ева, свидетелем которого стала публика на юбилейном гала».
Вечером же написал заказанную мне «Литгазетой» страничку к юбилею М.П. Лобанова, подпись под фото.
«Михаил Петрович Лобанов уже давно никого не удивляет, когда, без задержек и пауз, почти вбегает на верхний этаж Лита, где расположена кафедра литературного мастерства. Здесь знаменитый критик и публицист работает почти пятьдесят лет. Не удивляют и лобановские книги и статьи, которые с завидной регулярностью выходят в свет. Библиографию вряд ли стоит приводить, она у друзей и врагов - и тех, и других у Лобанова достаточно, - на слуху. От самой первой его знаменитой статьи, по поводу которой заседал ЦК КПСС, до последних мемуаров «В сражении и любви». Слово «любовь» в этом ставшем привычным лобановском словосочетании пропустить не следует…
Меня лично если не удивляет, то восхищает в Лобанове другое, чисто производственное.
Как уже давно известно, заочники всегда в Литинституте пишут лучше и ярче ребят с очного отделения. Это и понятно: они приходят, как правило, в вуз, вооруженные тем, что мы называем знанием жизни, а ребята с очного очень часто попадают сюда прямо со школьной скамьи - это, вопреки творческой логике, позволяет закон об образовании. Так вот, у профессора Литинститута Лобанова, а ведет он исключительно заочников, студенты всегда - даже среди заочников - лучшие. Не буду сравнивать мастеров - все они опытны и имениты, но есть какой-то лобановский феномен в поиске русского таланта и воспитании его в слове. Как это он умеет, я не знаю, впрочем, преподавание любой творческой дисциплины, это не только знание - и собственный опыт, но и некоторая магия. В этом ряду уже отмеченное слово «любовь» не лишнее: без любви нет ни мастера, ни ученика.
Со своими учениками Михаил Петрович разговаривает очень просто. Он почти не употребляет иностранных слов и редко пользуется понятиями зарубежной литературы, которую, однако, прекрасно знает. Его литература -святоотечественная. Говорит Лобанов в той манере, которую так любят в Англии и не любят у нас в правительстве и на телевидении: так иногда повторяя и проминая слово, что возникает ощущение только что возникшей мысли. Так оно искреннее и доходчивее.
Лобанову в эти дни исполняется 85 лет и, прошедший войну солдатом, литинститутский профессор и писатель не собирается сдаваться, потому что по-прежнему чувствует себя победителем.
Сергей Есин,
заведующий кафедрой литературного мастерства
Литературного института им. А. М. Горького,
профессор, доктор филологических наук»
9 ноября, вторник. Утром пришлось ехать сначала в Дом журналистов, а потом уже в институт. В Домжуре состоялось заседание коллегии по жалобам на прессу. На этот раз пожаловался бывший преподаватель физкультуры в Академии тонкой химической технологии им. Ломоносова Александр Алексеевич Плескачев, и сразу на две газеты - на «МК» и на «Известия». Вначале вся ситуация у меня вызвала даже брезгливость. Преподаватель брал за зачеты по физкультуре взятки, был изобличен, судим, какое-то время отбыл на поселении, освобожден, собственно, все закончилось, забудьте. Сидел перед нами шестидесятилетний человек и требовал, казалось бы, мелкое: чтобы «Известия», напечатавшие официальное сообщение, объяснили ему возникновение заголовка «Любовь к взяткам обернулась для столичного преподавателя четырьмя годами тюрьмы», а «МК» - приблизительно такие же вольные красоты стиля и возникновение еще одной - всего в «МК» по тому делу было три заметки - «промежуточной» газетной информации, которая, по мнению Плескачева, сыграла в его судебном процессе некую детонирующую роль. Мы, сидящие за столом, все время просили быть ближе к сути дела, то есть газетной публикации, а вот сидящий напротив нас все время склонялся рассказать сложности процесса над ним. В деле его действительно просматривались какие-то неувязки. Вскоре выяснилось, что суд был и впрямь настолько странноват, что им заинтересовалась знаменитая передача «Человек и закон». С неохотой мы стали передачу, записанную на диске, смотреть. Вот тут все и сошлось. С моей точки зрения, человека осудили не вполне справедливо. Если вкратце - кому-то понадобилось это место, кому-то понадобился зал, в котором преподаватель, специалист по каратэ, вел свою секцию. И это был вольный или невольный случай, когда средства массовой информации стали фактически орудием преступления. Как-то все сразу подобрели к жалобщику, мелькнула мысль о том, что поверженный человек продолжает сражаться за свою честь…
Особое впечатление от всего этого оставляет суд. На экране, кстати, показали молодого следователя. Надо не забывать, что каждый из нас в любой момент может оказаться в руках подобных людей. Плескачев, кстати, сказал, что он попал еще и под волну борьбы со взяточничеством в вузе.
Из Домжура шел пешком. К счастью, из дома я прихватил бутерброд с отварной говядиной, по дороге его съел, а уже в институте выпил чашку кофе из автомата. Буквально за несколько минут до семинара забежал на кафедру Царевой, там уже второй день празднуют день рождения З.М. Кочетковой - успел ухватить еще два куска торта.
