17 сентября, четверг.Сижу дома. Больная нога делает меня инвалидом. Занимаюсь готовкой и пишу дневник, заполняя пропуски. Днем приезжали из Союза книголюбов, надо было подписать документы на награды к 35-летию организации. К счастью, поблизости оказался Ашот, который большой дока в наградных делах. Основным событием дня стало чтение «Литературной газеты». Во-первых, Боря Поюровский изменил привычке своей юности писать невинные статьи о театре, где никого не обижал. Во-вторых, - событием стало невероятное по глубине и резкости интервью Владимира Меньшова. Здесь много мыслей, с которыми я готов согласиться.
О том, что настоящая литература всегда найдет своего читателя (это моя мысль), как они поступают с конкурентами, совершенно справедлива и находит еще одно подтверждение. Также, что для мести еще важнее, чем состав крови, важнее степень талантливости.
«Самое яркое впечатление за последнее время - «Учебник рисования» Максима Кантора, превосходного художника, который и писателем оказался блестящим. Я увидел в нем собеседника - очень умного, глубокого, саркастичного. Его анализ сегодняшней жизни творческой интеллигенции показался мне чрезвычайно точным и очень смешным. Поражен, что эта книга-событие не оказалась ни в коротких, ни в длинных списках многочисленных наших литературных премий. Так по-прежнему распределяют награды по принципу «свой - чужой». Конкурентов сегодня не хают, опасаясь привлечь к ним внимание. Их просто замалчивают».
О том, что в угоде моде не надо стыдливо оставлять своих кумиров только потому, что они кому-то мешают, и говорят так, как думали.
В поэзии моя первая и на всю жизнь любовь - Маяковский, и меня бесит, что его как-то тихо и целенаправленно выдавливают из общепризнанной на сегодняшний день обоймы больших русских поэтов. Туда даже Есенина, без которого русскую поэзию и представить себе невозможно, но не очень охотно включают.
О том, что все, предложенное модой или общим правилом, все равно любить невозможно, и чтобы сохранить свою индивидуальность надо, быть искренним. Или еще раз о Достоевском.
«У Достоевского никогда не мог осилить больше двадцати страниц за раз. Нарастало раздражение от тех самых психологизмов, которые так восхищают в нем читателя, особенно западного. Женщины его кажутся мне персонажами насквозь искусственными. От всех этих «а вот ручку-то я вам и не поцелую», переходящих из романа в роман, я просто на стену готов лезть. Это не мой писатель. Самым любимым автором был и остается Герцен: обширнейший ум, блестящее владение стилем, «бездна», как он любил выражаться, юмора. «Былое и думы» могу перечитывать бесконечно. Рискну заявить - это лучшее, что было написано на русском языке».
Казалось бы, обычный пассаж о самобытном русском пути или о Западе и Востоке. Здесь примечательно имя Петра Чаадаева, но соль приведенного ниже пассажа в последней фразе, где сформулировано то, что ощущали многие. Цитата начинается с риторического вопроса.
«…может быть, Запад растроганно принял наши извинения и раскаяния и распахнул нам свои объятия, и мы оказались приняты в семью цивилизованных народов, сбылись вековые мечты наших Чаадаевых? Да нет, придерживают нас уже двадцать лет в сенях, а мимо, брезгливо поглядывая в нашу сторону, следуют в светлую горницу куда более цивилизованные румыны, болгары и разные прочие албанцы. Еще один урок преподнесла нам новейшая история: антисоветизм был всего лишь эвфемизмом вульгарной русофобии».
Перед такой ясностью и смелостью можно, как говорится, и снять шляпу.
Во второй половине проковылял в банк. Увеличили платы за охрану. Потом поплелся в парикмахерскую. Здесь плата за стрижку увеличилась на 120 рублей. Возвращаясь обратно, поговорил по телефону с Колей Чевычеловым. Он рассказал, как он почувствовал себя воцерковленным. Оказывается, он только что ездил в Ленинград, чтобы приобщиться мощам Ксении Петербуржской. Я еще раз позавидовал людям, обретающим веру. Дальше, уже подходя к дому, встретил своего соседа Бэлзу. По-соседски довольно долго говорили. «Соседушка» - источник многих и чрезвычайно интересных сведений. В частности, он рассказал о похоронах Василия Павловича Аксенова и о речи Евгения Евтушенко. В известной мере эта речь, оказывается, была вызвана романом Аксенова, который сейчас печатается в журнале «Караван истории». Здесь Василий Павлович вывел многих друзей юности под прозрачными псевдонимами.
Еще более интересно великий мой сосед рассказал о мастер-классе, который вел Ван Клиберн. Американский маэстро, приехав в Россию, забыл прихватить орден «Дружбы», которым в прошлый его приезд наградил В. В. Путин. Бэлза напомнил маэстро об ордене. Тот не растерялся и быстро спросил: «А у тебя такой орден есть?» Конец истории: на своем торжественном мастер-классе кумир щеголял с орденом моего соседа.
Еще утром передали: американское правительство решило не размещать противоракетные системы в Польше и Чехии. Много разнообразных комментариев, кто выиграл и кто проиграл. Мне показалось, что выиграл от этого Обама. Он продемонстрировал нормальное течение логической мысли: а на фига? Поздно вечером говорил с Натальей Евгеньевной, моим редактором в «Дрофе». В разговоре возникла рубрика «профессорская проза» и занятная компоновка новой книги - «Кюстин» и «Дневник за 2009 год». Если бы!
