– Саня, тебе же идти через пару часов в бой, а ты не спал. И тебе ещё двое суток воевать…
– Товарищ подполковник, всё будет нормально, – Кравченко зачастил оправдываясь, – да.., да…, выпил немного, но мне разведчики дали таблеток и я сейчас даже переполнен энергией…
Я раздражённо махнул рукой и, продолжая бриться, исподлобья наблюдал за своим помощником.
Действительно, Саня был весь как на пружинах – метался по кунгу, хватая то одно, то другое, пытаясь делать сразу несколько дел. Что-то пытался рассказывать, но сбивался и опять начинал одевать снаряжение, но так и не оделся даже спустя тридцать минут. Несколько раз делал ему замечание и подгонял, но всё было бесполезно. Он никак не мог собраться. Впервые я наблюдал такую картину. Оставив Кравченко в безуспешных попытках одеться, я и Гутник вышли к ПРП и уже через три минуты со своей группой занимали место в колонне за машиной подполковника Тимохина. В колонне уже находилась КШМ Дзигунова, но машины Чикина видно не было, а ведь он сам должен быть при командире батальона ВВ, а его капитан Язев уходил корректировщиком с одной из штурмовых групп. Зло перематерившись, слез с ПРП и прошёл на ЦБУ. По телефону мне со второго дивизиона ответили, что командир дивизиона уже убыл на КНП.
– Ермек, ты сегодня видел Чикина?
Дзигунов присел на верху своей машины и, помолчав пару секунд немного с досадой в голосе, сказал: – Да пьяный он спит у себя. Думаю, что его в ближайшие полчаса сумеют растолкать.
Я хотел ещё раз сходить на ЦБУ и позвонить во второй дивизион, но появился Тимохин и колонна двинулась вперёд. За моим ПРП двигались БМП разведчиков, но Кравченко на них тоже не было.
– А…, чёрт с ним, пусть как хочет добирается до передка, но если опоздает – пришибу. – По радиостанции связался со вторым дивизионом и радист заверил меня, что через три минуты КШМ командира дивизиона тронется с огневой позиции на передок.
– Ну, тут хоть всё в порядке.
Уже перед самой высотой, нашу колонну догнал танк, а когда мы остановились с него соскочил Кравченко со своей группой и, подскочив ко мне, весело доложил о прибытии.
Я взял рукой капитана за рукав и отвёл его в сторону: – Саня, Саняяяя…, перестань метаться, возьми свои эмоции в руки. Остановись. Что ты дёргаешься? Кравченко, ругать я тебя не буду, но очень недоволен твоим поведением и твоим опозданием. А сейчас иди в свою штурмовую группу и удачи тебе.
Отправив Кравченко, спустился в окоп, где к этому времени моя ячейка управления была уже развёрнута и на массети висела трубка радиостанции. Если со своим корректировщиком я разобрался, то меня всё больше и больше беспокоило отсутствие Чикина и Язева и, взяв в руку трубку, опять связался со вторым дивизионом. Хоть меня и заверили, что командир дивизиона в движении у меня было достаточно оснований не верить этому сообщению. Решив связаться с командиром дивизиона через полчаса, я занялся проверкой готовности дивизионов и миномётных батарей к артиллерийской подготовке атаки, в которой участвовало до пятнадцати дивизионов. После нас прилетает фронтовая авиация и утюжит оборону боевиков «пятисотками» и «двухсот пятидесяти» килограммовыми бомбами. В это время недалеко от нас разворачивается «Буратино» и накрывает овощехранилище: за его размеры и низкие приземистые здания мы прозвали его «Пентагоном». А после артподготовки штурмовые отряды выдвигались вперёд. На нашем направлении действовал 674 полк внутренних войск, а в направление стадиона и микрорайона пятиэтажек – 21 бригада ВВэшников и вроде бы ничто не предвещало нам неудачи. Когда мы приехали на КНП чистое звёздное небо и прогноз авианаводчиков давал надежду на хороший, солнечный день, но внезапно на окрестности навалился плотный туман и вообще ни черта не стало видно. Я опять связался с командиром второго дивизиона и уже голос не совсем ещё трезвого Чикина по радиостанции доложил, что они через пару минут выедут с огневой позиции.
– Чёрт побери, этих командиров. – Злится я уже не мог и с горечью рассмеялся, – Как надоели их пьянки. Ну, можно же выпить, но не нажираться перед наступлением. И мужик ведь Чикин неплохой….
А тут, как будто почувствовав мою слабину, ко мне привязался полковник Бурковский.
– Товарищ подполковник, а где ваши корректировочные группы и командир дивизиона?
– Товарищ полковник, – я подавил в себе неприязнь к Бурковскому и бодрым голосом доложил, – командир дивизиона с командиром батальона, а корректировщики в своих штурмовых отрядах.
– Что-то там я их не видел, товарищ начальник артиллерии, – полковник с такой же неприязнью ответил мне, – пойду ещё раз проверю.
Я матюкнулся про себя в спину удаляющего полковника и вернулся к своим делам, благо подходило время артподготовки. В ходе неё моя артиллерия участвовала в трёх огневых налётах с расходом 750 снарядов. В первом огневом налёте наносил удар по опорному пункту в гаражном комплексе. Через десять минут второй огневой налёт – окучиваем два здания на пути движения штурмовых групп. Ну а в третий – возвращаемся опять к гаражному комплексу.
