Итак, продолжаю то, что случилось в дальнейшем. Этот день у меня надолго останется в памяти.
Обоз 2-го разряда состоял из 10–15 повозок, большой английской (на 4 котла) кухни, офицерского собрания. Двух линеек с пулеметами «Кольт»[201]. За начальника обоза был полковник Лохов[202].
Приблизительно в 2 часа дня прибегает вестовой полковника Лохова и что-то быстро и нервно докладывает. Смотрю, наши быстро начали запрягать лошадей, бросают в повозку аппараты, катушки, кабель, суетятся. Хватаются. «Дело неладно!» – подумал я. Видно, эти обозные устроят панику. Рамбиевский из нашей команды, увидя всё это, смеясь, сказал мне:
– Смотри! Не дай бог быть с обозом во время паники!
Вдруг вестовой полковника Лохова нагнулся и показывает пальцем куда-то меж кустов. Я глянул тоже. Несколько всадников рысью мчались меж кустами.
«Тах-тах!» – защелкали в лесу винтовочные выстрелы.
Повозки наши рванули как бешеные. На ходу все цепляются на них. Сбрасывают с повозок то, что две минуты тому назад набрасывали.
– Команда связи, ко мне! – слышу голос капитана Свирщевского.
Пробегаю между повозками к нему. Капитан уже держит винтовку на изготовку. Он в форменной фуражке с белым верхом. Я оглянулся. Около меня стоял Рамбиевский и, кроме капитана, больше никого. Капитан тоже осмотрелся по сторонам. Никого уже не было, повозки удрали. Он повернулся и бегом за повозками. Я за ним. Бежим, а сзади хлопают выстрелы, свистят пули. Некоторые повозки останавливаются, впопыхах перепрягают лошадей. Смотрю, наша повозка мчалась, а то вдруг остановилась. Лошади хорошие, их еле удерживают, они кого-то поджидают. Ага! Капитана Свирщевского. Он бежит к ней. Я тоже пустился за капитаном. Капитан уже садится. На повозке Миргородский и еще несколько человек. Ударили по лошадям. Лошади рванули как змеи.
– Господин капитан! Господин капитан! – закричал я.
Повозка умчалась.
Я оглянулся. Я один в лесу. Сзади бегут два или три человека да едет быстро офицерского собрания кухня и наша двуколка на кляче.
Я бросил винтовку, которую взял у пленного в плавнях, и бегом к кухне. Оглядываюсь, конница близко. Дух захватывает. Бежать сил нет. Вот-вот нагонят и шашкой полоснут. Подбегаю к кухне, запряженной четвериком. Кашевары хлещут по лошадям. Хватился за передок.
– Куда? Куда? – кричат кашевары.
Хватился, а вскочить нет сил. Передок высокий, и не на что упереться ногами, а на полном ходу на руках не прыгнешь. Кашевары бьют меня по рукам и стараются, чтобы я не уцепился. «Сдохну, а не отцеплюсь», – решил я и бегу меж передком и кухней, держась за железную скобу передка. Кухня вскочила в какую-то канаву, я споткнулся и повис на руках. Теперь я волочился за передком. Руками держусь за скобу передка, а ноги под кухней. Единственное мое спасение – это остановить кухню или чтобы втащили меня на ходу на передок. Иначе я не могу подняться и попаду под колеса кухни.
Кашевары кричат:
– Что ты цепляешься! Брось держаться! Брось руки!
Ноги мои волочатся через какие-то пни, кусты, канавы, траву. Я волочусь и думаю: «Скоро ли?! Скоро ли?!»
Один удар по голове, и все кончено. Вот-вот догонит и ударит по голове… Волочусь и боюсь оглянуться. Жду… Уже нет сил держаться. Не могу. Руки разжимаются. Я выпустил из рук скобу. Колесо кухни переехало через меня. Левую руку два раза согнутую, левое плечо и левую ногу два раза согнутую.
«Не встану, – подумал я, – не встану…»
Но нет, схватился. В глазах помутилось. Голова закружилась, я упал. Буду лежать: будь что будет! Но нет. Опять поднялся, побежал.
– Стой! Куда бежишь? – слышу сзади крик.
«Пропал, – подумал я, – теперь уже все равно!» – и остановился.
Оглядываюсь. Сзади рысцой нагоняет какой-то всадник. В черном рваном пальто без оружия.
– Куда бежите! – кричит он на кашеваров. – Куда бежите? Вон они смотри где! – Он указал вправо.
Я глянул туда. Вправо в ста шагах наравне с нами скакали красные, сверкая обнаженными шашками, они мчались наперерез.
«Значит, это наш», – подумал я про всадника в черном пальто и понесся вперед. Справа красные кавалеристы окружили одну подводу и роются по мешкам. Слева еле плетется по песку наша кляча с пустой двуколкой. Какой-то пленный красноармеец шагает сбоку и хлещет клячу хворостиной. Я подбегаю к двуколке. Вскочить сзади нет сил. Я ложусь животом на передок, прямо на оглобли. Лошадь совсем останавливается.
– Куда лег? – кричит пленный. – Голубчик, вставай, лошадь совсем пристала, беги, ведь скорее удерешь!
Действительно, сообразил я, ведь лошадь еле плетется. Я соскочил и опять полетел.
Кавалеристы уже близко. Они изредка стреляют. Пули с визгом проносятся над нами. Кавалеристы больше охотятся за повозками, роются в мешках около подвод. Это нас спасает.
