Все, что касается самой смены прав, оказалось какой-то сказкой. Вся операция заняла у меня меньше часа. Что-то из того недовольства в обществе, которое так очевидно, значит, действует. Но вот какое? Тем не менее, соображение пришло мне в голову. Наверное, эта мысль появилась у меня возле самого межрайонного этого учреждения, когда на служебной стоянке я увидел массу припаркованных дорогих машин. А стоит ли так уж сильно страдать за этот несчастный класс наших милиционеров? Надо ли говорить о необходимости поднять всем им зарплаты, и тогда, дескать, такого мздоимства не будет? Я даже полагаю, что если им вообще не платить зарплаты, то они все равно не покинут своих трудных постов. Вот моя статистика. В самом начале года я вручил одному из патрульных - сейчас уже не стану рассуждать, нарушил ли я правила или нет - 5000 рублей. Позавчера, когда я выезжал на дачу, другому хранителю дороги были вручены 3000 рублей. Еще одному честному и достойному стражу за некие действия было вручено еще 3800 рублей. Итого - 11.800 за полгода! Надеюсь, правда, что вторая половина года окажется для меня, вернее для них, менее урожайной. К этим 11.800 рублей надо прибавить еще 6000, которые я же отдал вчера в смежную организацию, потому что власть не может так же просто и без особых формальностей организовать медосмотр, как она организовала смену прав. Сумма-то с одного человека значительная - 17 800 рубликов!
После ГАИ заезжал на работу, обедал, видел Стояновского, потом еще заезжал в Дом кино, отвозил книги для Дмитриева. Он опять прислал мне удивительное в своем тоне и откровенности письмо. Надо бы у него спросить, можно ли использовать его письма в дневниках?
30 июля, пятница. Техосмотра еще нет, еду на дачу на электричке. Значит, опять удастся почитать. Сейчас я начал следить за историей с Химкинским лесом. Через него должна пройти платная дорога на Ленинград. Пропускаю митинги, протесты жителей и экологов, демонстрации и прочее. Но несколько дней назад около ста молодых людей в масках подошли к зданию химкинской администрации с плакатами, побили окна и двери, размалевали здание и строем ушли к электричке. Так все было рассчитано, что приехавшая милиция увидела лишь огоньки последнего вагона. Я вспомнил, что протест пенсионеров против монетизации льгот тоже начинался с Химок.
Боже мой, как здесь заверещало «Эхо Москвы»! Как боятся оппозиционеры каких-либо энергичных действий - только через суд, через закон, только через верещание, через болтовню, через разговоры по любимому радио. Будто английская, французская и русская революции протекали с разрешения конституционных судов!
На электричке я уже не ездил лет пять, поэтому на все глядел с жадностью. Во-первых, быстро и без затруднений получил, как пенсионер, бесплатный билет по социальной карте. В вагоне, как только поезд тронулся, сразу же вспомнил Валю. Я на дачу уезжал обычно вечером в пятницу, на этом настаивала она сама, знала, как это для меня важно, хотя самой же потом приходилось добираться своим ходом. Вечером, после диализа, я встречал ее в Обнинске, она без сил буквально вываливалась на меня из вагона. В электричке она обычно не читала, а смотрела в окно.
За годы, что я в это же окно не смотрел, многое изменилось. Все станции теперь огорожены барьерами, просто так на перрон не пройдешь. Везде стоят автоматы, считывающие билет, а по поезду ходят сильные парни-контролеры. За окном пейзаж тоже поменялся. Лесные дали отступили от дороги, а к рельсам придвинулись новые магазины, развлекательные центры, расширившиеся пункты питания. Везде призывы покупать мебель, пиво и кухни. Везде летние скидки.
Вечером в Обнинске по ТВ смотрел творческий вечер Давида Федоровича Тухманова в Юрмале. Это не только замечательный композитор, но, судя по манере говорить, еще и человек очень хороший. Какую бездну самых популярных песен он написал! Вел вечер Тухманова Валерий Леонтьев, и это было покойно и значительно. На сей раз мне понравился даже Киркоров, большой, конечно, мастер. Пели все хорошо, потому что пели, в принципе, мастера. Запомнились Григорий Лепс и Николай Носков, обоих, по причине их высокой конкурентоспособности, телевидение старается не показывать. В связи с этим концертом мне запомнились два эпизода. Первый - как раздраженный постоянно встречающимися еврейскими именами в программах телевидения и еще как следует не разобравшись, в чем дело, председатель Гостелерадио Сергей Георгиевич Лапин на коллегии перепутал фамилию и назвал молодого композитора Тухманом. Лапин был хорошим и порядочным человеком, но раздраженным на ту блатную паутину, которая уже и тогда начинала опутывать телевидение и радио. А второй - когда мне, работавшему тогда редактором звукового журнала «Кругозор», музыкальный редактор Эра Сосниковна Куденко принесла записанную ею в студии песню «Как прекрасен этот мир». Песню-то она записала, но никто из главных редакторов в эфир, чтобы запись легализовать, не дает. Рискнуть пришлось мне, правда, перед этим я сходил на концерт - пел худенький, негромкий мальчик Антонов. Тогда я не обратил внимания, кто же написал музыку.
