События последних дней ожесточили меня, поэтому я не церемонился и, не выбирая выражений, едко заговорил: – Сбегаешь, товарищ подполковник, оставляешь меня тут. Трахайся, мол, с моим начальником штаба, а я уеду. Заболел? Да пить надо было меньше – тогда бы и почки, и печень в порядке были…., – я махнул рукой на командира дивизиона и опустился на кровать, – идите, Чикин, я вас видеть не хочу.
Александр Владимирович, не ожидал такого всплеска эмоций и даже онемел на несколько секунд. Лицо его покрыла краска, он вскочил с табурета, хотел что-то возмущённо ответить, но только плюнул на пол и выскочил из кунга. Через минуту дверь вновь распахнулась и в кунг снова влетел Чикин, подскочил ко мне и заорал прямо в лицо: – Да я действительно заболел и пришёл к тебе, Боря, посидеть выпить на прощанье, а ты меня чуть ли в не трусости обвиняешь и в алкоголизме. Да выпивал, но и дивизион не хуже других. А может быть и лучше. Я не виноват, что здоровье у меня хлипковатое, – Чикин перевёл дух. Выхватил из кармана бутылку водки и кинул рядом со мной на койку, – на, выпей за моё здоровье. Только потом…. Без меня. Да и за своё здоровье тоже. Будь здоров.
Подполковник выскочил из салона, а остался сидеть на кровати в расстроенных чувствах. Хороший мужик, Александр Владимирович, и не стоило мне так с ним было расставаться. Не заслужил он этих моих несправедливых слов. Действительно, он последнее время неважно себя чувствовал. Всем сейчас тяжело и не стоило на нём срывать свою безнадёгу. На душе стало совсем противно. Подхватил бутылку, быстрым движением сорвал пробку и налил полную кружку. Не останавливаясь, несколькими крупными глотками выпил горькую жидкость и отбросил кружку в угол. Медленно вытер рукавом мокрые губы и как клятву выдохнул: – Всё, нечего раскисать. Беру себя в руки. Ещё несколько дней и всё встанет на свои места….
* * *
20 января с разрешения командира полка остался на КП полка, а на передок вместо меня уехал Кравченко. День провёл на ЦБУ, прислушиваясь по радиостанции к переговорам. Отработал документы, которые немного подзапустил. Позанимался с Ржановым.
* * *
21 января выехал на КНП и провёл смену корректировщиков – Кравченко сменил Гутника и сейчас Володя довольный сидел в окопе, неспешно рассказывая о прошедших сутках. Я с интересом слушал его рассказ и не сразу прореагировал на автоматную очередь, залетевшую к нам. К счастью она никого не задела. Лишь в соседней ячейке пули пробили радиостанцию. Мы все дружно присели, а через минуту осторожно приподнялись над бруствером и тут же снова резко присели от прилетевшей одиночной пули, которая щёлкнула уже в моей ячейке. Судя по звуку, калибром она была не меньше 7,62 мм.
– Кто понял откуда стреляют? – Крикнул я остальным на КНП, но офицеры и солдаты только пожимали плечами в ответ. Очередная попытка выглянуть из-за бруствера опять закончилась резвым приседанием на дно окопа, так она проклятая опасно свистнула. Теперь душара бил только одиночными выстрелами и ощущение было такое, что его позиция находится где-то рядом перед нами – метров триста-четыреста. Но этого не могло быть, потому что там были позиции первой роты. Мы ещё несколько раз приседали, а потом начали обшаривать глазами окрестности и пытаться высмотреть позицию боевика, используя перископы и перископичность большинства оптических приборов.
– Товарищ подполковник, – раздался голос Евдокимова, который разглядывал в перископ буссоли впереди лежащую местность, – кажется, я обнаружил позицию. Он в канализации сидит и через дырку в кирпичной стенке стреляет. Звука не слышно, потому что он там и остаётся, но я засёк вспышку выстрела.
Я навёл свой большой прибор в то место и увидел люк обычной, банальной канализации, которая тянулась от пятиэтажек Старопромысловского района к центральной части Грозного. Несколько дней тому назад рядом с трассой канализации разорвался снаряд или бомба большого калибра, обнажив часть кирпичной кладки, в центре которой виднелось аккуратное, прямоугольное отверстие от вынутого кирпича. Если Евдокимов своей буссолью смог разглядеть там вспышку выстрела, то я в двадцатикратник видел гораздо лучше и ближе – даже какое-то движение в глубине амбразуры. Но самое удивительное, что в пятидесяти метрах, несколько в стороне от люка канализации находились в окопе двое мотострелков и ничего не наблюдали и не слышали.
– Гутник. Смотри, – я подозвал своего разведчика к прибору, – видишь, под перекрестьем кирпичная стенка и прямоугольная дырка в ней? Вот оттуда и бьёт гадёныш. Надо его грохнуть. Сейчас берёшь любого из солдат и с правого края окопа выходишь и идёшь в сторону стадиона. Чувствую, что стрелять он по вам не будет – пройдёшь немного вперёд и там, в сторонке, спустишься по склону вниз. Подымешься к позициям первой роты ну и как бы сзади подкрадёшься и сверху кинешь в дырку гранату. Там сам на месте разберёшься, как её кинуть – только тех бойцов предупреди.
