Часов в 11 дня миноносец стал становиться. Машины перестали работать. Миноносец сильно качало. Воды нет, говорят, машины стали, нет пресной воды. Матросы вытаскивают две помпы, опускают в море кишку.
– Я вас взял в Новороссийске, – обратился к нам генерал Кутепов, – так помогите же нам дойти до Крыма, на миноносце нет воды, помогите команде, качайте воду!
Начали качать. Качаем по очереди. Некоторые виляют и не хотят качать. Но мы следим за порядком. С голоду и усталости качать тяжело, но делать нечего. Все это для меня пустяки, когда вспомнишь, откуда я вырвался. Пока качаем воду и машина идет полным ходом, как бросили качать, машина прекращает работу и миноносец начинает трепать по волнам. Смотрю на берег: гора, лощина, на гору идет тропинка. Через полчаса опять гора, лощина, на гору тропинка. Миноносец идет полным ходом. Часа через два смотрю, опять гора, лощина, на гору тропинка. Или это другая подобная гора, или же мы стоим на месте против одной горы. Обогнали транспорт, переполненный людьми, за транспортом привязана баржа. Злополучная баржа, которую захватил из Новороссийска французский миноносец. Баржу захлестывает водой и бросает по волнам, как ореховую скорлупу. Бедные люди – они сидят на ней, как мокрые мухи на щепке, и, вероятно, Богу молятся.
Ночь прохладная, звездная. Ветер не утихает. Лег спать под минным аппаратом, над машинным отделением. Сверху холодно, сворачиваюсь калачиком под короткою шинелью, а снизу тепло, хорошо. Железо прямо горячее. Лежу, как на печке. Пахнет керосином и машинным маслом. Сразу заснул. Сон какой-то тревожный, ежеминутно просыпаюсь.
Будто идем по горам, повозки идут быстро, я никак не могу успеть за ними. Отстаю. Красные уже недалеко. Вот-вот нагонят. Сердце у меня сжимается от ужаса, и вдруг проснулся. Слава богу, я на миноносце, в безопасности. Заснул. Опять тот же сон. Уже кавалерия нагнала. Я хочу бежать, а ноги у меня как будто отпали. «Слава богу», – подумал я, просыпаясь. Опять заснул. Проснулся я, разбуженный криками. Что такое? Тревога. Ночь прохладная, темная. Волны с шумом ударяются о борта и обдают миноносец пеной. Миноносец сильно качает. Машина не работает. Из трубы вылетает огонь. В темноте слышен голос с мостика:
– Почему не качают воду, дай воды, все наверх!
У меня такое настроение, что уже не хочется ничего делать. Я залез подальше под минные аппараты и решил: погибать так погибать. С огнем уладили. Заработала машина. Я опять уснул.
– Вставайте, вставайте! – кто-то дергал меня за ноги. Что такое?
Я встал. Ночь темная, холодная. Стучит машина. Хочется страшно пить. А воды в миноносце нет. Справа от миноносца вверху какие-то огни, они к нам приближаются. Мы подходим к громадному транспорту. Будем брать у него воду.
Миноносец сильно качает. Бросили концы и стали тихо подходить. Миноносец от волн здорово раскачивает.
– Бери шесты!
– Упирай!
Мы взяли в руки шесты. Громадные, как оглобли, по два человека на шест и упираем в борт транспорта, чтобы не разбились суда.
– Упирай! Упирай!
«Бах!» – Борты стукнулись и начали расходиться.
– Упирай! Упирай!
«Бах!» – Опять столкнулись борта и начали расходиться.
– Упирай! Упирай!
Шесты трещат и ничего не помогают. Я держу шест с одним матросом.
– За наш миноносец бояться нечего, – говорит он, – у него броня крепкая, а вот транспорт может повредить!
– Упирай! Упирай!
Борта сошлись, стукнулись и начали расходиться.
– Держи! Держи!
Наш шест скользит по борту транспорта, никак нельзя упереть.
«Ба-ах!»
Борта столкнулись и опять начали расходиться.
С транспорта на миноносец переброшена кишка, и по ней бежит пресная вода. Кишка с дырками, вода просачивается. Мы припадаем к кишке жадными губами и пьем, пьем. Ах! Какая вкусная вода, никак не могу напиться. Пью, и все мало. Сегодня ведь ел соленые консервы без хлеба с одним галетом. Несколько раз напился воды. А миноносец все бьется о транспорт. Шум от волн страшный. Я уже придумал штуку, если миноносец разобьет, то прыгну на транспорт, когда борта сойдутся, хотя у транспорта борта высоко.
– Сегодня генерал Кутепов предлагал командиру миноносца попроситься к какому-либо транспорту на буксир, – говорит мой матрос, – но наш командир сказал, что, по морским законам, если судно в исправности, то должно само дойти до ближайшего порта!
Наконец воды набрали. Слава богу, миноносец отошел от транспорта. Море стало утихать. Я еще раз с наслаждением напился воды. Вода хорошая, хотя, правда, пахнет машинным маслом. Вдали показалась масса огней. Огни приближаются. Красивая картина. Это Феодосия. Море стало спокойно. В бухте стоит эскадра. Вытянулась в одну линию. Огни над водой, и отражение в воде. Красивая картина. Я стою на борту и не могу оторваться. Уже видны и береговые огни – города. Вдруг с одного судна блеснул луч прожектора и начал скользить по городу, медленно, медленно, а затем быстро переносится в другой район. Мы уже в бухте. Миноносец наш лавирует между судами. Слышны с судов крики, стук «динамо», звяканье якорных цепей и грохот лебедок.
– Вира!
– Майна!
– Гур! Гур! Гур! Гур!
– Стоп!
