райской и блаженной прохлады; сесть бы, расслабиться и предаться медленному созерцанию. Все мельком и бегом и бегом по основным достопримечательностям и признанным туристским аттракционам. Сначала размеры, здесь, как и в Риме, на полу находятся своеобразные мерки, помогающие понять величие здания. Первое по величине, второе по размеру в Европе, третье… Как всегда, потрясает сам замысел, и начинаешь фантазировать, как же все это было претворено в жизнь и построено? Сколько же здесь было пролито пота и исковеркано молодой силы? Время, когда собственное городское ли или личностное величие поверялось размером городской башни или собора. Из ряда цифр, которые никто и никогда не запомнит, удерживаю в памяти лишь одну: собор может вместить в себя 30 тысяч человек. Почти как современный стадион. Все время в голове крутится один и тот же вопрос: как эти теперь уже древние для нас люди могли начинать грандиозную стройку, определенно зная, что никогда не увидят ее завершенной? Строительство шло чуть ли не полтора века, а окончательное завершение, когда на собор надели зелено-белую рубашку, состоялось уже чуть ли не в наши дни. То-то собор кажется мне не только грандиозным, но еще и веселеньким. Микеланджело и Челлини такой отделки собора не видели. Да и сама идея, когда в нишах переднего фасада стали - побольше, в виде полных фигур, святые, а чуть повыше них, но поменьше, в виде бюстов - великие художники прошлого. Мысль эта принадлежит, конечно, нашему времени.
Огромный купол, разукрашенный внутри, как никогда в российском храме, чередой ярких библейских сюжетов, но здесь - это сцены Страшного суда. Замечательные часы, соответствующие представлению о времени и его счету тех дней, стрелка здесь идет в обратном направлении. Это нам только кажется, что мир неизменен и неколебим в своих привычках. Каждое свое открытие о мире человечество вырывало с трудом. Я уже знал, где-то вычитал, что во Флоренции существует музей истории науки, где можно увидеть линзы и астрономически инструменты, которыми пользовался Галилео Галилей. Я, правда, уже знал, что увидеть этот музей с магическими предметами и приборами, преобразующими время, мне не удастся.
На площади возле собора в маленькой забегаловочке мы с С. П. съели по замечательному итальянскому бутерброду - белый хлеб с сыром, помидором и ветчиной и почти ювелирную порцию холодного арбуза. Цены здесь привольные, а я хорошо запомнил совет нашего постоянного гида Яники, данный еще в Риме - хотя это было только вчера, но так приятно написать в Риме, - не переводите, не пересчитывайте цены на русские деньги. И не переводим, тратим напропалую.
Дворец Синьории я впервые увидел в учебнике по истории Средних веков, по которому я учился, кажется, в пятом классе. Это было, видимо, сразу же после окончания войны. Сколько полезного я узнал из этой книги и сколько картинок из нее вдохновили меня потом на какие-то рассуждения. Тогда трудно было понять, что означают гвельфы и гибеллины, так же как и республиканский строй в эпоху Средневековья, когда есть богатые - они все враги и бедные - они «наши». Башня у мальчиков всегда вызывала чувство восхищения. Но после того как ты видел пирамиды и Эмпайр Стейтс Билдинг, здание Синьории все же поражает подлинным, каким-то насупленным величием и жестокостью.
Конечно, страстно хотелось, нарушая весь наш выверенный туристский ритуал - лишь самое главное! - заглянуть в Синьорию, так сказать, в центр всех флорентийских интриг и историй. Но я уже хорошо знал, что запоминаются не экспонаты, а нечто возникшее внутри тебя, какие-то чувства и переживания, возникающие не в спешке в твоей праздной внимающей душе.
У входа в здание Синьории «Давид» Микеланджело. Конечно, не подлинник, а высокоточная копия. Я почему-то думал, что с Давидом я встречусь где-то в центре площади. Оригинал - под крышей в одном из флорентийских музеев. Другую копию, до складочки, я знаю по Музею им. А. С. Пушкина на Волхонке. Специально на Давида почти не смотрю, если возникнет когда-нибудь возможность, то, может быть, увижу и подлинник, выставленный в Академии. Здесь трудно ожидать какого-то нового качества. Разве только игру солнца на п о д л и н н о м мраморе. Но вот тут же на площади, в галерее, под ее арками, бронзовый «Персей» Бенвенуто Челлини, хвастающий головой Медузы. Тут и становится ясно, чем шедевры отличаются от их копий! Главное, физиологически, на уровне владевшей в этот момент художником страсти уловить, чем был вдохновлен тогда художник. Какие соревнования не на жизнь, а на смерть шли между ними и обстоятельствами! Я уже писал, что когда в один из длительных проездов на автобусе по Риму увидел замок Святого Ангела, мавзолей одного из римских императоров, превращенный в крепость, то подумал не о папах, которые периодически отсиживались за этими стенами, а сразу вспомнил молодого гения Челлини. Вот только с таким характером и создают шедевры, чтобы остаться на века. Вот и новый отрывочек из воспоминаний скульптора и ювелира, но это уже московская вставка. Здесь история создания, несколько отличная от историй благополучных и массовых промышленных отливок деталей к памятнику Петру, парящему в штанах Колумба над центром Москвы. К моменту, когда огромный тигль, построенный в собственном в доме, разгорелся, сам художник, руководивший всеми работами, практически потерял сознание. В критический момент его подняли с постели.
«Я тотчас же пошел взглянуть на горн и увидел, что металл весь сгустился, и, что называется, получилось тесто. Я сказал двум подручным, чтобы сходили насупротив, в дом к Капретте, мяснику, за кучей дров из молодых дубков, которые были сухи уже больше года, каковые дрова мадонна Джиневра, жена сказанного Капетты, мне предлагала; и когда пришли первые охапки, я начал наполнять зольник. И так как дуб этого рода дает самый сильный огонь, чем все другие роды дров, ибо применяются дрова ольховые или сосновые для плавки, для пушек, потому что это огонь мягкий, так вот когда это тесто начало чувствовать этот ужасный огонь, оно начало светлеть и засверкало. С другой стороны, я торопил желоба, а других послал на крышу тушить пожар, каковой из-за пущей силы этого огня начался еще пуще; а со стороны огорода я велел водрузить всякие доски и другие ковры и полотнища, которые защищ