Движемся дальше. Балочка. Через балочку перекинут легкий мост. Он провалился, и в балке лежал накренившийся трактор. Ура! Бронепоезд и тракторы наши. Молодцы, бабиевцы! Настроение у всех повышенное. Теперь пойдем прямо на Екатеринодар. Сегодня, безусловно, возьмем Тимашевку. Это от моря будет верст 80, и до Екатеринодара осталось столько же. В общем, через неделю будем гулять по Екатеринодару. С занятием Тимашевки отрежем совершенно Тамань. Говорят, в Ахтарях устраивают базу кубанской группы. Пришли транспорты с полушубками, с зимним обмундированием, американский склад Красного Креста. Авиационный отряд, огнесклады и пр., пр.
Вечер. Подходим к Тимашевке. Виден вокзал. Красные открыли огонь. Удивительная публика: у станицы защищаются, а в поле их нет. Они сосредоточили орудийный огонь не по нам, а больше по обозам. Обозы наши стояли в балке. Они не выдержали и убегают. Вот там жара Щетковскому и Шапареву. С вокзала бьет их бронепоезд тяжелыми снарядами. Сильные разрывы и столбы дыма и земли. Наши батальоны уже рассыпались у станицы, у ближайшей железнодорожной будки. Пули визжат мимо нас с воем, впиваются в насыпь. Орудия наши бегло бьют по вокзалу. Красные на нашем правом фланге наступают. Они вышли из станицы и рассыпались далеко в поле. Наш 2-й батальон отходит. Наши орудия перенесли огонь на правый фланг. Я включился в линию и вызвал Ахтари. Слабо слышно. Ведь 80 верст, и линия плохо починена.
Командир полка наблюдает за боем. Он стоит на скамье дрезины и наблюдает в бинокль. Как всегда, он спокоен. Пули свистят мимо дрезины, но он не шелохнется. Твердо держит в руках бинокль и, как опытный хладнокровный доктор на операции, медленно диктует адъютанту донесение.
Адъютант, «притулившись» к скамье, пишет на небольшом листочке карандашом: «Генералу Шифнер-Маркевичу. Командир Алексеевского пехотного полка. Тимашевка. 17 часов 40 минут. Около часа ведем бой с красными. Заметна большая концентрация их сил. Несколько бронепоездов. Особых сведений не имею. Генерал Бабиев слева где-то. Связи с ним не имею никакой. Полковник Бузун».
Адъютант подозвал ординарца Волкова и, свернув записку, дал ему:
– Скачи к генералу Шифнер-Маркевичу и передай ему!
– А где он?! – удивился Волков.
– А где-то там, на правом фланге! – указал неопределенно адъютант. – Верст двадцать отсюда будет. Держись все время правого фланга. Только красным не попадись!
Смущенный таким приказанием, ординарец неохотно отвел свою лошадь и, вскочив в седло, помчался меж копнами к горизонту. С тылу откуда-то летит аэроплан и бьет из пулеметов по нас. Пули визжат в воздухе. Бронепоезд начал бить тяжелыми снарядами по нашей дрезине. Вот-вот угодит. У меня и душа ушла в пятки. Но командир полка и не шелохнется. Мне вспомнился Петр Великий в Полтавскую битву. Он говорил войскам: «А о Петре не ведайте, ему жизнь недорога, была бы Россия!»
Один снаряд разорвался близко от насыпи в болоте. Нас обдало грязью, мелкой водяной пылью.
Бой затягивается. Уже скоро будет темно, а цепи наши лежат на одном месте.
Уже является сомнение. Возьмем ли мы Тимашевку?
В тылу поднялись облака пыли. Приближаются какие-то колонны. Не то конница, не то пехота. Что такое? Откуда?
Командир полка немного растерялся.
– Не может быть, чтобы это были красные, – говорил он адъютанту, направляя туда бинокль. – Это фактически невозможно. Не могут они так быстро, незаметно из Тимашевки обойти нас.
Все-таки он приказал немедленно снять с передовой линии два пулемета и направить против приближающейся с тылу колонны. «Вот сейчас будет жара, – думал я, – либо пан, либо пропал, налетит конница – и всем нам амба. Ведь у нас два батальона и одна батарея, да и люди все устали страшно». Вдруг видим, по железнодорожной линии бежит какой-то солдат. Запыленный, потный – черный. Приближается. Это юнкер-константиновец.
– Где командир Алексеевского полка?! – кричит он.
– Здесь! Здесь!
– Господин полковник! – беря руку к козырьку и запыхавшись, докладывает он. – Константиновское военное училище прибыло к вам в подкрепление. Начальник училища просит у вас инструкций!
– Слава богу! – наши просияли. Вздохнули спокойней. Сейчас пойдет дело.
– Пожалуйста, передайте начальнику, – говорит успокоившийся полковник, – рассыпать училище правее нас и охватить станицу с правого фланга.
Через 20 минут по всему полю правее нас шли юнкера. Они рассыпались стройными рядами. Вполоборота направо. Идут, как на ученье. Молодцы! Наши уже врываются в станицу. Около станицы обрезаны провода.
– Господин полковник! – сказал Дьяков полковнику. – Разрешите нам проехать к станице и включиться в провода – может быть, мы подслушаем разговор их!
– Валяйте! – крикнул полковник.
Мы помчались по линии. Не доезжая шагов сто до первой цепи, соскочили и включились в оборванный провод. Ура! Стучит телеграфный аппарат и слышен крик:
– Тимашевка! Тимашевка! Тимашевка!
Мы, затаив дыхание, по очереди слушаем с Дьяковым. Интересно. Разговор врагов. Вот разговор:
– Тимашевка!
