У А.П. Торопцева был талантливый парень Илья Трубленко с дипломом, однако, довольно еще сырым. Отрывок из повести назывался «Циланцил». Диплом я не прочел, но заглянул мельком - замечательный язык. Наши преподаватели часто на защитах начинают критиковать собственных студентов, как бы заранее страхуя от замечаний оппонентов. И на этот раз я не мог не заметить А.П., что лучше бы он диплом своего студента довел до кондиции, чем теперь критиковал. По поводу второго диплома, уже студентки А.В. Королева, все обстояло почти так же. Александра Горелова, «Тени города n», отрывок из романа. В принципе, защиты прошли довольно благополучно.
Интереснее обстояли дела у магистров. Здесь были две отличницы - Анна Аликевич и Анастасия Клюкина и примкнувший к ним Григорий Шувалов. Мне показалось, что и у Аликевич и у Клюкиной была дополнительная поддержка, хотя обе работы и так очень неплохие. Если критиковать их дипломы, то у Клюкиной вообще не было «творческой» части, а только одна большая работа о Бенедиктове, которым она занималась чуть ли не три года. Стихи Аликевич имели своим основанием книжность, а не подлинность переживаний. Обе нацелились на аспирантуру и обе, думаю, попадут. Клюкина наверняка станет аспиранткой Минералова. О. Николаева и А. Варламов довольно жестко разобрали и Аликиевич и Клюкину. Дискуссия возникла вокруг работы третьего магистранта, Григория Шувалова. Но это тот род дискуссий, когда каждый хочет приобщиться к чему-то значительному. Возможно и, может быть, очень скоро, я буду гордиться, что в свое время взял учиться трех поэтов: В. Попова, Г. Шувалова и Г. Назарова. Руководитель Гриши Шувалова Е. Рейн в своем отзыве написал:
«Его тема - это его жизнь. И ему хватает дарования увидеть ее истинную суть и именно на ней основать его поэзию.
Поэзия эта ничуть не примитивная, но она и не поднимается на трибуны. В ней естественность, буквальность - ее достоинство.
Таких поэтов (тут есть некоторый парадокс) очень немного в каждом поколении.
Стихи Шувалова предельно естественны и на первый взгляд просты. Но есть в них неизменная тонкость чистой и ясной души. И дар поэта таков, что он находит единственные слова, чтобы это выразить.
Взирая на трубы завода
И церкви разбитый хребет,
Выходит поэт из народа,
Как тени выходят на свет.
Течет-утекает водица,
Как этот денек голубой.
Хотел бы я снова родиться
И встретиться снова с тобой».
В целом высоко ценя поэзию Григория Шувалова, оппонент Л.Г. Баранова-Гонченко останавливается на некоторых его инвективах в сторону советской власти и строя, не всегда обусловленных поэтом. Они часто идут от заблуждений и неведения. «Мировоззренческое объяснение я нахожу в стихотворении «Привет, Шексна! Как старое сукно…»: «Здесь не найдешь ни храмов, ни крестов. Как торжество советского закона поднялись вышки вместо куполов и остановка под названьем «Зона"».
В своей теоретической работе Шувалов анализирует ряд поэтов советской эпохи и в качестве источника общей работы приводит, в том числе, и тринадцатитомное собрание сочинений И.В. Сталина. Здесь, критикуя Шувалова за некое легковесие собранного материала, Л.Г.Баранова-Гонченко полемически совершенно блестяще приводит документы, напечатанные в этом собрании. Если читал Сталина, то куда ты при этом, батенька, глядел? Для меня это тоже отчасти новость. Но автору работы надо об этом знать четко! В таком случае, возможно, удалось бы избежать не всегда точных исторических суждений.
«Циркулярное письмо 1923 года, N 30» - указание Троцкому «Об отношении к религиозным организациям», в котором - «воспретить закрытие церквей». Подписано письмо Сталиным.
1923 г. Строго секретно. «ЦК считает невозможным проектирование застроек за счет разрушения храмов и церквей».
1939 г. Опять Сталин - Берии. «Остановить практику НКВД в части ареста священников». Кажется, там же «Указание тов. Ульянова (Ленина) 1919 г. «О борьбе с попами и религией» - отменить. Сталин».
И, наконец, введение Сталиным Патриаршества.
Под вечер уже по городскому телефону домой позвонил Юра Поляков, поговорили с ним о литературной ситуации, в частности, о премии «Юрий Долгорукий». У него сведения, что прошлый раз московское жюри в Таллинне не очень благоволило к русским писателям в Эстонии. В процессе разговора возникла и ситуация с Международным Литфондом. Ваня Переверзин потихонечку проигрывает судебные дела. Недавно в пылу споров, выходя после очередного проигранного дела из суда, он ударил Надежду Кондакову. Милиция, шум, врачи, экспертизы. «Литературная газета» в ближайшее время об этом подробно напишет.
9 июня, вторник.Опять утром читал студентов, а потом пришлось поехать в институт. Здесь было два обстоятельства. Во-первых, надо было с Леной навестить В.Харлова, у Лены к нему дело, а во-вторых, отправлял в украинский Канев журнальный вариант «Марбурга».
