* * *
Зачистку Алхан-Калы на сегодня отменили и я в 10 часов заступил на дежурство. Разобравшись с обстановкой, собрался поработать с документами, но в палатку ввалился Юрка Шадура и с ходу стал петь мне дифирамбы: – Боря, ну ты вчера и поработал. Молодца…. – Увидев моё удивление, продолжил.
– Вчера моя разведка лазила в Кирово и от местного населения интересные сведения принесла. Оказывается, вы вчера завалили помощника полевого командира Бараева, а самого Бараева ранили в руку. Хоть, кто такой Бараев знаешь?
– Ну, ты Юра, меня за дурачка что ли принимаешь? Да кто этого отморозка не знает? Он конечно не туз, но котируется достаточно высоко среди боевиков. Если подробности какие знаешь, то расскажи. Интересно.
Начальник разведки прошёл к столу и, положив свою вязанную шапочку, начал рассказывать.
– Да выцапали мы местного жителя и он рассказал, что все жители посёлка прячутся от арт. огня, как раз в подвале кирпичной школы. Там мощный подвал и когда-то строился с прицелом на гражданскую оборону. А он со своими подчинёнными сидел там по этажам, а как долбанули танком по зданию, с испугу выскочил во двор, а следом за ним выскочили пару десятков боевиков и среди них была со своими помощниками и снайперша со своей группой прикрытия. Вот в этот момент и упали с чудовищным грохотом четыре снаряда во двор школы. Разорвались они правда несколько в стороне, но взрывной волной всех разметало в разные стороны, а снайпершу хорошо приложило к стене. Моего информатора и Бараева унесло в кучу со старыми листьями, а когда он оттуда вылез, то Бараев сидел рядом и зажимал рукой рану на левой руке. Сразу же набежали боевики, перевязали и доложили, что его первого помощника разорвало снарядом. Ну и матерился Бараев, услышав это известие. Так что готовь дырочку под орден.
– Ну…, Юра, орден не я заработал: это второй дивизион вчера хорошо поработал.
Шадура посидел ещё немного и ушёл по своим делам, а через десять минут ввалился Дима Щипков и заорал с порога: – Боря, верти дырочку под орден, ты вчера Гелаева в Кирово тяжело ранил.
– Дима я вторую дырку за полчаса кручу у себя на груди, так к вечеру как решето форма будет. Давай, рассказывай.
– Мои радиоперехват сделали и узнали оттуда, что Гелаева ранили артиллерийским снарядом. Вот такие дела. С тебя бутылка.
– Ну, бутылка не с меня, а со второго дивизиона.
Я поднял трубку телефона и вызвал Чикина: – Александр Владимирович, вчера дивизион полевого командира Бараева ранил, да ещё говорят заодно и Гелаева. Давай, начальника штаба дивизиона к ордену представляй – заслужил. И передай ему, что с него две бутылки водки. Жду в течение часа.
Через час, выпив с Шадурой и Щипковым, привезённую Пиратовым, водку я сидел на ЦБУ и принимал поздравления от товарищей, но приехавший из третьей миномётной батареи Чистяков рассказал, что Беляев уверен на сто процентов, что это он ранил Бараева и убил его помощника. Всем рассказывает, что он своими глазами видел, как мина воткнулась тому в спину. В принципе, мне было наплевать, кто его убил, главное что это сделала моя артиллерия.
После обеда меня пригласил к себе в палатку начальник клуба, посмотреть отснятый материал, а тут заваливает подполковник Быстров и начинает рассказывать про Беляева, который ранил Бараева и убил его помощника. Мы переглянулись с Сергеем и рассмеялись, так как просмотрели уже плёнку и оба видели, что это снаряды дивизиона упали в тот момент во двор школы, а мины разорвались далеко в стороне.
Настроение было праздничное, поэтому вечером я немного расслабился и неплохо посидел со своими офицерами.
* * *
Утром, мы дружненько выехали на зачистку Алхан-Калы. Я остался на полковом КНП, оборудованном ночью сапёрами, в пятистах метрах от окраины селения. А Чистяков и Гутник убыли к ВВэшникам, зачищающие Алхан-Калу в качестве корректировщиков на случай оказание боевиками сопротивления. Если всё будет нормально, то главная задача для них – во время зачистки добыть солёных помидор, без которых я с ума схожу, и других продуктов. Подразделения внутренних войск заканчивали выдвижения на исходные рубежи, затягивая петлю вокруг этого «змеиного гнезда», а на КНП царила деловая обстановка: где каждый офицер занимался своим делом. В этот-то момент и появился в окопе подполковник Звягинцев.
– Доброе утро, товарищи офицеры, – послышался бодрый голос. Обернувшись, я увидел розовощёкого, внушительного вида подполковника. Офицеры, старожилы 276 полка, с радостными возгласами обступили прибывшего. Первым его обнял командир полка, а потом в своих объятиях стали тискать Звягинцева и другие, знакомые с ним офицеры.
– Александр Викторович, а тебя-то каким ветром занесло сюда? Ты ведь в академии учишься. – Задал вопрос командир полка.
– Вот этим ветром и занесён. – Офицер встал по стойке «Смирно» и, приложив руку к головному убору, доложил, – Товарищ полковник, подполковник Звягинцев откомандирован на месячную стажировку в распоряжение командира 276 полка.