– Слушаю, Тимашевка!
– Почему молчите, говорит Екатеринодар…
…Пауза. Мы думали уже, что красные где-либо еще перерезали провода, но через минуту слышим прерывающийся от волнения голос:
– Екатеринодар!
– Слушаю!
– Белые обходят Тимашевку, мы не можем удержаться…
– Откройте ураганный огонь из бронепоездов и отходите!
– А что прикажете с составами?..
Пауза. Слышен шум, через 15 секунд голос:
– Тимашевка! Тимашевка! Тимашевка!
Пауза. Сильный звонок.
– Тимашевка! Тимашевка!
– Слу-ша-ю, Тимашевка! – пропищал в телефоне испуганный женский голос.
– Почему не отвечаете!
– Разорвался снаряд… я не могу!.. – пищал напуганный голосок.
Сильный звонок.
– Тимашевка! Тимашевка!
– Я… Тимашевка, – испуганно пищит бабий голос.
Слышны неземные ругательства:
– Почему………. не отвечаете?.. Дайте мне мерзавца, коменданта станции.
– Убежали… – пищит баба. – Не могу… снаряд…
– Ах, сволочи, уже убежали! – кричит в трубку Дьяков. – Но мы вас и в Екатеринодаре найдем, краснопузая сволочь!
– Винтит гайка! – засмеялся он, бросая трубку. Сильно бьет красная артиллерия. Но безрезультатно. По всему полю вздымаются столбы разрывов. В воздухе беспрерывный вой снарядов.
По путям идет командир с адъютантом, сбоку насыпи ординарцы ведут за ним лошадей.
– Господин полковник! – кричим мы ему. – Они бегут из Тимашевки, приказано очистить станцию!
– Сейчас приказывают бронепоезду уходить! – кричит Дьяков, держа у уха трубку. Действительно, раздался раскатистый гул тяжелого орудия, и артиллерийская стрельба утихла. Страшно трещали винтовки и рокотали пулеметы. Уже слышно «ура!». Роты ворвались в станицу. Командир, адъютант и ординарцы поспешно садятся на коней.
– Садись! – кричит Дьяков, налегая на передачу дрезины.
Я выключил аппарат и на ходу вскочил на дрезину. Мы мчимся по путям на станцию. Дрезина с шумом несется под уклон. Еще кое-где такают винтовки, но редко.
Мы обгоняем наши цепи. Они бегут по скошенному хлебу, обгоняя друг друга, тяжело дыша, каждый старается первый вскочить на станцию. К нам на дрезину прицепилось человек 12. Едва можно качать. Дружно нажимаем на передачу и с гулом летим. Дрезина с треском прыгает на стрелках и покатила по главному пути. А что, если на стрелках заложена пироксилиновая шашка? Вали кулем! Опосля разберем. Влетаем на перрон.
Какой-то человек выбежал из вокзала и бросился удирать по пути. Мы соскочили с дрезины и прицелились из винтовок.
«Трах! Тах! Трах!»
Он, пригинаясь, полез под вагоны и скрылся. Несколько человек лезло под вагонами. Мы начали по ним стрелять. Правее насыпи шагах в трехстах бежало человек 20. Мы открыли огонь по ним. Настроение у всех было такое. Пусть хоть полк идет против нас, все равно разобьем.
Врываемся в зал 1-го и 2-го класса. Пусто. Кто-то выстрелил в потолок. Штыками сдираем со стен большевицкие плакаты.
Вбегаем в контору. Перепуганная барышня выглядывает из-за шкапа. Окно в конторе вылетело, и часть стены вывалило нашим снарядом.
– Вы кто такая? – кричит Дьяков на барышню.
– Я… я… телеграфистка…
– Здесь есть красные?
– Не знаю, они бежали… ничего не знаю!.. – лепетала она.
– А револьверы есть у вас?!
Я, пользуясь моментом, беру со стола карандаши, книгу для записи поездов и штемпель… Последний положил обратно. Взял хорошую кожаную сумку.
Барышня плачет, с нею обморок.
– Успокойтесь! Успокойтесь! – говорит Дьяков, помогая ей сесть на стул и подавая воду. – Мы не звери… Мы не красные…
Но барышня всхлипывала и не могла выговорить ни слова.
В контору входит начальник дивизии генерал Казанович со штабом.
– Аппараты целы? – спрашивает генерал.
– Целы! Целы! – говорит успокоившаяся барышня.
– Дайте мне Екатеринодар!
Барышня стучит.
– Есть ток?! – удивляется генерал.
– Есть!
– Передавайте, – говорит генерал барышне, – белые обошли нас, что делать с бронепоездом…
Телеграфистка стучит. Слышен стук ответа, и лента, шурша, вылазит из-под пишущего колесика, извиваясь змейками по столу.
– Приказываю вторично, отойти… – читает барышня.
Генерал Казанович диктует:
– Прошу приготовить мне в Екатеринодаре хорошую квартиру…
– Кто говорит?.. – читает барышня ленту.
– Говорит генерал Казанович! – диктует начальник дивизии.
– Готова хорошая квартира, – медленно читает барышня ленту, – между двумя столбами с перекладиной…
Аппарат дает какие-то перебои.
Барышня недоуменно смотрит на ленту. Лента медленно вылазит из часового механизма и, изворачиваясь спиралью, вьется по столу.
– Что такое? – нетерпеливо спрашивает генерал.
– Ваше превосходительство… Ваше превосходительство… – читает барышня.
– Слушаю, генерал Казанович! – диктует заинтересованный генерал.