А вот в родстве с цареубийцей Яковом Юровским не состоял, хотя был полным тезкой сына мрачного чекиста - адмирала Александра Яковлевича Юровского».
Хочу сделать одно предложение. Мне очень нравилась концовка каждого года Дневника Ю.М. Нагибина. В завершение каждого года он подводил ему итоговое резюме на 1-1,5 странички. Они были очень ярки, запоминались.
Несомненный венец всей мемуарной части 2009 года - путешествие по Италии. Вам удалось создать такую полнокровную картину своего путешествия по Италии, что и я, начитавшийся и Бедекера, и Вазари, и упомянутого Вами не однажды и спертого мной из какой-то библиотеки мемуаров Бенвенуто Челлини, и Якоба Букхардта «Культура Италии в эпоху Возрождения», и даже прочитав классическую книгу Павла Муратова «Образы Италии»- все равно поднял обе руки перед эмоциональным накалом Вашего трепетного описания дней в Италии. Кто-то, готовясь к поездке, может быть и будет просвещать себя стандартными руководствами, но я уверен, что найдутся и такие, которые в будущем воспользуются июльской за 2009 год частью Дневника. При небольшой обработке они вполне могут быть изданы отдельно в любом виде: либо особой книги, либо в сочленении с иными произведениями.
Но ложку дегтя я все же подолью. Сначала процитирую: «… К счастью, у нас обоих хватило разума не поехать на эту платную экскурсию (в Пизу). Башней пренебрегли, иногда мне казалось, что главная цель всей поездки это как можно дольше продержать туриста в автобусе: картинки, под убаюкивающее гудение гида, быстро меняются, все вместе, гостиница не удручена постояльцами, все это напоминает какой-то передвижной сеанс. В Пизе я тоже отчетливо все себе представляю, часовая прогулка, разговоры о центре тяжести, а главное, Пиза в моем сознании никак не связана с литературой. Я люблю бродить только по старым воспоминаниям, по не увиденным картинкам. (Все выделено мной. - М.А. ).
Теперь рассказываю…»
Фрагмент собственно с рассказом Марка я опускаю, но, конечно, в эту Пизу обязательно съезжу. И, конечно, задним числом добавлю, что даже не то что денег тогда пожалел, а просто лишних несколько часов хотелось погулять по Флоренции. И теперь уже не знаю, правильно ли поступил, но Флоренция так хороша, так мила русскому сердцу и так знакома!..
Сегодня же начали сессию по защите дипломов. Я ее вел в 24-й аудитории, Андрей Василевский - в 23-й. Соответственно, мне досталась трудночитаемая и объемная проза, а Андрею - стихи. Обсуждался семинар Анатолия Королева. Еще во время чтения работы дипломников меня разочаровали. Слишком много девичьего лепета, оттяжек фэнтази, абстрактного умничанья. Все девочки спят с мальчиками или о мальчиках мечтают, через одну, юные авторицы говорят «о своем творчестве» и о своей неповторимой душе. Имена в их сочинениях тоже в основном зарубежные. Я, кстати, обратил внимание, что ни разу не встретилось слово «одеяло», но многократно слово «плед». Все-таки двум девицам дали «с отличием», хотя и натянули оценку. Одна написала довольно приличную повесть о взрослении некого молодого человека, а вторая - толковые путевые заметки об Исландии. Правда, социальное в этих заметках почти начисто отсутствует - мелкобуржуазная семья послала свое чадо в не дешевую поездку. Имена этих лучших: К.В. Клименко - поездка в Исландию, а потом и в Новосибирск и А.В. Быстрова - повесть «Посткриптум».
18 мая, вторник.Еле-еле успеваю расставлять некоторые вехи в Дневнике. Теперь я уже работаю не за двоих, а за троих - дополнительно веду государственную комиссию. Но такое ощущение, что нагрузки я еще себе и подбрасываю. Несколько дней назад - мельком я, кажется, об этом писал - позвонили с Первого канала: не смогу ли я поучаствовать в передаче Александра Гордона «Закрытый показ»? Я согласился скорее из интереса к Гордону, с которым у нас дружеские отношения, но заодно решил взглянуть на атмосферу сегодняшнего Останкина. Жалел уже потом, когда понял, что нигде ничего не успеваю, а главное, стоит книга о Вале и дневники. Потом постепенно выяснилось, что начало передачи во вторник в три, а это значит, придется передвигать семинар, а потом, что надо посмотреть на DVD фильм, а он оказался большой, два часа, а времени - в обрез.
Утро, как обычно, началось с семинара драматургов. Здесь все прошло довольно занимательно и быстро. И я успел рассказать о спектакле у Дорониной, и мы успели прочесть неплохую коротенькую пьесу студентки. Значит, провожают в армию молодого тракториста из села. Три раза по случаю ухода кипит застолье, причитают плакальщицы, невеста заявляет, что «будет ждать вечно», три раза накрывают стол родители. Это интересно, потому что здесь есть элемент отстранения и невероятный гротеск, обнажающий многие жизненные ситуации. А потом сразу же начал я свой семинар. На этот раз обсуждали довольно слабенький рассказ. Опять надоевшая бредятина о любви, бедная девушка, богатый парень, злая мамочка, будущая теща, но опять неизвестно, чем занимается девушка, чем зарабатывает на жизнь теща, все в небесах, в ощущениях, а не в конкретных знаниях. И даже нет названия, а, как и у Нелюбы, некие устные рассуждения о будущей крупной вещи… Единственное утешение, что кое-какие мелкие детали здесь все же прилично прописаны.