1 августа, воскресенье.
Вернулся из Обнинска скоростной электричкой в седьмом часу вечера. День вчера шел вроде бы хорошо, я работал по саду, что-то делал по дому, но главное, кое-что записывал на самом маленьком компьютере - Дневник я считаю своим служением, поэтому стараюсь вести его неукоснительно. Но в самом конце дня, когда я смотрел все ту же бесконечную Юрмалу, вдруг куда-то не туда опять нажал, как это было уже в Таллине, и несколько страниц Дневника за субботу безвозвратно пропали. Причин здесь две, и одна из них очень простая. Трансляцию канал так затянул, вставляя то и дело рекламу, что сил сидеть просто так, от номера к номеру, и смотреть одни и те же идиотские ролики уже никаких не было. Я что-то в это время правил в компьютере. Никогда не стану смотреть фильмы, которые в тот момент рекламировались, и никогда ничего не куплю из того, что так тупо вбивалось мне во время этих пауз в голову. Вторая причина была мистической: увлекшись Дневником, этим своим постоянным, но эгоистическим уроком, и другими, уже институтскими делами, я почти прекратил писать книгу о Валентине, и теперь она постоянно напоминает мне, дает о себе знать.
Ночью была гроза с громом, молнией и небольшим, но обильным дождем. Выспался хорошо, а как проснулся, сразу сел за книгу. Такое счастье воспоминаний приходит ко мне в эти минуты, и так замечательно со все новыми и новыми подробностями идет дело! После этого весь день кажется глубоким и осмысленным.
Собираясь в Москву, я умудрился забыть очки. Они остались лежать на подоконнике на полотенце. Теперь буду все время думать, как они на солнце сфокусируются, задымится полотенце и - сгорит дача. Что-то в этом роде в детстве я читал в «Занимательной физике».
В электричке, которую я люблю больше, чем машину, где я обычно лишь шофер, и которая для меня, как для пенсионера, бесплатная, читал сначала - и без очков - рассказы, присланные мне уже довольно давно моим учеником Марком Гасунсом, а потом Шерлока Холмса, адаптированного, с переводом и разъяснениями. И то и другое мне нравится.
В Москве по Пятому каналу шла опера «Манон», а по Первому давали матч «Спартак» - ЦСКА. О последнем узнал еще в метро, набитом болельщиками. Хотел смотреть футбол, но потом впился в «Манон» - это опять сила и непреодолимость любви. Досмотрел, наслаждаясь, до третьего акта, а потом резко выключил - надо заниматься Дневником, чтобы потом опять немножко посидеть над книгой.
Но до того в Новостях видел занимательную картину - единственная дочь Клинтонов, тридцатилетняя Челси, выходит замуж за парня, с которым он училась в университете. Наследник миллионных капиталов, работающий в банке, он еще, как сказало телевидение, правоверный иудей. Показали этого парня, симпатичный, в кипе и специальном покрывале - таласе. Наверное, Хилари станет теперь баллотироваться на пост президента. Венчали молодых пастор и раввин.
На сон грядущий читал «РГ». В Москве в аэропорту «Домодедово» злоумышленник захватил самолет - требовал внимания телевидения и встречи с Путиным. Через два часа омоновцы под видом врачей зашли в салон и скрутили террориста. Фамилию его пока не раскрывают.
2 августа, понедельник. Утро началось с того, что ходил в парикмахерскую. Стрижка подорожала на сто рублей, теперь уже 620, еще сто рублей сверху я обычно даю парикмахеру, который меня стрижет. Правда, это парикмахерская напротив «Газпрома», где с деньгами обращаются вольно. Стриг новый парень - осетин Паша, он по образованию экономист, но во время кризиса быстро переквалифицировался. На Нахимовском бульваре снимает квартиру. В Москве сегодня значительно выше 30 градусов, в городе дым, который еще не разогнали машины и утренний ветер.
Может быть, весь Кавказ собрался в Москве? О, благословенные московские джунгли, в которых каждому есть место! Когда ехал на работу, то на «Университете» мне попытался уступить место парень-кавказец, Тимур. Но места хватило для всех. Едет в Солнечный на работу. Он там охранник, вернее, контролер в развлекательном центре. Еще у него с женой-татаркой есть магазинчик, где он торгует женской одеждой. Покупает в Люберецком торговом центре и продает со 100% наценкой. «Берут хорошо, у многих других ведь наценка в 150%». Но самое интересное не в этом, хотя тоже показательно, что происходит в торговле. Такие торговые наценки существуют только у нас в России. Парень оказался - вместе ехали до «Театральной», потом шли на пересадку, я сошел на «Тверской», а Тимур поехал до «Войковской» - дагестанцем из аула Хунзах. В связи с этим вспомнил свою молодость, как два раза был в Дагестане. Как верхом вместе с пастухами от моря добирался до этого самого Хунзаха. И я ко всем относился как к друзьям и соотечественникам, и ко мне относились так же. Жена одного из героев моего очерка, Шамиля, приезжала в Москву, и здесь моя мать водила ее по п