10 октября. Часов в 5 утра выступили из Малой Белозерки и пришли в немецкую колонию. Ну и мороз был утром. Я прямо замерз. Все время бежал сбоку гарбы, а когда солнце взошло и стало теплее, сел на гарбу. Что же будет зимой? А день теплый, даже жаркий. Стоим посреди улицы немецкой колонии. Получили хлеб. Часа в 2 дня двинулись на Васильевку, переехали железную дорогу и затем свернули на Большой Токмак. По дороге встретили корниловцев, мы их сменяем. Корниловцы идут на Каховку, у них большие батальоны, кухни: все честь честью, а у нас ни черта.
– Во алексеевцы! – кричат нам корниловцы. – Идут жидов бить!
В Большом Токмаке должны быть донцы, но их нет, и вот нас послали туда. Часа в 4 дня приехали в Токмак. Перед Токмаком вырыты большие окопы, напутаны новые проволочные заграждения. Большие и малые на кольях – против кавалерии. Часов в 5 выступили из Токмака и поехали обратно. Поздно вечером приехали в колонию Новомунталь[208]. Оказывается, мы теперь в 7-й дивизии: Кавказский, 25-й Смоленский и наш полк. Хозяин-немец рассказывает, как у него стояли дроздовцы-писаря. Побили всю посуду. Восхищается храбростью генерала Манштейна[209].
– Ваши солдаты молодцы! – говорит немец.
Колония вся разбита и разрушена махновцами, молотилки разбиты. Не узнаешь, где что стояло. А, видно, была богатая колония.
11 октября. Сегодня прошли 6 верст в колонию Андребург[210] и остановились – (наш пункт) участок. Здесь вырыты окопы в рост. Сделаны пулеметные гнезда и один ряд проволочных заграждений. Пленные еще оканчивают проволочные заграждения. Мы в селе, а застава пошла в окопы. Окопы в версте впереди колонии. Из окопов видно в сторону противника на горизонте село.
Окопы, говорят, сделаны на зимнюю кампанию. Будем здесь держать позицию всю зиму. Справа в 12 верстах Большой Токмак. Слева верст 8 железная дорога и село Васильевка. Сегодня ночью навели линии в штадив – Новомунталь – Андребург. Кабелю больше нет, а командир полка приказывает навести линии в окоп. Капитан Свирщевский достал колючей проволоки, и пришлось мне с ним наводить. В час ночи кончили. Итак, довоевались… Из колонии в окоп на версту лежит волнистая ржавая колючая проволока – наша связь. Ток через колючки уходит в землю… Спать хотелось. Было страшно холодно.
12 октября. Остаток ночи дежурим в штабе полка. Ночь была неспокойная. Ждали противника. Противника пока нет. Днем послали дежурить в окоп. В окопе застава человек 12, я у телефона. Пулеметчики дуют в карты. Впереди пленные еще кончают проволочные заграждения. Через окопы оставлена проселочная дорога. Туда едут подводы, мы пропускаем их только с записками коменданта. Наши солдаты на свой риск идут в село, виднеющееся впереди, за продуктами.
– А что, если там противник?
– Э! – машут они рукой и идут в английских шинелях, в погонах.
Едет подвода оттуда.
– Откуда?
– Из Полог!
– Ну что там?
– Там два дня идет бой!
– Кого с кем?
– Не знаем! – разводят руками подводчики. – Будто махновцы с большевиками, ничего не поймешь…
Зорко смотрим вперед. Застава уже не сменяется два дня, не сменяюсь и я. Запросил в штаб полка. Оттуда нет определенного ответа. Начальник заставы поручик волнуется:
– Ни жрать не дают, ни смены!
– Ну а что, если сейчас нагрянут красные? – спросил я его.
– Успеют наши подойти, – указал он на колонию, – а в случае чего мы все ж сумеем отойти лощиной в колонию!
У нас на бруствере лежит готовый «Люис» и «Кольт». «Кольтов» мы получили достаточно в Рогачиках. Ночевали в окопе. Всю ночь греемся у костра, вытаскиваем колья из проволочного заграждения и жжем. Наутро, не отдыхая, выступили из Новомунталя в Северстар. Нас сменили самурцы. Они заняли окоп.
13 октября. Сегодня дождь, слякоть. Пошел снег с дождем. Мы сидим у плиты в громадной кухне немца, печем пышки и пьем горький «принс». Поем. Особенно удается:
Пошел купаться Уверлей,
Оставив дома Доротею.
С собою пару пузырей
Берет он, плавать не умея!
Пронесся слух, что в тыл прорвалась конница красных, тысячи две-три, и что она бродит в тылу. Час от часу не легче. Я вышел во двор. Снег падает хлопьями и сейчас же тает в грязи. Грязь страшная. В конце улицы (с обоих концов) делают баррикады из плугов, борон, самокосок[211]. Очевидно, против внезапного налета кавалерии.
Дьяков повел линии в соседнюю колонию в штадив. Всего 4 версты. Часа в три дня поднялась ружейная и пулеметная стрельба. Что такое? От Андребурга на Новомунталь наступает кавалерия. Самурцы отчаянно отбиваются. Но они уже окружены. Наш полк выступал к ним на поддержку. Кавалерия движется между колониями. Лошади, видно, у них устали, и они идут медленно. Школьная батарея[212] из Новомунталя бьет на картечь. Видно, как падают лошади, всадники, а они все идут и идут. Обходят уже нас справа. Мы еле вытягиваем ноги из липкой глубокой грязи. Батарею захватили. Вырвалось только два передка.
