– Товарищ подполковник…, товарищ подполковник…, – кинулся ко мне полковник, – дайте сюда…
– Э нет, – я решительно спрятал руку с зажатым кинжалом за спину, – это уже мой трофей. Что упало – то пропало.
– Отдай сюда, подполковник, – настойчиво потребовал москвич и повелительно протянул руку, но увидев как к нему подняв кулаки сунулся Дима Щипков, а из-за моей спины решительно вышли Кравченко и Гутник, оглянулся за поддержкой на остальных особистов. Но те стояли у кунга и с интересом наблюдали за развитием ситуации, даже не делая попытки вступиться за москвича. Они то знали неписанные правила войны – кому первому в руки попал трофей, то он его. Полковник сразу же сменил тональность и уже примиряющее попросил, – ну покажи хотя бы.
– Вот это другой разговор, – я вернул руку из-за спины и сам с интересом стал рассматривать кинжал. Ножны коричневого цвета, выполнены из текстолита, в верхней части и нижней скреплены тщательно отделанными металлическими пластинами, в которые были впаены к сожалению не драгоценные камешки, а стеклянные стразы. Длинное отполированное лезвие, синевато блеснуло на свету, когда потянул кинжал за рукоятку, также в меру усыпанную стразами.
– Ух ты…, – возглас восхищения, невольно вырвался у всех, глядя на сверкающее лезвие. Все пропорции были идеальными и кинжалом, и ножнами можно было только любоваться.
– Да, повезло тебе подполковник, – с нескрываемой завистью протянул полковник и тут же просительно предложил, – может махнёмся на что-нибудь или куплю?
Я резко несколько раз взмахнул кинжалом, любуясь блеском клинка, а потом с резким щелчком вогнал кинжал в ножны и, отодвинув его в сторону, несколько секунд любовался им.
– Нет, полковник. Для тебя это баловство и хвастовство на несколько минут, за бутылкой, там в Москве – в тылу. А для меня это необходимая вещь, здесь – на войне.
Мы развернулись и гурьбой отправились в свой кунг, пошёл с нами было полковник, но его быстро отшили.
Когда мы входили в салон, по радио передавали о потерях в Чечне – 1023 убитых, 3400 раненых и 44 без вести пропавших.
….. В палатку зашёл подполковник Елчин и, улыбаясь, присел около моего стола.
– Спасибо, Борис Геннадьевич, за шутку. Я таскал полдня вещмешок по Моздоку и удивлялся – чего он такой тяжёлый? А вечером в общежитии открываю его, чтобы достать сухой паёк и перекусить, а там здоровенная, берёзовая чурка. – Ох и посмеялся я привету из родного полка.
Мы оба рассмеялись, и я в свою очередь рассказал историю, как меня стопарнули на советской границе, когда у меня в чемодане обнаружили десять кирпичей. Я тогда ездил в командировку из Германии в Союз и на несколько минут оставил один из чемоданов без присмотра и мои товарищи быстро сунули в чемодан десять кирпичей. Я тоже удивлялся тому, что чемодан чересчур тяжёлый, но терпеливо таскал его. Каково было моё удивление и удивление пограничников когда они увидели кучу красных кирпичей. Пока все кирпичи не были тут же в подсобке расколочены и ничего в них не было обнаружено – меня не отпустили. Так и я, когда Игорь Геннадьевич, оставил около моего стола вещмешок с сухим пайком, воспользовался моментом и засунул тяжеленную чурку.
Вернулся с нового КНП подполковник Зорин. Зачистка Заводского района прошла без единого выстрела, также без эксцессов прошла зачистка и Андреевской долины. Не мудрено: если и были боевики в Заводской зоне, то они или отошли в Кирово или же по многочисленным подземным коммуникациям ушли в другие районы города. Завтра будут зачищать Кирово, вот тогда и возможно будет оказано сопротивление.
