– Полтава, Залп! – В азарте проревел снова команду и очередные разрывы заслонили перекрёсток. Теперь боевик лежал, но через несколько секунд опять принял сидячее положение.
– Полтава, ещё один Залп! – Эту команду подал уже со злостью. Чёрт побери, что за ерунда? Но и эти снаряды, разорвавшись на перекрёстке, не уничтожили чеченца. Зло сплюнув, скомандовал.
– Полтава, Стой! Записать!
Через секунду над бруствером появилась голова в бейсболке и возбуждённо затараторила: – Господин подполковник, почему – Стой? Давай стрелять ещё туда…
– Джон, Смит, не знаю, как тебя там зовут. А как же права человека и его право на жизнь? И где ваша хвалённая гуманность? Знаешь что – пошёл ты к чёрту. Это, во-первых. А во-вторых – ему достаточно. Ранен в ногу, в бок, да ещё контужен наверняка – тут десятерым человекам с лихвой хватит. Короче – он уже не боец.
От камеры возбуждённо закричал второй американец и все посмотрели на перекрёсток. Из-за угла снова выскочили четверо боевиков, ловко подхватили раненого боевика, валявшийся автомат и через мгновение скрылись за углом кирпичной стены.
– Полтава! Левее 0-02… – Тут же выдал в эфир команду и через полторы минуты залп дивизиона кучно накрыл окрестности перекрёстка. Четыре разрыва взметнулись и в глубине улицы, куда скрылись боевики.
– Всё. Полтава, Стой!
Все, кто наблюдал за нашей работой на КНП, вернулись к своим делам, американцы стали лениво сворачивать аппаратуру, а майор с академии и сопровождающий иностранцев в соседней ячейке закурив, стали обсуждать дальнейший план. Я углубился в свои записи, разбираясь с расходом боеприпасов, рассчитывая, сколько смогу сегодня потратить на ведение огня и не сразу обратил внимание на стрельбу и крики за бруствером окопа.
Расталкивая солдат и офицеров, толпившихся в узких проходах КНП, мимо меня на выход промчался высокий майор и, матерясь, выскочил наверх. Чуть приподнявшись над бруствером, выглянул из окопа и увидел вполне рядовую, боевую ситуацию. Боевики, озлившись на артиллерийский обстрел, в свою очередь обстреляли нашу высоту двумя АГС не жалея гранат. Разрывы подымались в пятидесяти метрах от КНП и в сорока от операторов, которые метались по изрытой воронками земле, не зная куда бежать. Солдаты, офицеры, которых обстрел застал на открытой местности, попрятались в воронках, брошенных окопах боевиков и других естественных укрытиях, откуда со злорадным смехом наблюдали за бестолковым мельтешением америкосов.
Высокий майор подскочил к американцам и, не церемонясь, толчками погнал их к ближайшей авиа воронке. Боевики немного довернули и около десятка гранат разорвались около нашего КНП. Мы все одновременно нырнули в спасительную глубину окопа и, переждав свист и пение осколков, выглянули, уже беспокоясь о судьбе репортёров, так как обстрел снова сместился в их сторону.
Если раньше телевизионщики под разрывами метались с аппаратурой в руках, то теперь они, в панике покидав оборудование на землю, неслись сломя голову вверх по склону, а высокий майор сорвав голос, безнадёжно махнув рукой спрыгнул в глубокую воронку и обстрел как по мановению волшебной палочки прекратился. Всё обошлось – уцелели американцы, никого из наших не задели гранаты. Из воронки вылез измазанный в грязи высокий майор, подобрал сумки с камерами, штативы и уныло побрёл за своими подопечными. Ушёл из окопа и майор из академии….
По темну поехали на командный пункт полка. За русским кладбищем разворачивались и закапывались в землю миномётные батареи ВВ. А в долине, недалеко от огромного факела горящего газа уже стояли палатки полка Внутренних войск. В свете газового факела с трудом поднялись по крутому подъёму на верх и по голым полям помчались в свою сторону. Сильно похолодало и мы все кутались, ещё плотнее запахиваясь полами бушлатов, пытаясь сохранить остатки тепла. Слева мелькнули одинокие палатки мотострелковых отделений первого батальона. Каждое, из которых контролировали по триста–четыреста метров переднего края и я, привычно, по-артиллерийски, стал переводить оборону этого участка в цифры.
Мотострелковое отделение насчитывает десять солдат. Если всех солдат положить в линию, в цепь, то на каждого солдата придётся сорок-тридцать метров. То есть, вправо и влево по двадцать-пятнадцать метров. Классно, нормально. Через такую цепь ни один боевик не просочится – подумал бы любой гражданский, ни дня не прослуживший в армии. Тем более, видевший войну только в кино, где наш солдат одной очередью валит пять-десять фашистов.
Но я продолжил рассуждения, опровергая идиотский оптимизм цивильного оппонента.
– Дорогой мой. Можно продержать этих солдат в цепи, в линии – день. А ночь?