Сразу же по окончании семинара на казенной машине рванул в Останкино. Удивительно ведет себя Рейн, мы договорились ехать с ним вместе, но до этого он должен был провести свой семинар. На этот раз якобы куда-то задевались его ключи от квартиры, и семинар он не вел. Но в институт он приехал, чтобы дальше ехать в Останкино, опоздав всего на 10 минут. По дороге мне клялся, что даст своим студентам дополнительное задание и проведет-таки семинар. Большой и эгоистичный ребенок, по дороге рассказывал о неком кафе у них на «Соколе», где за 400 рублей подают большую порцию раков.
Останкино просто поразило меня многолюдностью. В просторных холлах и коридорах везде какие-то буфеты, кафе, чуть ли не кафешантаны, и везде толчется праздный и разодетый народ. Кроме огромного количества работников, которым всегда славилось телевидение, здесь еще, оказывается, гигантские массовки. Говорят, что, участвуя в них, как и в мое время на «Мосфильме», можно кое-что подзаработать, но в основном, как мне кажется, вся эта бездна народа хотела бы хоть тенью увидеть себя на телевизионном экране. Везде полно: в коридорах, в бюро пропусков, в дверях студий.
Мое незнание современного телевидения и поверхностное смотрение даже интересных мне программ сыграло со мною шутку. Оказывается, недаром заранее всех участников, которые делятся на съемочную группу, экспертов «за» и экспертов «против», еще раньше, по телефону, спрашивают, «за» они или «против». Их и рассаживают в соответствии с «самоидентификацией» каждого. На нашей стороне «за» сидели - критик Марина Тимашева, Толя Макаров, Виктор Голышев, Армен Медведев, я и поэт Виктор Кудрявцев. Женя Рейн, своей громогласной речью умело тянувший одеяло на себя, сидел на стороне съемочной группы. Здесь же режиссер Хржановский, актер, сыгравший молодого Бродского, Юрский и продюсер фильма Васильев. Противник был не менее грозен - поэт Александр Бобров, в ярком галстуке и в белом пиджаке, директор издательства «Ad Marginem» Александр Иванов, критик Евгений Майзель, психолог Сабина Нарынбаева, продюсер Эдуард Бояков и телеведущая Лемешева. Я в самом начале отчаянно волновался, но мои дерганья закончились, как только включили свет. Многое из продуманного осталось невысказанным. Но кое-что в общую дискуссию ввернуть я успел. В частности, следующую мысль: не связано ли отношение к фильму прежде всего с отношением к Бродскому как к поэту? А если так, что первый ли он поэт конца ХХ века или не первый? Напомнил и то, что в начале девяностых почти все наши абитуриенты говорили о Бродском. Сказал и о том, что русская словесность так велика, что и без дележки всем в ней хватит места. А вот когда Александр Бобров поднял «еврейский вопрос», дескать, заостренный в фильме, я дополнил, что до того, как пришел в литературу, об этом проклятом вопросе просто не знал. Рассказал немного и о нашей коммунальной квартире в Гранатном переулке, населенной в том числе и еврейскими семьями, и ведь ничего, мирно жили, ходили в одну уборную. Проблема антисемитизма возникла потом, на диссидентских кухнях. Сказал и кое-что еще, но увидим, что из этого оставит Александр Гордон. Вел он все замечательно, картинно, изысканно, особенно не вступая в спор, но и не поддерживая какую-либо из сторон.
В конце передачи, когда дали слово уже не участникам фильма и экспертам, а зрителям, одна из них, Вера Сидоровна Черномордик, которая знала Бродского еще по его ссылке, что-то довольно резкое и загадочное бросила Евгению Рейну. Какой-то там был конфликт с ее мужем, другом Бродского и тоже заключенным. Фраза была такова: «Мой муж так рано умер, потому что прочел вашу статью в газете»
19 мая, среда. Дневник практически не пишу, только оставляю памятные меты, по которым, может быть, что-то удастся потом восстановить. Вчера, вернувшись из института, почти сразу же начал читать работы и сегодня к трем часам, когда надо будет ехать на заседание комиссии по премиям Москвы, прочел уже трех милых девочек. Все очень неравноценно. У одной все так по стилю плохо и даже не просто коряво, а нелепо, что придется, думаю, поднять неприятную тему о допустимости подобной защиты. Я имею в виду работу Евгении Юнковой. Гложет мысль: а не просчитался ли я со своим приятелем Королевым? По крайней мере, ясно, что кое-где ему не хватает принципиальности, но, может быть, и опыта. Тогда это ему урок. Я до тех пор не ставил работу своего семинариста на защиту, пока она полностью не вызревала. Защиты переносились и к заочникам и на следующий год.
Уже в полдень, обедая, включил радио и, значит, попал во внешний российский мир. Опять два высокопоставленных наших чиновника попались на огромных взятках. Один, кажется, из Мордовии, другой откуда-то с Дальнего Востока. Вот тебе и либерализация наказаний! Полагаю, что у обоих хватит денег, чтобы покамест откупиться от тюрьмы, внеся залог. Иногда, когда я, как рядовой налогоплательщик, читаю о таких вот законодательных инициативах, выдвинутых властью, я невольно думаю, что властители наши просто боятся за себя в будущем. Возможно, и за своих близких. Полагаю,