27 марта, суббота. Весьма скромный завтрак в гостиничном ресторане. Есть какие-то моменты, когда на Украине тебя не могут не надуть или обокрасть. Через тончайшие листики сыра просвечивало металлическое дно подноса, в блюде, как осажденная крепость, стояла крошечная кучка творога, но все искупали собой вареные яйца и два совершенно роскошных омлета!
До запланированного похода к писателям мы с Николаем Переясловым совершили замечательную прогулку по городу: Софийский собор, бульвар над Днепром. Спустились снова вниз на площадь Незалежности. Все-таки Киев - один из самых красивых городов мира! Но это город богатых людей - все это их дома и их ландшафты. Особенно показателен Киевский вокзал. Впрочем, сначала надо пересказать одну историю, которую поведал мне главный редактор «Дружбы народов» Александр Эбонаидзе. Если коротко, то одна гражданочка в троллейбусе, интересуясь, кто выходит перед ней, объявила: «Господа плебеи, кто выходит на следующей?» Город, конечно, сделан для господ, но господа плебеи тоже могут пользоваться. Вот и на вокзале - большой и просторный зал ожидания на втором этаже. С первого этажа отправляются только литерные, почти правительственные поезда. А вот попробуй инвалид пропереться на второй этаж с вещами! Даже мне это сделать тяжело. Поставлены два эскалатора. Два. Но оба, которые должны были бы по идее обслуживать господ плебеев, не работают, висит на них, всех попугивая, тяжелая с замком цепь.
Из гостиницы - это рядом - нас троих, Василенко, Эбонаидзе и меня, повели в Союз писателей Украины. Вчерашний лауреат Анатолий Исаакович Крым устроил там что-то вроде утреннего приема. Коньяк, кофе, печенье, мандарины. Но главным подарком был особняк Союза, который им отдал, шутили украинские письменники, Н.С. Хрущев вместе с Крымом. Лепнина по стенам и на потолке, роскошные изразцовые печи и камины, стильная, массивная и, видимо сохранившаяся еще с дореволюционных времен, мебель. По стилю этот дом напомнил мне дом Набокова в Петербурге, где сейчас помещается Союз композиторов. Построен особняк - писатели знают о доме лишь в самых общих чертах - в конце XIX века и сначала в нем размещался губернатор Трепов, по-видимому, тот самый, а потом дом купил сахарозаводчик Либензон. По словам одного из гостей, в одном из флигелей была даже устроена когда-то домашняя синагога с раздвижной крышей - чтобы богу было слышнее.
Разговоры велись о творческих союзах, и у меня сложилось ощущение, что на Украине с положением писателя все обстоит несколько легче и проще. По крайней мере, особняк этот - писательская собственность. Славно так с часок поговорили, но все же основное для меня: перемолвился с редактором «Радуги», который обещал вроде бы перепечатать «Твербуль», и с редактором одного странного журнала, выходящего на трех языках: русском, украинском и немецком. Я, конечно, тут же вспомнил о «Марбурге». Издание это, естественно, распространяется и в Германии. Занятно, что журнал выходит в Каневе, где похоронен Тарас Шевченко.
Последнее, что скорее вписываю, нежели, как положено, органически вплетаю: два наших русских знаменитых деятеля, усатый Киселев, который блистал во время перестройки на НТВ, и неотразимый затейник Савик Шустер, теперь регулярно ведут свои программы в стольном граде Киеве, расположившись в местном эфире, как у себя дома. Не пропали!
28 марта, воскресенье. В семь часов утра был уже дома, в Москве, часок доспал и принялся приводить в порядок Дневник. В электронном ящике скопились: материал к семинару Антона Яковлева, письмо Анатолия Ливри. На этот раз мы с последним занялись моей бывшей ученицей Анной Кузнецовой. Толя вспомнил о ней в предыдущем своем письме, а я рассказал, что Аня писала обо мне работу, когда училась, но затем, перейдя в «Знамя», не проронила больше ни слова, будто бы я уже умер. Так уж сошлось, что у нас обоих есть о ней сведения. Несколько наивный и упертый на особом к нему отношении прессы Анатолий приводил мне примеры до тех пор, пока я в это не поверил, хотя сам нахожусь практически в том же положении. И вот - новое письмишко. «Вклеиваю» его в мои записки, так обруганные Ю.И. Минераловым.
«Отвечаю Вам сразу, потому что тема, которую Вы затронули, вдруг стала актуальнейшей в Париже.
У меня же лично к этим «людям» (славистам) презрение необычайное: проституируя родной язык в университетах, они вынуждены играть еще и роль «ученых», конечно, измываясь над наукой. В действиях их, однако, имеется и та капля комедии, когда, объединяясь в свору, пошляки начинают грызться меж собой и, завязнув в этих «разборках», приходят к странному результату, а именно, начинают воспринимать свою «принадлежность к науке» всерьез. Тут-то они и могут стать персонажами произведения.
Что же произошло в Париже? Моя литагентка (очень деловая русская дама) месяц назад выступила по радио «Соurtoisie», рассказав обо всех моих «происшествиях» в прямом эфире. Наши «друзья» - которые все слушают - тотчас позвонили туда, чтобы передачу прекратить. Их же проявления недовольства, без всякого уважения к их положению, записали. А на прошлой неделе агентка - следуя, наверное, принципу «лечить подобное подобным», - устроила конференцию в Польше, в Освенциме, собрав в этом «святом месте» кого надо и рассказав, как все это используется славистами в личных целях, да еще и прокрутив пленку записи угроз на радио от лица славистов Сорбонны. Давно так в Освенциме, видно, не развлекались.
