Бой с группой боевиков тянулся целый день, то он затихал, то вновь вспыхивала интенсивная перестрелка между воюющими. Боевики, пытаясь выручить попавших в трудное положение, несколько раз открывали сильный и плотный огонь как с Кирово, так и с Алхан-Калы, но в целом это не облегчало положение попавших в засаду боевиков. Все понимали, что духи тянули время, дожидаясь темноты, чтобы под её покровом уйти обратно. Я несколько раз поработал вторым дивизионом по зелёнке и окраине Кирово. Капитан Кунашев, который руководил огнём артиллерии на переднем крае своего батальона, передал что огневые налёты легли качественно и после них с того района огонь боевиков значительно ослабел. Кунашев огнём руководил уверенно и я не видел особой причины, вмешиваться в происходящее на передке. Как только стемнело, боевики свалили с саней на снег боеприпасы, продовольствие положили на них своих раненых и утащили их в Алхан-Калу. В принципе, на этом бой и закончился. Через некоторое время к бугру ушли разведчики с сапёрами и притащили оттуда три трупа боевиков, четвёртого трогать не стали, так как он был заминирован. У нас тоже за бой есть потери – одного солдата легко ранило в ногу, а когда разведчики и сапёры выдвигались к брошенным позициям боевиков за бугром, наш сапёр наступил на свою же мину и ему оторвало пол ступни.
….Пять минут тому назад из палатки ЦБУ ушёл особист, ему поступили сведения, что мирные жители спешно покидают Алхан-Калу. Или они уже извещены своими, что деревня в ближайшее время попадет в полосу боевых действий, или же в деревню вошёл отряд боевиков. Значит, ближайшие события будут интересные и насыщенные.
Днём, между делом, провели аттестационную комиссию. Из артиллеристов на неё я вытащил майора Пиратова и прапорщика Пашигина. Первого за пьянки, истеричность и излишние эмоции, да и за халатное отношение к своим обязанностям. По Пашигину приняли решение – уволить из Вооружённых Сил за систематическое употребление спиртных напитков. Ну а по Пиратову – на должность начальника штаба дивизиона едет майор. Если мужик серьёзный – пообщаюсь с ним и буду ставить его на дивизион.
Февраль
Вчера опять принял таблетку и вырубился, а в час ночи проснулся от того, что меня будит часовой: – Товарищ подполковник, товарищ подполковник – Тревога!
С трудом разлепил глаза и, еле волоча ноги, вышел из кунга. Свежий, морозный воздух несколько освежил меня и я огляделся. Командный пункт полк «кипел» – солдаты и офицеры, освещаемые пламенем далёких пожаров и осветительных ракет, взлетавших над передком, деловито суетились, занимая позиции. В районе третьего батальона доносилась трескотня автоматов, пулемётов, резко били танковые пушки и отчётливо стучала спаренная зенитная установка. Всё это дополняло залпы миномётной батарее, а из-за холмов бил второй дивизион, перекидывая снаряды через командный пункт.
Лениво и вяло справив малую нужду, подозвал часового: – Вершинин, что происходит и где моя ПРП?
– Да я толком и не знаю. Прибежал с ЦБУ капитан Кравченко, поднял нас по тревоге… Да, здесь всех подняли по тревоге. Поднял нас и говорит, что боевики крупными силами прорываются через расположение третьего батальона в нашу сторону. Сказал, чтобы вас не будили, так как вы болеете. Вскочил на ПРП и с расчётом, вместе с разведкой, танкистами умчался в третий батальон….
Я снова осмотрелся кругом, спать хотелось зверски, поэтому снова подозвал часового: – Степан, если здесь что-то завяжется серьёзное – разбуди меня. Я действительно, то ли больной, то ли ебан…ый, но чувствую себя не в «своей тарелке»….
Утром проснулся уже бодрым и сразу же направился в санчасть.
– Товарищ старший лейтенант, ничего у меня не болит, чесаться перестал, но сплю как в могилу проваливаюсь. Что за ерунда – ни как не могу понять?
Старший лейтенант медик, сонно щурил на меня глаза и ни как не мог «въехать» – Чего я хочу от него?
– Ну, если у вас все прошло и чувствуете вы себя нормально, то чего вы хотите от меня?
– Старлей, дорогой – Сплю я. Сплю – понимаешь? Я в шесть часов вечера на совещание как Зомби сижу и ничего не понимаю. А сегодня ночью весь полк бился с боевиками, а я спал. Что за ерунда? Так ведь всё можно проспать и себя тоже…
Медик заулыбался понимающе: – Товарищ подполковник, я говорил вам принимать таблетки вечером перед сном, а вы когда их принимаете?
– Да какая разница, когда их принимать? За пятнадцать минут до совещания их и пил.
Врач смешливо фыркнул: – Товарищ подполковник, а вы хоть знаете что это за таблетки – Цитрамон?
– Ну…? – Неопределённо и вопросительно протянул я.
– Снотворные это, товарищ подполковник. Банальное снотворное. Вы их принимаете – вот и спите хорошо…
Посмеявшись вместе с медиком над своим казусом, я ушёл на завтрак, после чего появился на ЦБУ и узнал подробности ночного боя, который к этому времени уже закончился.