Идет спешная разгрузка судов.
Миноносец быстро пристал к берегу, прямо кормой. Слава богу! Мы приехали в Крым. Наконец-то! Вышли на берег. Хотели пойти в город, но пристань оцеплена солдатами.
– Алексеевцы, сюда! – слышен крик по улице. – Группируйтесь!
Нашел человек 15 алексеевцев. Сейчас же перешли на громадный транспорт, битком набитый народом. Забрались на 20-й этаж под самую трубу и заснули.
16 марта. Феодосия. Ночь спал хорошо. Сегодня хорошая, теплая, солнечная погода. На транспорте полно народа. Наш транспорт стоит рядом с английским сверхдредноутом «Император Индии». Дредноут громадный. Почти величайший в мире. Башни в три этажа, и в каждой башне по три орудия. Орудия необыкновенных размеров. Палуба такая громадная, что на ней занимаются несколько взводов матросов и свободно маршируют. Делается все по трубе. Заиграла труба, прекратили занятия, гуляют по палубе парочками. Через 10 минут опять труба. Все заметались со щетками и швабрами. Через четверть часа опять сигнал, щетки бросили – строятся. Матросы отдельно, какая-то команда в черных куртках отдельно. Идет перекличка, вызывают по фамилии. Отвечают отрывисто:
– Йо! Йо!
Через 10 минут опять сигнал, ходят вольно. Курят. Наши замечают, что англичане прикуривают не по-нашему. У них нет привычки прикуривать друг у друга. Один прикурил, другой рядом испортил 15 спичек на ветре, наконец закурил. Рядом сосед испортил полкоробки и наконец тоже закурил. Опять сигнал. Бегут с посудой.
Наши спрашивают у англичан шоколада, они охотно продают, но просят своей валютой или золотом. Простояли на транспорте до вечера, выдали камсу и черный хлеб.
Феодосия с моря красивый город. Террасы подымаются от берега все выше и выше. Весь город в зелени, а на горе стоит какая-то часовня. Жаль все-таки, что не удалось побывать в городе. Ночью вышли в Керчь.
17 марта. Керченский пролив. Итак, наш маршрут – Керчь. Корниловцы и дроздовцы стоят в Севастополе и Симферополе, а мы в Керчи. Скоро попаду в полк. Сегодня погода скверная. Дождик моросит беспрерывно, туман густой окутал пролив, так что ничего не видно. Наш транспорт сел на мель. Настроение унылое. Противно, сыро, грязно. Руки грязные, весь грязный. За воротником что-то ползает. Когда же конец всему? Подходит буксирный пароходик «Александр». Мы пересаживаемся на него и отчаливаем к берегу. Расспрашиваем матроса о Крыме. Говорит, зимой было в Крыму восстание какого-то капитана Орлова[77] и будто бы Орлов ушел в горы, и сейчас о нем ничего не слышно. Высадились в Керчи. Капитан Свирщевский купил сала и хлеба. Угостил меня и Калинку. Мы «жрали» с волчьим аппетитом. После парохода как-то уверенно чувствуешь себя на берегу.
Полк наш стоит в 5 верстах от Керчи в деревне. Пошли туда. Дорога грязная. Слякоть.
Наконец пришли. Нашел команду. Встретили с радостью. Наши офицеры все здесь, за исключением поручика Д. Жена его, которую вез он в горах на лошади верхом, здесь, а муж не мог погрузиться – остался. Жена плачет. Гильдовский и Корнев здесь. Я стою на квартире с Васильевым, которого Тихий дразнил «пидшморгач» за то, что тот подшморгует ежеминутно ртом, у него нервное подергиванье лица.
Итак, из всей команды, которая насчитывала в Батайске более полутораста человек, целый обоз, повозок 15, с телефонным имуществом, ординарческими верховыми лошадями, осталось 4 человека солдаты. Я, Васильев, Гильдовский и Корнев да механик Шапарев. Взводные и отделенные заблаговременно остались после Батайска. Фельдфебель Малыхин удрал в свою станицу перед кавказскими горами. Мне жаль одного Тихого. Бедняга остался в горах. Жив ли он сейчас? Как я ругаю себя за то, что уничтожил в Новороссийске дневник. Сейчас для меня те листочки, которые писались при двадцатиградусном морозе в заставе под мостом, дороже всего на свете, как память о старых товарищах. Решил во что бы то ни стало раздобыть бумаги и воспроизвести по памяти старый дневник.
18 марта. Получил кормовые деньги, 500 рублей. У Калинки взял одни брюки. Вот и все, что захватил в Новороссийске. Ходил в Керчь. Постригся. Слава богу, избавился от вшей. Переоделся. Помылся горячей водой. Керчь маленький городок. Мне понравился. Есть в нем старинные места. Гора Митридат, названная так по имени царя Митридата, который, по преданию, сидел на верхушке ее в каменном кресле, любуясь на Керченский пролив[78]. Сейчас на вершине горы стоит радио и туда никого не пускают, а у подножия горы – музей. Купил тетрадь за 200 рублей, листов в 25 неважной бумаги. Ну ничего, буду писать бисерным почерком – больше поместится. Одна половина тетради начинается с Харькова, а другая с Новороссийска и по сегодняшний день. Плохо вот помню порядок кубанских станиц. В этом помогает отчасти Васильев, у него «зверская» память. Сегодня сидел с Гильдовским на ступеньках крыльца нашего дома, и рассуждали о прошлом. Вспомнили Родину, его Москву. Он начал описывать Москву, Хитров рынок, Сухаревку. Как он там продавал кокаин. Да! Хорошо так греться на солнышке, когда знаешь, что ты сегодня спокойно разденешься и ляжешь спат