– Ой, братцы, не покидайте меня, возьмите меня! – раздался сзади крик. – Не покидайте, ранен!
Это кричал раненый офицер учебной команды. Калинка бежал около меня, потом вдруг споткнулся. Я оглянулся, он лежал неподвижно лицом в траву. Я бегу дальше. Фуражки у меня нет. Не знаю, где потерял. Догоняю Рамбиевского, он потерял свои черевики[203] и жарит босиком.
Я уже совсем выбился из сил и иду шагом. Будь что будет!
Рамбиевский советует не идти дорогой, а идти кустами левее, так как красные пошли в обход вправо. Действительно, красные погнались за повозками, а мы пошли по кустам влево. Уже тихо. Слышен где-то грохот повозок, но стрельбы нет.
Выбегаем на поляну. Вот и речонка. На другой стороне огороды села Покровского. Там стоит несколько лодок и ходит казак.
Здесь нас уже собралось несколько человек.
Как же перебраться на ту сторону? А красные могут каждую секунду сюда подлететь.
– Что там у вас такое? – кричит нам казак.
– Красные прорвались здесь! – отвечаю я.
– Как красные? – спрашивает он. – Наш генерал приказал узнать, что там за стрельба.
– Так я послан к вашему генералу, – пошел я на хитрость, – у меня есть к нему письмо!
Казак быстро свистнул в деревню. К нему подлетел мальчонка, сел на душегубку и на наш берег. Я, как человек опытный в этом деле (Геническ научил), не дожидаясь лодки, полез в воду. Рамбиевский за мной, и мы поехали. Остальная публика осталась на берегу. Переехали.
– Где письмо? – спрашивает у меня кубанец.
– Нету! – отвечаю я, все равно теперь переехал.
– Идем до генерала!
– Идем!
Оказывается, мы опять в селе Покровском. Здесь был храмовой праздник. Улицы полны принаряженного народа. Генерал Цыганок[204], командир Пластунского полка, почти пьяный стоял на улице с целым штабом, очевидно они кутили. Все были веселы. Вышли на улицу, так как были встревожены стрельбой. Вдруг казак ведет нас. Я без фуражки, Рамбиевский босый.
– Что такое? – спрашивает генерал Цыганок.
– Вот прибегли! – доложил казак.
– Что такое? – улыбаясь, спросил меня генерал.
Я доложил все по порядку. Он встревожился.
– Сотню конную в плавни, на перекресток, где дороги сходятся! – быстро распорядился он.
– Ваше превосходительство, – проговорил, очевидно, его адъютант. – Там в лесу конные ничего не сделают!
– Батальон пластунов немедленно!
Пластуны выступали из Покровского. По улицам целая ярмарка. Обозы сбились в три ряда. Пыль столбом. Спускаются батареи. Парни и девки разряженные стоят на улице, у людей праздник.
Перешел речушку по воде выше колен. Обмотки и брюки мокрые, в ботинках чавкает вода. Пояс, тесак и русский подсумок бросил в лесу, когда бежал. Хотел было бросить и шинель, но вспомнил, что на носу зима, и хорошо сделал, что не бросил. Идем опять по плавням, уже вечереет. Рамбиевского потерял из виду. Обоз идет медленно. Нога у меня разболелась. Попросился к казакам на пулеметную линейку, еду. Проехали место, где кавалерия наскочила на 1-й батальон, вот свежие холмики и дорогие крестики. Вот могила нашего Андрея. На кресте надпись: «Здесь погребен рядовой команды связи Андрей». А фамилию его не знали.
К нам в линейку подсаживается все больше и больше народу.
– Знаешь что? – говорят мне казаки. – Вот сзади привязана лошадь, садись на нее!
Лошадь вели, вероятно крестьянскую. Без уздечки привязана к линейке за шею.
Они остановили линейку. Я сел. Сперва ехали шагом, потом обоз пошел рысью. Лошадь худая, и ехать рысью нет возможности, ни уздечки, ни повода. Прямо привязана за шею. Так проехали верст 6. Я уже сижу на лошади всякими способами. Вдруг на дороге куст. Лошадь моя мчится левее куста, а дрожки идут по дороге правее. Повод зацепился за куст. Лошадь рвануло к кусту, и она упала. Я слетел набок. Веревка перервалась. Лошадь поднялась. Я опять сел, несусь за дрожками. Казаки дали мне красноармейскую фуражку. Решил не спешить. Дрожки далеко умчались вперед. Вдруг дрожки своротили в сторону и остановились, поджидая меня.
– Ты что отстаешь? – кричат на меня казаки. – Хочешь уйти с лошадью?
– Нет!
– Если нет, так не отставай!
Пришлось опять рысью шпарить за дрожками. Уж проехали верст 8. Спереди в темноте послышалась стрельба. Ухнуло орудие, осветив лес.
Это дерется батальон пластунов с красными, которые хотят отрезать единственную нашу дорогу. Обоз наш остановился. Впереди перестрелка. Я слез с лошади, поблагодарил казаков и начал пробираться между повозками вперед. Стоят орудия, кухни, двуколки, арбы, конница, конница и конница – это бабиевцы. Я пробираюсь дальше и дальше. Вот и стрельба. Темно. Пропело несколько пуль. Я пробираюсь дальше и дальше. Стрельба уже сзади. Обоз уже тронулся. Сел на какую-то гарбу с снарядными ящиками. Снаряды вываливались. Один ящик дорогой выпал. Подводчик какой-то старик, и с ним другой. Теперь только перейти мост через Днепр, и я спасен.