* * *
Сильно хочется спать, но впереди ещё совещание и я задумался, вспоминая прошедший сутки, богатые на события. Вчера после обеда пришёл в кунг и застал знакомую картину: Гутник тайком выпил пару кружек браги и сильно опьянел, чем привёл меня в сильное негодование. Наорался на него и чтобы, не дай бог, не отлупить выгнал капитана на дежурство. Под горячую руку попался и Кравченко: отругал и его, обвинив в без инициативности на дежурстве. В 18 часов пришёл на ЦБУ, а там расход боеприпасов не собран. В довершение всего приходит сообщение – согласно радиоперехватам остатки боевиков сегодня ночью будут прорываться из Кирово в Алхан-Калу. Командир полка быстро набрал себе команду на ночь, но меня не включил, типа – Борис Геннадьевич, вы тут на подхвате будьте, а я Кравченко возьму. Уже когда они уехали на передок в 3ий батальон, мне по секрету сказали причину, почему Зорин не взял меня. Кто-то из артиллеристов сказал ему, что я болею и скрываю болезнь от всех, чтобы меня не откомандировали в госпиталь. Короче поводов чтобы выпить было достаточно. Я пришёл в кунг и мы с Ржановым неплохо посидели, после чего лёг спать.
…. – Товарищ подполковник, товарищ подполковник, – я вскинулся и почти мгновенно проснулся. У моей кровати стоял с виноватым видом капитан Гутник, – товарищ подполковник, меня с дежурства выгнал начальник штаба полка, говорит что я пьян.
Сел на кровати и тяжело вздохнул, видок у Гутника действительно был не того, бросил взгляд на часы 23:10: – Что там на переднем крае?
– Боевики вроде бы начали прорыв, но конечно не такими силами. Пока наши справляются, но что-то не ладится с пристрелкой.
– Ладно, Гутник, потом с тобой будем разбираться. Геннадий Николаевич, давай иди на дежурство. – Ржанов проснувшись от нашего разговора, не спеша поднялся и через несколько минут ушёл на ЦБУ, а я выключив свет задумался, прислушиваясь к выстрелам дивизионов и стрельбе автоматов и пулемётов на переднем крае. Судя по стрельбе – ничего экстраординарного не происходило. Незаметно уснул.
Но в час ночи меня разбудил посыльный и попросил прибыть на ЦБУ. На ЦБУ, на удивление, царила спокойная обстановка. У радиостанций, каждый у своей, сидел начальник штаба полка и мой Ржанов.
Поздоровался с подполковником Богомазовым и прошёл к Ржанову.
– Ну что там у нас?
– Да вроде бы всё нормально, но наши артиллеристы работают неровно: то пристрелять цель не могут, то ещё чего-то, а сейчас высоту осветительных снарядов пристрелять не могут. Сам не могу понять, причин такой стрельбы.
Я немного послушал переговоры в эфире и вызвал Кравченко.
– Мрамор 10, Я, Лесник 53. В чём причина, чего не можете пристрелять высоту факела?
– Лесник 53, Я Мрамор 10. Да нету самого факела, ни один осветительный снаряд не успевает разгореться и падает на землю. Парашюты не раскрываются.
– Понятно, – я опять начал слушать эфир.
В конце-концов высота была пристреляна и теперь каждый третий осветительный снаряд разгорался и мог освещать местность, но когда второй дивизион дал залп, то в эфире внезапно наступила мёртвая тишина. Все насторожились.
Я повернулся к начальнику штаба полка: – Сергей Иванович, у меня нехорошее ощущение, что мы наконец-то накрыли своё полковое КНП.
– У меня тоже что-то нехорошее предчувствие….
В потрескивающем эфире, где-то вдалеке, возник невнятный звук, который стал набирать силу булькающего, весеннего ручья, в звуках которого с трудом можно было разобрать голос командира полка.
– Лесник 53, Вы все сволочи. Только что попали по позициям15го полка. Немедленно прибыть ко мне.
Пока собирался, прогревали ПРП с 15го полка сообщили – залп лёг несколько в стороне от позиций и никто не пострадал.