Семинар первого и пятого курсов, на котором обсуждали повесть Марка Максимова, прошел также во всеобщем молчании, как в свое время обсуждение Саши Нелюбы. Кстати, большинство семинаристов материал Максимова так и не прочли. Некоторые осилили только три-четыре страницы. Самые заядлые мои разговорники и любители чистого искусства - Нелюба, Матвеева, Абрамова, Травников, Савранская - просто не пришли. Для меня повесть Максимова - пустой, а может быть, и болезненный звук. У него о себе, как мне кажется, самые высокие представления. Я пять лет ему талдычу: ближе к жизни, меньше Томаса Манна, ближе к себе и к своей стране. Юра после семинара спросил у меня: «Еврей ли Марк?» Я ответил: «Не знаю». У дотошного Юры к этому вопросу особое отношение…
Перед обсуждением я раздал всем по листочку бумаги и попросил высказаться о повести Марка. Теперь буду разбираться. Первой свой отчет сдала Ксения:
«Прочитала все, но:
1.Вдумчиво и основательно 25-30 страниц.
2.Следующие 30 страниц - мучительно и слезно.
3.Последние 20 страниц - по диагонали (я против самонасилия).
Первое и самое верное впечатление: эталон многословия.
Считаю, что нужно нещадно урезать наполовину (а то и больше). За счет громады лишнего создается фальшивая глубина
О чем:
Путешествие во сне и наяву аморфного аутичного Родиона. «Дорога из никуда в никуда». Могло бы получиться хорошо, но получился странный винегрет».
Но хватит о грустном, тем более что порция, которую я одним махом, при чтении, наметил в воспоминаниях Леонида Иванова в альманахе «Проза с автографом», подходит к концу:
«В восьмидесятых годах в ЦДЛ появился новый отряд гениев. Именно в ту пору моими друзьями (и одними из лучших собутыльников) стали динамичные, всезнающие Николай Климонтович и Вячеслав Пьецух; они тоже по разочку сообщили мне, кем являются на самом деле, да еще объяснили, почему именно: первый - потому что «умней и образованней других», второй - потому что у него «новая проза - импровизации на тему» (а я-то, темный, считал, что истинное искусство - это прежде всего традиции, преемственность и, конечно, сюжетность). Этих прозаиков объединяла нешуточная мужская притягательность: и тот и другой ходили с высоко поднятой головой, стремительно, прямо-таки рассекая воздух; в застолье оба держались как нельзя лучше: говорили легко, без всяких затертых словечек, их оценки были хлесткие и точные, как попадания в десятку. Ну а «контактный» взгляд и полуулыбка-полуусмешка завершали дело - мужчины в их обществе меркли, а женщины на них так и висли и от волнения чуть не падали в обморок. Ко всему, и Климонтович, и Пьецух были профессиональными тусовщиками - без них не обходилась (и сейчас не обходится) ни одна выставка, презентация - и понятно, подобный житейский фейерверк для многих является предметом зависти.
Кое-кто находил в текстах Пьецуха всего лишь залихватскую журналистику и антироссийский уклон, а у Климонтовича к этому еще добавляли самолюбование и откровенную, до пошлости эротику».
В «Вестях» услышал о новом скандале в нашем искусстве. Главное действующее лицо - министр. На сей раз это попытка назначить сверху в цирк на проспекте Вернадского, действующий много лет успешно и художественно полноценно, некого бывшего клоуна на должность руководителя. Средства массовой информации связывают происходящее с желанием чиновников привязать успешный и самостоятельный цирк к громоздкой системе «Росгосцирка». Все это мне напомнило попытку поставить ректором РАТИ бывшего танцора Шерлинга. Как и в том случае, коллектив устроил обструкцию министерской инициативе. Но какая любовь у министра к Шерлингам!
10 ноября, среда. Часа полтора вставал, готовил завтрак, принимал лекарства, что-то внес в Дневник и поехал в «Дрофу». Наталья Евгеньевна, мой редактор по «Маркизу», прочла одну треть - две главы. Чтобы не забыть - она собирается в краткий отпуск, - решила со мною эту правку согласовать. Конечно, в «Дрофе» все идет довольно медленно, в «Терре» все бы уже давно было напечатано, но какая замечательная разводка рукописи, как талантливо замечены все повторы, исторические неточности, какое огромное терпение при чтении! Местами мне было стыдновато за собственный текст, тоже мне доктор филологии! Еще раз порадовался, что не поторопился с печатаньем и пошел на некоторую отсрочку, зато получу текст, за который не надо будет переживать.
Дамы в редакции по своей доброте меня еще и напоили чаем с разными разностями, которые мне не следовало бы есть.
Уж в машине, по дороге в институт, подумал, что хорошо бы по этой правке написать какую-нибудь студенческую курсовую работу. Меня не убудет, но для студентов это было бы полезно.
Взял рукопись Дневника за три месяца 2009 года, которую после меня и Марка просмотрел Лёва - что бы я делал без своих друзей! Дома до позднего вечера сидел за компьютером, просматривал правку Дневника за июнь, идет медленно. Также написал коротенькое письмо Марку, чтобы он в будущем смелее орудовал с моими текстами.