растаете, как свиньи… И так далее и тому подобное… И я как нормальный русский мужик даже где то, в чём то и согласен с этим, но только потому что нам – русскому народу не давали возможности развернуться, а наоборот давили. Чего удивлённое лицо сделал? Сейчас объясню. А то в сорок третьем году вас всех увезли из Чечни, репрессировали и вы сейчас дуетесь на русских… Да русских репрессировали больше чем вас всех вместе взятых. Но речь не о том: вот в Грузии каждый приличный грузин считал своим долгом построить двухэтажный дом, с большой верандой, чтоб обязательно около дома виноградник был или мандаринник. А в России, в русских областях законодательно была введена норма площади и этажности, больше которой строить нельзя. Построишь и к тебе сразу же придёт милиция с ОБХС и другая власть с суровыми разборками. А взять Чечню, вот попробуй опровергни… Как строительный сезон летний наступал, так Чечня пустела – все уезжали на заработки в Россию. На шабашку. Четыре месяца поработают, возвращаются домой с деньгами и балдели остальные восемь месяцев изображая друг перед другом и перед своей забитой женой добытчиков денег. А в России если ты два месяца не работаешь, тебя привлекают к уголовной ответственности за Тунеядство. Где справедливость? Вас же трогать нельзя – вы НАЦМЕНЫ. У вас кинжал полуметровый на поясе принадлежность к национальному костюму, а в России за ножик в кармане срок хороший схлопотать можно. Или в Молдавии полные подвалы домашнего вина, но в России это уже самогоноваренье. И тоже срок схлопотать можно. Хорошо если штрафом отделаешься… Короче, зажрались вы чеченцы… Если бы чеченский народ был здоровый и не захотел Дудаева – его не было бы. А кто сейчас ответит за десять тысяч русских парней, которые сложили здесь головы, за десятки тысяч раненых и изуродованных. За слёзы русских матерей? За сломанные судьбы? Вот кто ответит? Скажи. Ельцын? Мёртвый Дудаев? Кто ещё? А чеченский народ – он что, в сторонке стоит? Ведь он своей молчаливой позицией развязал руки этой погани. А может чеченский народ думал – а вдруг лучше будем при Дудаеве жить? Да и чёрт с ним, что опять за счёт русских и других будем жить. Нам на это наплевать, главное что нам лучше.
Немецкий народ фашизм считает своим позором, а чем вы его лучше? Поэтому не надо плакаться и жаловаться – вы заслужили эти зачистки и всё остальное… Э, да ладно. Давай спать у меня тяжёлый день сегодня был.
Может что то Нурди и понял, потому что двое с половиной суток до Екатеринбурга он был услужлив, весёлый и приветливый. А может он решил не связываться с этими военными….
Дома меня ждали и довольно быстро переключился на мирные рельсы. Неделю побыл дома и с очередного понедельника пошёл в полк. Там о моём приезде знали и тоже ждали – встретили радушно. Собрались в кабинете командира полка, закрылись и хорошо посидели, потягивая коньяк и вспоминая прошлое. Полковник Никитин пока ещё числился командиром полка, но уже ждал нового назначения. Причём на один из городских военкоматов области. Полк наш через пару недель будет передислоцирован на поле перед бывшим Шалинским танковым полком, передаст технику и вооружение и к середине мая эшелонами вернётся в Екатеринбург. Я тут же подписал у командира рапорт на отпуск до возвращения моей артиллерии.
Но через несколько дней Никитин вызвал меня в полк.
– Борис Геннадьевич, через час собираем аттестационную комиссию и будем рассматривать кандидатуру Семёнова на поступление в адъюктуру артиллерийской академии.
– Семёнова то, как выловили? Или он сам сдался? А то меня уже генерал Шпанагель насчёт его заколебал.
– Сам, сам, Борис Геннадьевич, сам пришёл и просит дать разрешения на поступление. Как смотришь?
– Не знаю, товарищ полковник, не знаю… Он ведь на «управление подразделениями» идёт… Посмотрим… Посмотрим, как он себя тут будет вести.
Собрались мы в кабинете у зам по тылу. Во главе стола сидел полковник Никитин, рядом с ним хозяин кабинета заместитель по тылу. Зам по воспитательной Быстров Игорь Геннадьевич вольготно расположился в кожаном кресле, а зам по вооружению подполковник Анистратенко и я сели друг напротив друга. Чуть в сторонке независимо сидел подполковник Тимохин.
– Семёнов, заходи, – дверь скрипнула и в кабинет браво шагнул командир первого дивизиона и как он это умел делать, лихо доложился, – Товарищ полковник, товарищи члены аттестационной комиссии подполковник Семёнов на аттестационную комиссию прибыл.
– Садитесь, товарищ подполковник. Молодец. Умеешь, когда надо.
Подполковник сел на стул, а командир пододвинул к себе бумаги.
– Товарищи офицеры, ко мне поступил рапорт командира первого дивизиона с просьбой рассмотреть его кандидатуру на полковой аттестационной комиссии на предмет дальнейшей учёбы на адъюктуре артиллерийской академии. У кого, какие будут мнения по этому рапорту?
– Может, его сначала послушаем? – Предложил замполит.
– Ну что, Семёнов, что скажешь?