Немного рассвело, но видимость всё равно нулевая. Было прямо видно, как белесые пряди тумана тянулись вдоль земли в сторону стадиона и даже не было намёток на то, что он разойдётся.
7:30 утра над высотой прошелестели снаряды и первые разрывы ухнули в тумане, слегка его колыхнув. И замолотило. К разрывам присоединился гул работающих дивизионов и у меня поднялось настроение. Тем более что Чикин наконец-то доложил, что он на месте. Ну.., Слава богу.
В восемь часов как мановению волшебной палочки артиллерийская канонада стихла и над передним краем повисла тишина. Но длилась она минуты две, высоко в воздухе загудели самолёты и в тумане стали рваться «пятисотки». Мощными своими разрывами они как бы всколыхнули весь туман и он начал быстро подыматься вверх. Чуть потянуло ветерком и пелена тумана в течение пяти минут разорвалась на крупные куски, которые стали быстро таять. Из остатков тумана выплыл громадный «Пентагон», против которого уже разворачивалась «Буратино». Ещё пару минут ожидания и снаряды огромной мощи накрыли всю площадь овощехранилища.
Всё, штурмовые группы пошли вперёд.
– Товарищ подполковник, вас вызывает «Мрамор». Чего-то голос у него нервный, – радиотелефонист протянул мне трубку.
– «Мрамор. Я, Лесник 53. Приём!»
– «Лесник 53, оторвался от своей группы и заблудился в частном секторе. Что делать?»
Да. Ничего иного от Кравченко и не ожидал. Всегда, когда он уходил на корректировку я подспудно ожидал от него какого-нибудь подвоха. Но такого. Заблудиться в такой ответственный момент и где – это надо уметь.
Спокойным голосом дал совет своему подчинённому: – «Мрамор, успокойтесь. Сориентируйтесь там на месте и догоняйте группу».
Блин, только этого не хватало. Сейчас заблудится и не дай бог ещё выбредет на боевиков. Впрочем, переживал не долго. Кравченко вышел на связь и доложил, что догнал группу. Только облегчённо перевёл дух, как в окопе появился полковник Бурковский, прошёл в ячейку Сухарева и позвал меня.
– Товарищ полковник, официально вам докладываю, что начальник артиллерии полка нагло обманывает нас. Командира дивизиона на наблюдательном пункте командира батальона нет. Также я встретил одну из его корректировочных групп, которая металась там, не зная куда идти.
Сухарев вопросительно посмотрел на меня, ожидая моего ответа.
Едва сдерживая бешенство, я доложил: – Корректировщики в своих штурмовых группах, командир дивизиона на КНП командира батальона. Разрешите, я схожу и разберусь. – Я с ненавистью глянул на Бурковского и, взяв автомат, направился в сторону ВВэшников.
Чикин небритый и пышущий хорошим перегаром встретил меня у буссоли: – Борис Геннадьевич, я конечно виноват, но прибыл всё таки вовремя.
Ничего не стал говорить Чикину, лишь тяжело вздохнул и направился обратно к себе.
Бурковский находился в ячейке командующего артиллерией группировки и что-то нудно втолковывал Сухареву и Богомякову, на лицах которых застыло терпеливо-тоскливое выражение. В ячейке генерала Малофеева толпились его офицеры: кто-то вёл переговоры по радиостанции, кто-то разглядывал в приборы передний край, сам же генерал смотрел на карту, на которой его начальник штаба рисовал линии обозначающие положение штурмовых отрядов.
Бесцеремонно перебил очередные нравоучения полковника Бурковского и, приложив руку к головному убору, доложил Сухареву: – Товарищ полковник, также официально вам докладываю, что командир дивизиона находится там, где ему и положено. Корректировщики в своих штурмовых отрядах.
Я опустил руку, закончив доклад, но не утерпев, язвительно добавил: – Я не знаю, где лазил полковник Бурковский и где он искал моих подчинённых и не знаю, почему он вас вводит в заблуждение.
Бурковский пристально посмотрел на меня своими водянистыми глазами и молча вышел из окопа, а Сухарев взял меня под руку.
– Боря, ты пойми правильно мою позицию. Он проверяющий и мне его навязали. Вследствии чего я не могу вести с ним себя не почтительно. Я должен прислушиваться к его мнению. А ты – пехота. Что с тебя взять? Так что ты можешь «поставить его на место», но будь осторожен – не перегни палку.
Судя по ухмыляющимся лицам окружающих нас офицеров Малофеева, Бурковский достал и их и они были бы только рады такому развлечению.
Я вернулся в свою ячейку, где стал ожидать каких либо сообщений от корректировщиков. Но через пятнадцать минут в окопе снова появился Бурковский и торжествующе объявил на весь командный пункт, что я всех обманываю и командира дивизиона нет на КНП командира батальона.
Над КНП повисла тишина: все, даже Малофеев, заинтересованно повернулись ко мне, ожидая моего ответа.
Выйдя на середину прохода, я стал перед Бурковским и ткнул себя в грудь пальцем: – Я – Вру? Вы что тут за следствие устроили? Это вы что тут заявляете? Что моё слово – слово начальника артиллерии полка – Лживо? Вы что «буровите»? Ну-ка, полковник, пошли со мной – я тебя сейчас ткну лицом в подполковника Чикина.