Боевики большими силами, численность пока не известна, попыталась прорваться из посёлка Кирово в Алхан-Калу. Бой длился всю ночь и атаку сумели отбить. Но какая-то часть боевиков всё-таки сумела пробиться мимо нас.
Пока мы знали только эту правду
В палатку с шумом ввалился связист, который всю ночь провёл на позициях восьмой роты, через которую и прорывались боевики.
– Ну, что там, Алексей? – Засыпали мы вопросами прибывшего.
Связист поудобнее уселся на табуретку и, не спеша, расстегнулся: – Ну и ночка была. Был момент – думал, что всё сомнут, но ничего – отбились. Много боевиков положили на поле, но много и прорвалось в Алхан-Калу. А убитых боевиков на поле лежит – море, я столько ещё не видел. Раненых боевиков, которые ещё на снегу ворочаются, московские снайпера добивают. Только он шевелиться начинает – выстрел из окопа и пулю в головёшку лепят. Те боевики, которые не сумели прорваться в Алхан-Калу или уйти обратно в Кирово, засели в ямах, за буграми и сейчас перестреливаются с пехотой, дожидаясь темноты. Трупы кругом…., на снегу, в поле, по берегам реки Сунжа. Плывут по реке – кошмар короче.
Мне командир взвода, где основная бойня была, рассказал утром. Говорит – вышел ночью проверить дежурных наблюдателей и так, для порядка глянул в ночник на поле и чуть сигарету не проглотил от увиденного. Поле в зелёном свете ночника как будто шевелилось от множества боевиков шедших по полю. Тысячи полторы…. Пока подымал взвод по тревоге, пока докладывал в штаб батальона, боевики вышли на минное поле и стали подрываться на минах и через несколько минут по духам стреляли все, кто был во взводе, но этого было мало. Через пятнадцать минут примчался командир батальона с миномётчиками, которые сразу же стали накрывать боевиков миномётами. Ещё через двадцать минут примчался командир полка с танкистами и разведротой. Стало совсем весело. Боевики сначала двигались по полю осторожно и медленно, но когда их стали долбить танками, артиллерией, миномётами и ЗУ-23у, поднялись и пошли вперёд. Это уже видел я сам, – связист аж подпрыгивал на табуретке от возбуждения, – Вот бегут они и один наступает на мину. Взрыв, он падает убитый и по нему следующие пробегают. Следующий наступает на мину, падает и по нему другие бегут дальше. Вот так, своими телами пробивали дорогу по минному полю. В какой-то момент сообразили, что в реке мин нет и посыпались они в реку, а там наши сапёры в воду тоже мин накидали – правда, их там было гораздо меньше. Боевики рвутся на них, трупы плывут, но потерь конечно меньше. По реке метров триста надо идти по пояс, а то и по грудь в воде и на повороте реки им надо выходить на берег. Потому что там самый короткий путь к Алхан-Кале. Но командир полка как примчался на подмогу, так сразу же послал туда разведчиков. Вот боевики вылазят на берег, а их огнём в упор встречают разведчики и боевики вынуждены кидаться обратно в воду и брести ещё метров двести по воде и выходят они на берег прямо на следующее минное поле. Тут, тот кто командовал прорывом боевиков, сообразил, что нужно русских сбить с позиций, тогда с меньшими потерями можно прорваться в Алхан-Калу. И вот человек триста боевиков, подымаются и с рёвом кидаются на нашу позицию. А нас здесь, всего человек шестьдесят-восемьдесят. Несколько танков, которые стоят на маленьком пятачке и только мешают друг-другу. Пару зенитных расчётов, ну и всё. А на нас катится лавина боевиков, которым терять нечего. Вот тут-то я и труханул – думал конец. Мы их косим, а они прут и прут. Зенитчики их практически в упор расстреливают, стволы у них уже раскалились, а они остервенело лезут вперёд. Звиздец, думаю – ещё сто метров и они нас просто сомнут. Но тут-то у них тоже что-то сломалось, атака захлебнулась и они откатились к реке и стали прыгать туда. Короче, мужики, я такого даже в кино не видел….
Мы молчали, переваривая услышанное.
– А как моя артиллерия работала?
– Нормально, товарищ подполковник..
– Грёбаный медик со своими грёбаными таблетками. Такой бой проспал, – я сел за свой стол и стал запрашивать расход боеприпасов за ночь боя у дивизионов и миномётчиков третьего батальона. Пришедшие ответы не порадовали. На 3ей миномётной батарее почти не осталось боеприпасов, а во втором дивизионе осталось меньше тысячи снарядов. Нужно было что-то предпринимать. Я решительно позвонил в штаб группировки и вызвал начальника артиллерии на связь. В нелёгком и трудном разговоре сумел убедить своё начальство прекратить ведение огня прямой наводкой первым дивизионом. На передке сейчас и танков хватит, а первый дивизион за день прямой наводки выстреливал 500 снарядов. Вызвал на связь командиров первого и второго дивизионов и приказал Дзигунову отдать во второй дивизион, столько снарядов, сколько он сможет. Ушло распоряжение и в первую миномётную батарею, чтобы она отдала часть мин в третью миномётную батарею. Что ж через три часа у меня будет новая картина наличия боеприпасов на огневых позициях и тогда можно будет спланировать огневые налёты на следующую ночь.
– «Лесник 53, Я….», – голос командира полка, донес