Гутник секунд тридцать смотрел в окуляры, немного поводил прибором вправо-влево и отодвинулся от прибора: – Понял, сейчас пойду.
Володя взял с собой одного разведчика, осторожно выбрался из окопа и действительно по ним боевик не стрелял. Осмелев, офицер и солдат уже уверенно направились в сторону стадиона. Я прильнул к окулярам и впился в тёмный проём на кирпичной стенке, ожидая вспышки – но не дождался. Сначала я, а потом другие офицеры и солдаты осторожно подняли головы над бруствером, ежесекундно ожидая свиста пули, но потом все осмелели, уверившись, что и в этот раз боевик промахнётся.
Резкий свист и приглушенные хлопки сигналки послышались справа, заставил меня резко перегнуться через бруствер и засмеяться. Спускаясь по склону, Гутник с солдатом наткнулись на растяжки сигналки и сейчас оба лежали в неудобной позе на крутом склоне: голова внизу – задница кверху. Хорошо, что там стояли только сигналки, а не растяжки гранат. Выкинув в воздух все свои ракетки, сигналка «сдохла» и Гутник с солдатом встали с земли, огляделись и продолжили спуск вниз. Через пять минут они были уже в расположение первой роты и подошли к двум бойцам в окопе. Капитан наклонился к ним и начал показывать рукой на люк канализации, одновременно внушая им, какие они балбесы. В прибор были хорошо видны удивлённые лица мотострелков. Они было начали вылезать из окопа, но Гутник осадил их обратно и, слегка приподнявшись на носки, стал сзади подкрадываться к обнажившейся кирпичной стенке сзади. Подкравшись, Володя осторожно осмотрел сверху дырку, достал гранату и выдернул кольцо. Тщательно примерившись, он резко нагнулся сверху к отверстию и почти засунул гранату во внутрь. Выдернул руку и откинулся назад. Через положенное время из амбразуры беззвучно вылетел клуб пыли и дыма, а металлический люк в пяти метрах подпрыгнул вверх на полметра и с сильным лязгом, который был слышен даже у нас, опустился обратно. Точно такой же клуб пыли вырвался в пятидесяти метрах правее из соседнего люка. Володя подбежал с солдатом к ближайшему люку, отодвинули толстую крышку и кинули туда ещё две гранаты. Ещё раз лязгнула крышка люка, выпустив пыль и дым, и всё было кончено.
Если сейчас на месте Гутника был бы Кравченко, то он бы наверняка полез туда, но Володя благоразумно не стал соваться в эти подземелья – неизвестно на что там можно было нарваться. За все эти годы безвластия городская канализация перестала выполнять предназначенные ей функции и как рассказывали там сейчас можно свободно перемещаться под всем городом. Там даже и не пахнет – всё гавно давно высохло.
Несколько дней тому назад, на противоположном конце города произошёл смешной случай. Наши подразделения захватили печально известную больницу, про которую снял Невзоров фильм «Чистилище», и начали располагаться на новых позициях. Боевики, большим отрядом, по канализации пробрались на территорию больницы и затаились в большом коллекторе, дожидаясь ночи, чтобы внезапно, из-под земли атаковать наши подразделения и выбить их из больничного комплекса. Наступила ночь и боевики с помощью нескольких мощных домкратов стали приподнимать огромную бетонную плиту закрывающую коллектор. Но плита не поддавалась и не поднималась даже на миллиметр.
Как потом оказалось они пытались поднять плиту в течение трёх ночей, но всё было безрезультатно. После чего боевики, плюнув на эту затею, бросили домкраты и ушли обратно в город. Им и невдомёк было, что в этот момент на люке стоял танк, который и не давал подняться плите. Не поставили бы танкисты свой танк на эту плиту, вполне возможно чеченцы и сумели бы отбить больницу…
Гутник вернулся обратно, но через два часа всё повторилось снова. Мы несколько раз приседали, поднимались вновь. Так дальше не могло продолжаться или боевик кого-то в конце-концов грохнет, или же мы его всё таки уделаем.
Я опять подозвал Гутника: – Володя, задолбал он. Проберись незаметно к танку на прямой наводке и жахни туда, пока там бойцов с первой роты нет.
Через несколько минут танковый снаряд с оглушительным грохотом, пробив кирпичную стенку, разорвался внутри канализации. Да…, это не гранаты… Сразу же несколько люков на достаточно большом расстоянии взлетело высоко вверх и обрушились на позиции мотострелков, повергнув их в дикое изумление. На протяжение десяти метров кирпичный свод обрушился вместе с землёй во внутрь, плотно и надёжно закупорив канализацию с обеих сторон. Больше по нам никто не стрелял.
* * *
Сегодня не поехал на КНП, послав туда Гутника, а сам остался на ЦБУ. Посадил рядом с собой подполковника Ржанова и стал с ним заниматься. Сегодня ночью выпал снег и на улице, несмотря на то что светило солнце, всё равно было холодно. В течение часа я прошёлся с Ржановым по нескольким реальным боевым случаям, разбирая их досконально – почему в каждом эпизоде принималось именно то решение, а не иное.
Перекурив минут десять, мы приступили к следующей части занятия, но его прервало сообщение, пришедшее по радиостанции с КНП.
– «Лесник 53! Я, Скрипач!» Вам срочно прибыть на КНП. Вас вызывает сюда Трошев.