Все это, конечно, вернулось бумерангом в Париж, в Президиум Сорбонны, и будет зачитано на «Саnаl Academie».
Будет любопытно сделать следующее: если Вы напишете пару строк о моей прозе или поэзии для любой российской газеты (журнала), а потом мы проследили бы за цепной реакцией, как эту рецензию будут выкидывать в помойку, вежливо отказываться от публикации. И затем мы проанализировали бы случившееся.
Ведь в России следят за всем, отчетливо сознавая, о ком можно писать, а о ком запрещается. Между «деловыми людьми» все говорится откровенно: в России кризис, и если, например, Анна Кузнецова (которую Вы знаете лично, а я - нет) напишет обо мне, то она потеряет зарплату, как она откровенно сообщила моей агентке. Ее мэйл разошелся всем через мою агентку; шлю его Вам.
Всего наилучшего, Анатолий»
Дальше шла цитата из письма моей ученицы.
«Я тоже пережила кризис успешно - на одной из моих работ всех уволили, а мне дали еще одну зарплату - именно потому, что я разбираюсь, о ком писать, а о ком не стоит».
Стоило ли учиться у того, о ком не стоит писать, или так ее потом уже научили?
По возвращении нашел в электронном ящике еще и вырезку из статьи Оли Шервуд, которая всегда в «Санкт-Петербургских ведомостях» писала о Гатчинском фестивале. Я поменяю местами два абзаца, которые меня заинтересовали в ее статье. Текст, кстати, был опубликован до начала фестиваля.
Абзац первый. «Ну да что греха таить - Гатчинскому фестивалю до сих пор не удалось окончательно определиться, как стать по-настоящему профессиональным. Он все еще переживает смену команды (в этом году свое же детище окончательно оставил писатель Сергей Есин), корректирует позиции, регламент и прочее. Тем не менее, такое мероприятие, очевидно, нужно городу и области, раз они его поддерживают».
Абзац второй свидетельствует о том, что когда-то уникальный фестиваль превращается в обычное коммерческое киношное производство. «Вот уж действительно нелегкая работа предстоит основному жюри под руководством Дмитрия Месхиева. А также ныне учрежденному литературному жюри во главе с прозаиком Еленой Чижовой. Кстати, они оба высказались в том смысле, что литература - всего лишь часть фильма, следовательно, оценивать они будут, прежде всего, фильм как таковой, а вовсе не то, как в нем проявились дух и буква литературного произведения. Вопрос, как говорится, интересный, ибо тогда непонятно, чем именно этот киносмотр отличается от всех прочих».
29 марта, понедельник. Ужасный день - утром на моей линии метро было совершено два теракта. Я услышал об этом буквально через несколько минут - радио у меня включено почти постоянно. И тут же обожгла мысль, что С.П. наверняка ехал на работу по этой же линии. Насилу дозвонился до него. С.П. сказал, что проехал «Лубянку» за пять минут до взрыва. Радио почти постоянно, отменив все программы, кроме рекламы, говорило об этих взрывах. Уже к часу дня набралось чуть ли не 35 жертв, к ночи их количество выросло до 39. После обеда, кажется, спускался в метро Медведев, еще позже передали его грозный наказ усилить борьбу с терроризмом. Потом сообщили, что в завале тел нашли останки двух женщин и установили, что, судя по всему, они шахидки. Прессе сегодня действительно было о чем писать и говорить. Вертолеты спускались на Садовое кольцо, москвичи проявляли выдержку и героизм. По радио голоса порхали по верхам, пока не пришла Юлия Латынина и не сказала несколько очень интересных вещей. Главное: это не обязательно, как постоянно в Москве думают, чеченцы. Латынина привела убедительные примеры, а потом выдвинула версию, что это или акт возмездия за смерть Саида Бурятского, или месть за смерть другого, но тоже не чеченского боевика Астемирова. Одновременно с этой версией Латынина вообще нарисовала очень убедительную картину положения на Кавказе, в частности, террористической борьбы, которая идет там все время. А мы кричим и страдаем, только когда дело касается Москвы. Весь день я был под впечатлением этого события.
Готовился к семинарам и до глубокой ночи конструировал очерк про Гагарина. Перерыв часа на полтора сделал лишь в шесть - ради Вили Люкеля, приехавшего в Россию мужа Барбары из Марбурга. Он, как обычно в это время года, в Москве, на курсах преподавателей русского языка. Барбара, к счастью, уже ходит. Вспомнили былые дни и наших общих знакомых. Вилли я накормил супом и мясом, которое поджарил на новом аэрогриле.
30 марта, вторник. Утром ехал в институт, на повороте с путепровода на Садовое кольцо, возле радиальной станции метро, стоит автомобиль телевидения - доснимают вчерашнее. И у вестибюля станции «Парк культуры» - целая толпа изнывающих без дела милиционеров. Рыцари вчерашнего дня. Занятно, что уже после семинара у драматургов, когда мы обедали с Мишей Стояновским, он рассказал, что сегодня, когда ехал на работу, внизу, на станциях, не заметил ни одного милиционера, все тусовались только на улице. От Миши узнал я и еще одну удивительную подробность. Ежедневно с Северного Кавказ