Конечно, гражданский может привести следующий аргумент: командир отделения может, просто втупую, разделить отделение на две половины. Дневная смена и ночная смена. Можно поступить и так, но это разделение сразу же увеличивает расстояние между солдатами до восьмидесяти метров. Но ведь это не учения трёхдневные – это война и за три месяца боевых действий, наверняка, в этом отделение есть убитые, раненые, больные. Даже два убывших из строя, увеличивают дистанцию между солдатами в цепи до ста метров. Три месяца непрерывных боевых действий – это дополнительные факторы усталости, психологического давления. Сначала страх перед смертью, а потом равнодушие к ней…., – дальше я приводить аргументов не стал, хотя их у меня было около десятка, а лишь зябко передёрнул плечами – лучше об этом не думать и надеяться на то, что хотя бы три пары глаз сейчас наблюдают за позициями боевиков напротив себя. Будем надеяться, что и у боевиков такая же проблема и сил у них гораздо меньше.
Справа мелькнула огневая позиция первой миномётной батарее, которая своим расположением также прикрывала разрывы между опорными пунктами.
Кунг встретил меня теплом, светом и неприятным известием – Чистяков всё-таки уехал. Ну что ж, будем работать без него.
* * *
Опять встали очень рано – в 3:30 и в 4:30 выехали на высоту. Как это уже всё надоело и обрыдло. Спим по чуть-чуть, постоянно хочется спать!? Да и устали уже. Добрались очень быстро и заняли новое КНП полка. Молодец Андрюха Яблоков – КНП у него как всегда получилось просторным и удобным. Правда, оно находилось в трёхстах метрах от позиций боевиков, но это никого не смущало. Как-то внезапно упал туман и когда тусклый свет рассвета обелил всё кругом – ни черта не было видно. А ведь сегодня было решено внезапным ударом подразделениями ВВ отрезать Старые Промыслы от Грозного, а затем ударами с двух сторон раздавить там оставшихся боевиков. В 9 часов высоко в небе прогудели самолёты и сбросили несколько бомб в тот район, который мы должны были брать. Взрывы, судя по звуку, были слабенькие. Явно не вакуумные бомбы, которых мы ждали. Следом мы провели мощную артиллерийскую подготовку, в которой участвовали семь дивизионов: дивизион 245 полка, два моих дивизиона, и четыре дивизиона артиллерийского полка. Первый огневой налёт по переднему краю боевиков, затем огонь перенесли в глубину обороны в район Старопромысловского шоссе и третий огневой налёт опять по переднему краю – по старым целям. За девять минут было выпущено около тысячи снарядов и несмотря на то что результаты из-за тумана не были видны все остались довольны тем мощным ураганом, пронёсшимся по боевым порядкам духов. Даже туман, как будто поредел и из белесой мути вынырнули крайние дома улицы Алтайской, заборы, и часть зелёнки перед нами, но через пару минут туман навалился с новой силой и всё скрыл за своей стеной.
В окоп спустился солдат РЭБовец и передал Малофееву лист бумаги. А через минуту всем стало известно содержание радиоперехвата – в ходе арт. подготовки у боевиков уничтожено 3 БТР и 1 танк. Что ж, неплохо. Но из-за плотного тумана атаку ВВэшников всё таки пришлось отложить, а в 12 часов генералу Малофееву доложили – В Алхан-Кале внезапно было обстреляно подразделение ВВ. Дальше события стали развиваться совсем стремительно: подполковник Тимохин, оставив меня за себя, убыл в третий батальон усилить правый фланг полка и направить разведчиков в Алхан-Калу выяснить обстановку. Я в свою очередь приказал дивизионам усилить бдительность и через пять минут принял сообщение от командира второго дивизиона, что на огневые позиции из Алхан-Калы вышел раненый солдат. В деревне боевики. Солдату оказана медицинская помощь, оборона огневых позиций усилена. По приказу генерала один из батальонов ВВ и батальон 1го МСП сразу же ушли на блокирование Алхан-Калы. А ещё через полчаса ещё одно сообщение: в населённый пункт вступил отряд ваххабитов в 300-400 человек. И возможно, они пришли с юга – с гор. Ситуация обострялась. Малофеев убыл в наш полк и как по заказу туман рассеялся и в небе засияло солнце.
Да, с нового места открывался более интересный вид, чем со старого КНП. Грозный был как на ладони и просматривался до самой Ханкалы. Отчётливо виднелся в пяти километрах прямо перед нами аэропорт «Северный», центр города, выход центрального бульвара на небольшую площадь и на нём, приятно удивлённый, я увидел памятник, из трёх фигур, символизирующий дружбу чеченского народа и русского. Как мы его называли ещё в первую войну – площадь «Трёх дураков». Вокруг памятника громоздились многочисленные коммерческие палатки, но сама площадь была пуста. Мелькнула, правда, одиночная легковая машина и скрылась за длинным, высоким забором из красного кирпича, закрывающим часть площади от нашего наблюдения. Тут же проходила железная дорога, как бы отделяющая жилой сектор от промышленного, бесчисленные строения которого тянулись в сторону Старых Промыслов и к нам. Несколько правее от нас промышленный сектор ограничивался парком, а с другой стороны парковая зона упиралась в высокие трибуны приличных размеров стадиона, в четырёхстах метрах от нас. Он уже контролировался боевиками. Прямо перед нами в трёхстах метрах, на соседнем, низком холме громоздилась голыми ветками зелёнка и частный сектор в основном из старых деревянных домов. На этом же холме находился квадрат местности, окаймлённый бетонным забором со сторонами 150 на 150 метров, а у ближней к нам стороны стояло одинокое сооружение похожее на весовую. Много было и других не менее интересных мест, но я решил их рассмотреть потом более подробно в большой оптический прибор, а сейчас с азартом принялся подавать команды на ОП второго дивизиона.