Подполковник опустил руку и уже нормальным тоном продолжил: – Нас несколько человек отправили на стажировку в Чечню. В штабе группировки, при распределение, попросился в свой полк и вот я тут.
Первые минуты встречи бывшего однополчанина прошли и Звягинцев обошёл и поздоровался с остальными офицерами, с которыми он не был знаком. Поздоровался он и со мной: остро глянули друг другу в глаза и, обменявшись парой ничего не значащих слов, разошлись.
Звягинцева я тоже знал по службе в 276 полку в должности командира первого батальона. Служил я тогда в 324 полку и частенько, когда по делам службы проходил мимо казармы батальона, видел его там. Не знаю почему, но у меня к нему была лёгкая антипатия и он может быть тоже питал ко мне такие же чувства. И сейчас, обмениваясь рукопожатием, мы испытали настороженность в отношение к друг к другу.
– Товарищ полковник, разрешите сразу же и представиться, – Никитин благосклонно махнул рукой, а Звягинцев, повернувшись ко входу на КНП, крикнул, – боец, давай…, заноси….
Послышался шум и из-за маскировочной сети, закрывающей вход, показался солдат с большой картонной коробкой в руках.
– Сюда ставь. Спасибо, – солдат поставил коробку на стол и испарился, а Звягинцев начал вытаскивать и нарезать закуску, при виде которой у всех «потекли слюнки». И было отчего: сало нашпигованное дольками чеснока и щедро вываленное в красном перце, колбаса, большие куски варёного мяса. Даже в холодном виде они распространяли крепкий мясной аромат, пять бутылок пива и литровая бутылка московской, Кристалловской водки.
– Сало, водку и колбасу с самой Москвы вёз, а мясо, как только вчера узнал что распределён в полк, так сразу всех тыловиков в штабе группировки на уши поднял – они мне вчера и забацали.
Офицеров на КНП было много, но каждому досталось хоть и понемногу водки и бутербродов с московскими гостинцами, а через пятнадцать минут подразделения внутренних войск вошли в селение и на КНП опять воцарила деловая обстановка…
Зачистка прошла удачно. Боевиков не нашли, но мои офицеры привезли оттуда 25 банок с помидорами, а ВВэшники в подарок командиру пригнали синие «Жигули», я так на нём и въехал за своим ПРП в лагерь. На этих Жигулях и уехал и во второй дивизион в баню, где и остался на ночь на день рождение зампотеха дивизиона Олега Башкирцева. Перед застольем у меня состоялся откровенный разговор с Чикиным, который во многом расставил многие точки над «I» в наших с ним отношениях. Причём, в положительную сторону.
Вернувшись в лагерь утром, я узнал о неприятном происшествие в артиллерии: вчера вечером при непонятных обстоятельствах был избит неизвестными солдатами зам по воспитательной работе первой миномётной батарее старший лейтенант Гермаш. Причём, избит зверски: в медицинском заключение было написано – тупая травма живота, множественное внутренние кровотечения, разрыв головки поджелудочной железы, забрюшная гематома и в таком тяжёлом состоянии офицер был эвакуирован в госпиталь. Много мутного и непонятного было вокруг этого происшествия: по одним свидетельствам сам офицер был пьян и предъявлял необоснованные требования к солдатам. Но это было сомнительно: замполит был невысокого роста, скромным и порядочным. Отзывы о нём были тоже только положительные. По другим, наоброт его избили пьяные солдаты….
Из глубокого задумья меня вывел голос Семёнова, который хмуро стоял рядом с моим столом: – Борис Геннадьевич, пойдёмте выйдем – я хочу кое о чём вам доложить.
Окинул Константина Ивановича внимательным взглядом и остался недоволен его внешним видом: был он с хорошего будунища и не старался этого скрыть. Весь какой-то истерзанный, встрёпанный, но я преодолел в себе желание сделать ему замечание, так как впереди предстоял ещё тяжёлый разговор по поводу его отсутствия во время боя несколько дней тому назад.
Мы вышли из палатки и остановились посередине дороги, Семёнов молча топтался около меня, всё не решаясь начать разговор, а когда я потерял терпения, начал говорить.
– Борис Геннадьевич, тут такое дело…., короче я знаю, кто избил старшего лейтенанта Гермаш и кто за этим стоит и хочу вам это сказать, чтобы вы доложили командиру полка.
Семёнов опять надолго замолчал, подыскивая слова, и мне пришлось его подтолкнуть: – Ну…, Константин Иванович, продолжай…
Командир дивизиона собрался с духом и заявил: – Старшего лейтенанта Гермаш избили телохранители командира первого батальона и по его приказу. Мне не совсем удобно об этом открыто говорить, так что доведите до командира полка это, но только не ссылайтесь на меня.
– Что, Константин Иванович, наверно сам при этом присутствовал и не предотвратил избиение, – язвительно произнёс я.
– Да нет…, – неуверенно протянул Семёнов, а потом более уверенно закончил, – я просто знаю.
Молчание затянулось, я задумчиво оглядывал панораму местности – чёрные столбы горящей нефти, высоко поднимающиеся в голубое небо в нескольких местах, горящий Грозный, при этом изредка поглядывал на своего подчинённого и думал, как ему ответить.