Уже стемнело. Идет дождь. Мы, мокрые и грязные, идем по вспаханному полю группами, изредка раздается крик: «Сто-ой!» Тогда останавливаемся и даем несколько залпов, затем поворачиваемся и опять идем. Тяжело, выбиваемся из сил. Все тяжело дышат. Но красные тоже, видно, устали. Едва движутся. Они все время кричат «ура!», когда мы даем залпы – умолкают. Чуть повернули – опять «ура!».
Петька Щербинин из 5-й роты идет рядом со мной. У него в руках целая пачка листков: «Закон Врангеля о земле». Он идет и по листочку разбрасывает в поле. Везде по мокрому чернозему белеют мокрые листочки, а на них большими буквами надпись: «Всяк хозяин земли…»
Впереди нас бредут несколько подвод. Лошади, надрываясь, еле тянут. Колеса облипли грязью. Куда идем, неизвестно. Никакой связи. Шли по пахоте, потом свернули по дороге влево. Потом по пахоте вправо. Красные, очевидно, останутся ночевать в колонии и дальше не пойдут. Часам к 9 вечера была уже ночь. Пришли в какую-то немецкую колонию. Командир полка распорядился выставить заставы, вокруг села расставил пулеметы, приказано спать одетыми.
Зашли к немцу. Комнаты пустые, громадные. Я растянулся на полу и быстро уснул.
14 октября. На рассвете выступили. Ушаков сказал, что дальше он идти не в состоянии, и остался. Подмерзло. Идет крупа. Ветер холодный, северный. Прошли верст 12. Хорошая колония. Костел. Добываем хлеба. Дают хлеб белый на молоке. Обогревшись, бредем дальше.
15 октября. Сегодня подошли к селу Богдановка. Утром шли без всякой связи. Неизвестно, где наши, где неприятель. Идем по равнине часов в 10 утра. Вблизи раздались орудийные выстрелы. Где-то влево. Видны облачка шрапнельных разрывов. Значит, где-то близка позиция. День пасмурный, холодный. То выглянет солнце, то спрячется. Подходим к обрыву. Под обрывом село Богдановка. Село под горой в широкой долине. Через него идет железная дорога. Вдали видна станция. Говорят, это Терпенье или Плодородье. На железной дороге стоят два бронепоезда, оба дымят. Около бронепоездов кружатся всадники. Наши или нет?
Обоз наш уже спускается с горы в село.
– Назад!
Обоз поворачивает. Еле вытягивают орудия в гору обратно. Вот если бронепоезд сейчас откроет по нас огонь? Послали разведку в село.
Бронепоезда оба наши, а всадники – донцы.
Расходимся по хатам. Хозяйка нам варит картофель в мундирах. Народ тут бедный. В хате тифозный больной. Сильный ветер. Тучи набежали, собирается дождь.
Откуда-то стреляют. Снаряды с воем несутся через село. Бьет бронепоезд. Стекла в хате звенят, чуть не вылетят. В долине поднимается ружейная и пулеметная стрельба.
Выступаем.
– Быстрее проходи обоз по улице, – кричат, – нижняя половина села занята красными!
Выходим на выгон. Впереди высокий курган. Откуда-то, на наше несчастье, взялись кавказцы, смоленцы. Смоленцы все на тачанках, на задних стоят пулеметы. Они рысью обгоняют нас. Наши обозы тоже несутся рысью. Мы останавливаемся в поле. Капитан Свирщевский сел на подводу.
– Едемте! – кричит он нам.
– Едем! – сказал я поручику Лебедеву.
– Неудобно! – замялся тот, и мы остались.
Вправо на горизонте показывается лава красной конницы. Ее туча, она движется нам в обход. Смоленцы ударили по лошадям и рысью умчались. Мы остались одни. Кавалерии масса. Жутко. Полковник Логвинов едет на лошади верхом, он за командира полка.
Мы идем по над лощиной.
Логвинов остановился.
– Батальон, ко мне!
– Первый батальон, не болтаться!
1-й батальон, кроме офицерской роты, целиком из пленных. Они были у Колчака, попали к красным, от красных к нам. Везде их брала в плен кавалерия. Так что они страшно боятся последней и при ее появлении совсем теряются. Многие из них уже бегут.
– Стой! – кричит Логвинов. – Расстреляю!
Около полковника Логвинова собралась Офицерская рота и солдаты-добровольцы – эти не подкачают. Мы дали несколько залпов. Но они только на минуту задержали красных. Кавалерия уже в двухстах шагах, отчетливо слышно «ура!» каждого человека. Пленные, как один, воткнули штыки в землю и подняли вверх руки. Дело дрянь. Нас всего человек 40. Быстро идем по лощине. Полковник Логвинов сзади на лошади. Красные уже окружили сдавшихся в плен. Справа нас обходят в полуверсте.
– Батальон! – ежеминутно кричит Логвинов. – Пли!
Батальон, 40 человек, дает залп. Другой, третий, кавалерия рассеялась немного. Поле как будто очистилось. Едва двинемся, опять туча собралась и «ура». Мы идем почти бегом. Лава уже близко. Несколько всадников уже долетают до нас. Слышны их крики, ругательства.
«Не помилуют!» – думает каждый. Смерть!