Так как на новом КНП я ещё ни разу не был, немного блуданул в ночной темноте и добирался туда около часа, истратив весь свой небольшой запас осветительных ракет. Доложил о прибытии командиру полка и тот охрипшим голосом выразил своё неудовольствие действиями артиллерией полка. Пообещав разобраться, я двинулся по неглубокой траншее и в крайней ячейке нашёл Кравченко, Беляева и помощника командира батальона по артиллерии капитана Кунашева. Здесь, несмотря на гул от непрерывных выстрелов танковых пушек, разрывов снарядов и мин, трескотни зенитных установок, которые то длинными, то короткими очередями спаренных стволов, прочёсывали все подозрительные участки местности, шёл спокойный и неспешный разговор. Изредка Кравченко или Беляев брали в руки микрофон и давали новые целеуказания.
Все дружно поднялись при моём появлении и стали докладывать о положение дел. В принципе, пока добирался до КНП – всё наладилось и как такового моего вмешательства уже не требовалось. Боевики мелкими группами пытаются просочиться мимо позиций третьего батальона и те группы, которые засекались, подвергались усиленному обстрелу. Конечно, здорово мешало то, что мы не могли обеспечить непрерывное освещение местности. Лишь каждый третий снаряд давал свет, но из-за того что влажные, смёрзшиеся парашюты не полностью раскрывались, разгоревшиеся факела гораздо быстрее падали на землю. Только подымешь из-за этого высоту разгорания факела, как парашюты вообще не раскрываются и снаряды огненными каплями падают на землю, где и горят освещая лишь маленький клочок земли. Осветительные ракеты давно закончились и теперь три танка по очереди включали мощные прожектора и ослепительным, узким лучом света прочёсывали наиболее вероятные места нахождения боевиков. Как только что-то казалось в свете луча подозрительным, туда все открывали огонь. Прилетал ответный огонь и к нам, тогда все дружно приседали и пережидали огненный шквал, после чего отряхивались от земли и снега, ложились на бруствер и в свою очередь открывали огонь. Или же прекращали огонь совсем, выключали двигатели танков, БМП и над переднем краем нависала относительная тишина. Как только на поле срабатывала мина – это место сразу же освещалось танковыми прожекторами и по подорвавшимся наносился мощный огневой удар из всех видов оружия, после которого вряд ли кто из боевиков оставался невредимым.
Такая чехарда длилась до утра, а как только рассвело, мы были неприятно удивлены: на поле не было видно ни одного нового трупа. То что остатки боевиков сегодня ночью прорывались и время от времени обстреливали наши позиции – сомнения не вызывало, но что ж все трупы унесли или мы никого не убили? Впрочем, удивлялись недолго – командир полка отдал новый приказ и мы переместились на другое КНП, откуда отлично просматривалось всё Кирово и подходы к нему. Сегодня зачищаем Кирово – вернее не мы, а внутренние войска. Мы лишь, если понадобиться, прикроем их своей артиллерией. КНП постепенно заполнялось и к восьми утра всё на нём перемешалось: мы, ВВэшники, менты, особисты и куча постороннего военного люда, большая часть которого толпилась наверху, нисколько не опасаясь огня боевиков из посёлка. Незадолго до зачистки из окраинной улицы вышли с белым флагом двое безоружных чеченцев и уверенно направились к КНП, остановившись в двадцати метрах от нас. Это были глава администрации посёлка и местный участковый. Верно определив среди подошедших к ним военных старшего, а это был подполковник Зорин, чеченцы с жаром стали убеждать, что в посёлке нет ни одного боевиков. Да, они были ещё вчера в посёлке, 50 человек, но вечером они куда-то ушли и сейчас никого нет. Они гарантировали своими жизнями, что ни одного выстрела, ни одного случая противодействия с их стороны не будет, но просили провести зачистку в смягчённом варианте. Они готовы сопровождать подразделения ВВ во время зачистки и сглаживать все недоразумения если они будут.