Писал ли я о том, что, когда весною был в Киеве, то познакомился с неким писателем Александром Апалковым? В свое время что означает, еще в советское - он закончил институт и был профессиональным переводчиком. Если коротко, то, когда все развалилось, он нашел свою нишу и стал издавать журнал русской и украинской литературы на немецком языке. Журнал коммерческий, подписчики живут в Германии, это и понятно, там наших бывших соотечественников немало. Поговорили в Киеве, пофантазировали, я прислал Александру «Марбург», изданный «Дрофой», он мне в ответ - два письма. Первое - о том, что хорошо бы взглянуть на журнальный, более короткий вариант, это понятно, а второе, менее обнадеживающее, - «читаю вашу книгу с прицелом на трудности перевода». Здесь мне тоже все понятно и, ясно, что надежд у меня немного. Фраза о трудностях продолжена так: «Однако благодарю Вас за смелое и верное слово. Собственно тут - те сложности». Но уже дело как-то сдвинулось. «Я уже говорил с моим компаньоном, Шелибергом, о «Марбурге». Примерно в начале осени подъедет переводчица из бывшей ГДР. Она владеет русским «в совершенстве», если так можно владеть родившемуся в Германии…»
Надежд, повторяю, я испытываю мало, но когда принес домой ксерокс «Марбурга» и принялся читать лучшую в журнале главу, а именно - первую, буквально списанную с меня и нашей былой с В.С. ситуации, я вдруг понял, что имею полное право вставить ее в будущую книгу о Вале.
С Леной дошли от института до Охотного ряда. Долго смотрел ей вслед, когда она шла к станции «Площадь Революции». Кроме Валеры и его сыновей, это, пожалуй, единственное для меня родное существо. Что-то есть в зове крови и в кровном родстве.
Теперь к студентам. Прочел «"Упражнения». Рассказы» Ольги Калмыковой. Я эту девушку смутно помню по фамилии Бритвина и как ученицу Анатолия Приставкина, теперь она заканчивает у Анашенкова. Судя по рассказам, вещи все не новые, нынче Ольга работает здесь со мною рядом, на Юго-Западе, в театре Армена Джигарханяна. Вообще-то занятно получается - театр здесь, а Армен живет в Америке. Это все гримасы нашей Перестройки. Со временем ведь, наверное, или сам он или наследники продадут и театр, и здание. Кстати, от Владимира Харлова я узнал, что возможна приватизация института. Вот это будет занятно!
Рассказы Ольги Калмыковой пять лет назад производили сильное впечатление, теперь все это, пожалуй, устарело. «Геморрой» - это о том, как молодую проститутку поставили на «субботник» в баню к пятерым милиционерам. А перед этим она была у одного научного работника, который имел с нею анальный секс. Ей больше так не хочется, тогда «мамка» - бригадирша проституток - отправляет несговорчивую работницу впервые на «субботник». Остальные рассказы держатся в той же зоне. Провинциальная скучная тусня. Вот что у Калмыковой-Бритвиной есть, так это владение сленгом, современной молодежной интонацией. Здесь она волшебница. Но и тут мне кажется, что все это уже ушло и скисло. Пришли новые бойцы.
Удивительная вещь, как быстро подобная, скорее этнографическая, нежели духовная литература стареет! У меня ощущение, что все это я уже читал, хотя, как и положено беллетристике, читаются эти «упражнения» легко и весело, правда, не навевая сочувствия к героям.
«Предания Северных Земель» (главы первой части повести) я уже читал раньше, когда возник конфликт - допускать Аллу Дубинскую до диплома или не допускать. Возможно, Анашенков кое-что здесь подделал. Не моя литература, но если девочка так видит мир через призму Интернета - пусть, что-то сказочное, завораживающее, вроде сладенького дымка анаши, здесь есть.
«"Корзина со снегом». Рассказы и сказки» Людмилы Иванцовой. Производят приятное впечатление. Это уже ученица Торопцева. Мило, последовательно - в основном любовные истории. Все на месте: пейзаж, завязка, обстоятельство действия, развязка, детали. Заключительная фраза и мораль, будто повисшая в воздухе. И все - невероятно сентиментально. Это какие-то особые способности и особый талант. Здесь же чуть наивные сказки - реминисценции услышанного в детстве, знакомые интонации бессмертного Андерсена.
10 июня, среда.Утром звонил Саша Колесников - умерла Марина Семенова, 30 мая ей исполнилось 102 года. Она жила в доме на улице Горького, напротив бывшей гостиницы «Минск». Это был первый кооператив Большого театра, там жило много великих артистов. А еще несколькими днями раньше похоронили Эдика Хруцкого, кажется, он дослужился до генерала, хороший был писатель-детективщик, я помню его еще по «Московскому комсомольцу», где у него был бурный роман с Верой Максимовой. К теме смерти, еще одна деталь, которую мне поведал Саша: во время похорон Вознесенского к его гробу приходила, ее вели два человека, Инна Люциановна Вишневская. Вряд ли ее просила об этом Богуславская, жена Андрея Андреевича, ее ближайшая подруга, это собственный, почти несгибаемый большевистский характер - неизбывное чувство долга. И сюда же - мысль, высказанная на валиных последних поминках: там меня ждут три женщины: Валя, мама и Долли, моя собака. Любовь не бывает не взаимной - всех трех я так же сильно, как и они меня, люблю.