18 сентября, пятница.Снился странный сон, будто бы в какой-то гостинице, похожей на наше институтское общежитие, я вижу, что в разных комнатах, двери от которых открыты в общий коридор, пакуют в дорожные мягкие сумки свои вещи Наталья Дмитриевна Солженицына и Александр Исаевич. У меня складывается впечатление, что они между собой не в ладах. Потом Александр Исаевич исчезает, а за ним вдруг засобиралась Наталья Дмитриевна. Я начинаю волноваться, что она уедет, ничего не поев и не позавтракав. Я вроде бы предлагаю ей сходить в магазин и купить хотя бы сыра и молока. К моему удивлению, Наталья Дмитриевна, которая в представлении моего сна гордячка, вдруг соглашается. Я выхожу во двор и вижу автобус, в который садится народ. Я тоже сажусь, в надежде доехать до какого-то места, где начинаются магазины. Мы едем, мелькают какие-то городки, и потом я замечаю, что весь автобус полон гастарбайтеров, и понимаю, что меня увозят в рабство. Тогда я пробираюсь ближе к кабине за какую-то шерстяную занавеску и вижу там полицейского, которому пытаюсь объяснить, что я русский журналист. В ответ на это полицейский протягивает руку, кладет пальцы мне на веки и отчаянно давит, приговаривая: кричи. Тут я просыпаюсь.
По материалистической привычке искать объяснение для снов понимаю, что сон вызван крошечной информацией в газете. Министр Фурсенко издал приказ, которым в список обязательной литературы для изучения в школе включил «Архипелаг ГУЛАГ». Один филолог, В. В. Путин, предложил, посоветовал, другой филолог, Фурсенко - немедленно выполнил. Кто там шагает левой?
Еще пару дней назад прочел книгу Вл. Личутина «Последний колдун».Здесь его первая знаменитая повесть-открытие «Обработано - время свадеб» и собственно повесть «Последний колдун». Отношение у меня ко всему этому сложное: Личутин, конечно, просто волшебник слов, его фраза вибрирует и светится. Но все это одна какая-то фреска, которую Личутин пишет всю жизнь. Не очень-то это и ясно: существуют ли эти люди, этот язык и эти отношения? Но ведь и мир Фолкнера - тоже придуманный мир.
Написал письмо Марку и, как всегда, еду вечером на дачу.
19 сентября, суббота.Хорошо выспался. Весь вчерашний день, несмотря на то что пытался себя занять, был посвящен чувству удивительной неприкаянности. Все в мире было пусто, целей нет, погода ухудшилась, дождит, похолодало. В Интернете вчера прочел, а потом Ашот опустил мне в почтовый ящик еще и заметку из «Коммерсанта»: в короткий список «Ясной Поляны» я не попал. Паша Басинский долго объяснял корреспонденту, будто перед кем-то оправдываясь: «сильный список», «трудный выбор». Оставили троих, Василия Голованова - с нон-фикшен об острове Колгуеве, Романа Сенчина с «крестьянством», о современной деревне, и «ретрорассказ с домовыми» Игоря Малышева. С чувством удовлетворения выписываю имена моих хороших знакомых или даже друзей, входящих в жюри: Лев Аннинский, Игорь Золотусский, Валентин Курбатов, Владислав Отрошенко, Павел Басинский. Председательствует непосредственно граф и помещик Владимир Толстой, охарактеризованный в качестве «журналиста, эссеиста и директора». Один из них, выпускник Лита Паша Басинский, в своей жизни все же написал роман, о котором мне так своеобразно говорил Юра Поляков. Никто, конечно, ничего не прочел.
Утром на термометре было ноль градусов, потом засияло солнышко. Надо работать и перестать кукситься. Начал с того, что прочел довольно большой материал Кати Писаревой«Во втором составе». Достоинством является, что Катя пытается, хоть и на примере театра, показать судьбу человека во времени, т. е. целую жизнь, и это мне кажется важным. К сожалению, много рассказано, а не показано, язык почти не держит повествования. Катя не знает реальностей театра, настоящей работы режиссера, актеров, даже уборщицы. Но замах энергичен.
За Катиной работой принялся опять за чтение к конкурсу «Пенне». Здесь - Евгений Скоблов. «Сборник неразрешимых задач. Рассказы» - книжка занимательная по многим параметрам. Во-первых, издание осуществлено Хмельницкой областной организацией Всеукраинского творческого союза «Конгресс литераторов Украины». Во-вторых, я не понимаю людей, заявивших ее на конкурс. Они что, ничего не читают? Язык в лучшем случае областной газеты, содержание - между пошлостью и предельной облегченностью. Как так можно писать и как в этом случае на что-то претендовать?
«- Есть ли у вам чернила? - осведомился он у продавца, - желательно, зеленые, плохо смываемые и подешевле?» -Это почти начало рассказа, а последние слова этой цитаты почти конец этого рассказа. Чтобы читатель не мучился, сразу сообщу, что чернила покупателю нужны для того, чтобы залить ими работу молодого конкурента в рабочей карьере. Но какова аранжировка!