Константин Иванович поднялся и, видя, в принципе, благожелательное к себе настроение, бодренько заявил: – Да, вроде бы, говорить и не о чём. Вы меня знаете и по мирному времени, видели и в боевой обстановке. Хочу дальше продолжить своё военное образование, чтобы передавать свой опыт в дальнейшем молодёжи…
Командир болезненно поморщился: – Константин Иванович, давай без высокопарных слов. Товарищи офицеры в общем понятно. Кто хочет высказаться? Борис Геннадьевич, твой подчинённый тебе первому слово.
Что ж, вполне логично и я не собирался отсиживаться в сторонке, поэтому начал с вполне безобидного вопроса: – Константин Иванович, – Семёнов с готовностью развернулся в мою сторону, – Прежде чем выскажусь, ответь мне на несколько вопросов. Меня в Чечне генерал Шпанагель достал, насчёт тебя. Ты прибыл в пункт постоянной дислокации в конце декабря и тебя никто не мог выловить. Где ты был до этого времени?
– Борис Геннадьевич, вы же знаете, что из Чечни я убыл с тяжёлой контузией и раненый осколками мины в ноги. Поэтому, после прибытия сразу лёг в госпиталь и лежал там. Да…, несколько раз с госпиталя убывал на пару дней домой к жене. А так меня ведь просто было найти: адрес один – окружной госпиталь…
Видя, как у нас стали вытягиваться в недоумение лица, Семёнов стал нервно открывать папку и зачастил: – Да, да … Вот тут у меня справка из госпиталя… От профессора, что у меня тяжёлые ранения и контузия…
Подполковник наконец-то нашёл нужные бумаги и протянул их командиру полка: – Посмотрите, товарищ полковник….. Не просто от кого-то там, а от профессора медицинских наук…
В кабинете повисла тяжёлая тишина и Семёнов, вдруг поняв, отчего мы замолчали, густо и мгновенно покрылся испариной, сильно покраснев. После чего быстро отдёрнул руку с бумагами и спрятал их в папку. Попытался что-то сказать, но передумал и сел на стул. Мы молчали, даже не зная как реагировать на произошедшее. Каждый из нас достаточно долгое время командовал людьми и не раз, и не два сталкивался с тем, что наши подчинённые пытались обмануть нас – своих командиров и начальников. Да и сами мы, если была необходимость «вешали лапшу» своему начальству. Когда это хорошо проскакивало, а когда обман раскрывался и тогда над нашей нерадивой головой собиралась гроза. Я, будучи командиром взвода, даже поощрял своих солдат за то, что они иной раз могли обмануть меня. Правда, это бывало достаточно редко, но считал, что если меня мой подчинённый обманул – то обманет и моего, вышестоящего начальника. И наоборот – наказывал своих подчинённых, если тот застигнутый на нарушении, мялся и мямлил. Русский солдат всегда отличался смекалкой. Невольно вспомнился случай, произошедший в мою службу в Германии. В ходе московской проверки, на полигоне, нашему дивизиону была поставлена задача сосредоточенным огнём трёх батарей уничтожить цель. Вроде бы всё шло нормально, но в ходе передачи данных по радиостанции произошёл сбой в команде. И мы, ожидая увидеть море огня на месте цели, с ужасом увидели три хороших, аккуратных залпа. Первая батарея перелёт цели 150 метров, вторая батарея залп по цели и третья 150 метров недолёт залпа. На КНП повисла тягостная тишина и проверяющий в недоумение повернулся к командиру полка и тот, не моргнув взглядом, выпалил: – Товарищ полковник, только что вы наблюдали, как одновременно первой и третьей батареей дивизион пристрелял цель, получив таким образом твёрдые «плюс и минус», а второй батареей, также одновременно, перешёл к стрельбе на поражение тем самым в кратчайшее время уничтожил цель. – Проверяющий, полковник из пехоты, пытливо вглядывался в непроницаемые лица офицеров-артиллеристов, где-то понимая, что его обманывают, причём обманывают нагло, но потом внезапно сдался и устало произнёс: – Ну, что ж – молодцы…
Командир полка проявил находчивость и полк получил общую хорошую оценку.
Но тут мы наблюдали совершенно другое. Офицер сумел убедить себя, обмануть себя до такой степени, в том что он был ранен, что забыл как эти самые офицеры, решающие его дальнейшую судьбу, его же и выгоняли с войны.
– … Мда…, – задумчиво протянул командир полка, – Семёнов, ты хоть спасибо начальнику артиллерии сказал? Если бы не он тогда – полетел бы ты сюда с «волчьим билетом»…. Борис Геннадьевич, ну как теперь будем решать?
Все члены аттестационной комиссии с любопытством глядели на меня – я должен первым сказать решающее слово и задать тон дальнейшему обсуждению. А мне не хотелось говорить. Но я был начальником над Семёновым, да и прятаться за чужие спины не любил из-за чего частенько страдал – но в тоже время мог смело глядеть другим, в том числе и своим подчинённым в глаза, зная, что не спасовал.
– Константин Иванович, ты моё отношение к себе знаешь. Я не раз открыто его высказывал тебе в глаза. Знаю твои сильные и слабые стороны. Тогда, в декабре, спокойно мог бы воспользоваться моментом и «утопить» тебя, но не стал… Дали тебе нормально и подчёркиваю – с честью уехать. Я морщился, когда до меня доходили рассказы, как ты здесь хвастался мифическими ранениями и тяжёлой контузией. Со штаба округа мне звонили и спрашивали – Правда ли это? И тут я тебя не сдал. Перед комиссией решил: посмотрю, как он себя поведёт – так и решу. Если что-то понял – препятствовать не буду. Пусть едет учится…