Слушая объяснения Игоря, прильнул к окулярам – Ага, всё понятно. Левое здание в окуляре мне было знакомо: я ранее его обозвал – пожарка. Высокое здание из красного кирпича, с характерными тремя большими воротами в стене, обращённой к нам. Справа, перпендикулярно ему тянулись, тоже из красного кирпича, боксы и между боксами и пожаркой был проход – метров шесть шириной. Ещё правее за углом этого строения виднелась узкая линия зелёнки, которая тянулась до самой железной дороги – туда-то и ныряли, видать, боевики. А из зелёнки, оставаясь невидимыми для нас, они могли перемещаться в разных направлениях. К левой стороне пожарки примыкал деревянный забор, который тянулся на протяжение пятидесяти метров. За самой пожаркой в пятидесяти метрах открытого пространства, заваленного разным хламмом, возвышались две металлических башни бетонного растворного узла.
Откинулся от прибора: – Всё, Игорь, понятно. Я туда уже стрелял несколько раз. И сейчас пристреляю проход и наведу одну из батарей. Как только кто-то побежит – сразу же накрою их.
Взяв в руку микрофон, наклонился к карте и стал диктовать на огневую позицию второго дивизиона координаты для основного орудия пятой батареи.
…Снаряд прошелестел над КНП и разорвался правее и немного дальше прохода между пожаркой и боксами. Передал корректуру и уже с удовлетворением хмыкнул, увидев разрыв снаряда как раз посередине прохода.
– «Самара. Я, Лесник 53! Подручной навести, зарядить, быть в готовности открыть огонь».
Десять томительных минут протекли в ожидание боевиков и я откинулся от прибора: – Игорь, садись сам и паси своих духов, – предложил Калугину, а сам сел на ящик и стал потягивать крепкий, горячий чай, который мне принёс телефонист от костра.
Я чуть не разлил чай от громкого крика подполковника: – Боря, духи! Смотри….
Отшвырнув кружку с остатками чая и оттолкнув Игоря от прибора, я прильнул к окулярам: слева, перебежками, вдоль забора к зданию пожарки перемещались трое боевиков с явным намерением нырнуть в проход между зданиями и уйти в зелёнку. Я, не глядя, протянул руку, в которую тут же вложили мне микротелефонную трубку радиостанции.
– «Самара. Я, Лесник 53! Подручной приготовиться. Внимание…, – боевики уже подходили к левому углу пожарки и как только они скрылись за ним, резко выдохнул, – подручной. Залп!»
Ещё сильнее прильнув к окулярам, я начал про себя считать секунды, зная, что полётное время снарядов составляет 20 секунд – Один, два, три, четыре….
На десятой секунде чеченцы выскочили из-за угла и неспешно устремились по проходу. Момент залпа был выбран удачным, но его результат меня разочаровал – я забыл в команде подать «Веер сосредоточенный» поэтому четыре серых разрыва взметнулись на одной линии на фронте в семьдесят метров и только один снаряд разорвался в пяти метрах от группки боевиков, разметав их взрывной волной в разные стороны.
– «Самара, нормально, но веер сосредоточенный. Залп!!!», – проорал команду, не отрываясь от окуляров. Двое боевиков мгновенно вскочили на ноги и подскочили к третьему, который слабо шевелился на земле. Всё-таки его зацепило осколками. Чеченцы попытались помочь ему встать на ноги, но раненый каждый раз падал на землю. Прекратив бесплодные попытки, боевики подхватили бессильное тело товарища под руки, подобрали его автомат и быстро потащили пострадавшего в сторону зелёнки. Задержись они секунд на тридцать на месте и им бы пришёл конец. Три разрыва второго залпа кучно рванули на том месте, где только что находились боевики. Четвёртый разрыв взметнулся в метрах двадцати дальше.
Недовольный своей ошибкой откинулся от прибора и поглядел на Игоря, который только что опустил от глаз бинокль, но увидев его довольный вид и возбуждение от увиденного – рассмеялся.
– Игорь, помяни моё слово – следующую группу накроем, а этим сегодня просто повезло.
– Да ты что, Боря – нормально. Раненому, видать, хорошо досталось. А те двое – точно обоссались….
Снова прильнул к окулярам прибора, решив дождаться, когда новые боевики постараются пройти через пристрелянный участок. Минут пятнадцать пялился на этот участок местности и теперь знал каждую мелочь и деталь рельефа в поле зрения прибора.
Из-за одной из двух железных башен растворного узла сначала осторожно показалась одна голова, а через несколько секунд уже три головы выглядывали из-за края и осматривали впереди лежащий открытый участок местности. Понаблюдав с минуту и не обнаружив, для себя опасности, боевики смело вышли из укрытия и неспешной трусцой направились к уже знакомому проходу. Все трое были одеты в белоснежные маскировочные халаты и на фоне свежевыпавшего снега их бы и не заметили, если бы специально не смотрели на этот участок. Скорее всего маскхалаты были им выданы заранее и они до поры до времени лежали у каждого в вещмешках, а как снег выпал они их одели. Нам же обещали только завтра выдать маскхалаты, отчего где-то в душе скребанула обида за нашу неповоротливость.
Боевики тем временем, гуськом друг за другом, не спеша бежали по открытому участку, приближаясь к проходу, а я тянул в радиостанцию: – «Самара, приготовиться…., Вниманиеееее…, Залп!!!»
Чеченцы пересекли ту невидимую черту – линию смерти, когда я с уверенностью мог открыть огонь. Правда, они и сейчас могли или остановиться, или свернуть в сторону и избежать смерти. Но они уверенно втянулись в проход и лишь на секунду притормозили у воронок от предыдущих снарядов, разглядывая окровавленный снег. Потом, осознав опасность, рванули вперёд и практически вбежали в разрывы снарядов.
Через несколько секунд дым и пыль от разрывов сместился вправо и открывшиеся картина порадовала всех, кто наблюдал за залпом – изуродованные тела боевиков кучами уже грязного, изорванного в клочья тряпья валялись в проходе и не подавали жизни. Да они и не могли подавать эти признаки – даже с такого расстояния в оптический прибор были хорошо видны оторванные руки и ноги и забрызганный кровью снег.
– «Самара, Зарядить. Восстановить наводку…»
Через несколько минут наблюдения над забором запрыгали три головы ещё одной группы боевиков, которые уверенно направлялись вдоль забора к проходу. Когда они скрылись за левым углом пожарки, я просчитал до 10 и подал команду – Залп! С таким расчётом, чтобы их накрыть как только они вывернут из-за угла. Первую и вторую группу накрыли на середине прохода и я боялся, что увидев трупы своих соратников они повернут и убегут за здание. Так и получилось. Только чеченцы вышли из-за угла как в десяти метрах от них разорвались три снаряда, четвёртый опять улетел в сторону. Боевиков разметало по проходу и когда дым развеялся, они ползали по грязному снегу, помогая друг-другу подняться.
Я чуть подправил наводку по дальности и дал ещё один залп, которым и покончил с этой группой. Теперь в проходе лежало шесть бездыханных, истерзанных тел.
Четвёртой группе боевиков повезло больше: снаряды разорвались несколько в стороне, лишь легко ранив одного из них. Чеченцы быстро пробежали весь проход между зданиями и скрылись в узкой ленте зелёнки. Мгновенно довернул батарею влево, но наводчики сработали плохо и снаряды разорвались дальше зелёнки, лишь один из них рванул в центре зарослей.
Постреляв таким образом ещё немного, я на попутной машине убыл на КП полка, где решил продолжить занятие с Ржановым.
* * *
Утром меня разбудил старший лейтенант Коротких: – Товарищ подполковник, во втором дивизионе ЧП. Вчера вечером у них в одной из самоходок замкнуло электропроводку и самоходка загорелась. Правда, огневики сработали оперативно и сумели быстро потушить машину и за ночь восстановить её. А в 4 часа ночи уже в другой самоходке не потушенный окурок бросили на пучки пороха. Самоходка мгновенно вспыхнула. Бойцы быстро покинули машину, а механик-водитель, стремительным рывком отогнал её на сто метров вперёд позиций и сам благополучно выскочил из неё. Потушить её не получилось и через полчаса самоходка взорвалась.
Я посидел несколько секунд на кровати, осмысливая сообщение, и потянулся к телефону.
– Борис Геннадьевич, – послышался истерично-плачущий голос Пиратова в трубке, – у меня ЧП. Не успел толком покомандовать дивизионом и у меня такое ЧП. Что делать не приложу ума? Товарищ подполковник, я не виноват – это всё эти балбесы – солдаты…., – и так далее и тому подобное. Я молча, терпеливо выслушал эту белиберду и дождался, когда он замолчит.
– Пиратов, ты чего убиваешься? Никто не погиб – и это самое важное. Эту железяку спишем, а ты проведи расследование: накажи кто виновен и поощри кто проявил себя в этих событиях…
Положил трубку на телефонный аппарат и стал медленно одеваться, оттягивая неприятный момент, когда мне придётся докладывать о ЧП в штаб группировки и в округ Шпанагелю. Вот уж они поизгаляются надо мной. Когда я докладывал в штаб группировки своим артиллеристам о потерях в личном составе, даже о травмированных – то мои доклады вызывали бурю негативных эмоций на противоположном конце провода. Так что эти звонки доставляли мне много неприятных минут и всегда оставляли осадок.
В очередной раз тяжело вздохнув, я поднял телефонную трубку и попросил дежурного телефониста связать со штабом группировки и был немало удивлён тем, что в штабе артиллерии достаточно равнодушно восприняли моё сообщение о взрыве самоходки: – …Ну, если никто не погиб – то ерунда. Ты лучше, Копытов…., – дальше пошла постановка задачи на день.
В штабе артиллерии округа трубку поднял сам генерал Шпанагель, которого тоже не заинтересовало сообщение о самоходке: – Копытов, ты мне лучше скажи – где Семёнов? Месяц назад вы его отправили сюда и никак не могу его отловить для разборок. Ты мне доложи – за что вы всё-таки его выгнали?
Как мне не было неприятно, но пришлось рассказывать генералу сказку о том, что Семёнов поскользнулся на броне и сильно ударился головой, в следствие чего у него случилось сильнейшее сотрясение мозга и так далее и тому подобное…
Когда мы прибыли на КНП, день разгулялся и солнце вовсю заливало своими лучами все окрестности. Даже чёрные дымы от горящих домов в Грозном, на этом фоне гляделись совершенно безобидно. Из окопа навстречу к нам выскочил начальник разведки группировки Игорь Калугин и сразу же пристал к подполковнику Тимохину с требованием представить меня к медали «За отвагу» за вчерашнюю стрельбу.