Первый залп лёг левее памятника «Трёх дураков», вдоль кирпичных домов вздыбив в воздух лишь кусты и прочий мусор. Второй залп был уже лучше, но в памятник всё равно снаряды не попали. Рванули разрывы кучно, разбив несколько ларьков и навесов, но лишь царапнули осколками мощные, каменные изваяния. Я дал ещё несколько залпов, но не попав в цель прекратил огонь. Потом разобью.
День прошёл в разведке целей с этой стороны Грозного и в нескольких вялых обстрелах различных объектов в городе. Пару раз обстреляли нас и боевики, заставив присесть на дно окопа…
Выехали в этот раз в полк раньше обычного и только одним ПРП, но пока ехали по дороге через 245 полк, сгустились сумерки. Миновав командный пункт соседей, выехали на дорогу к Октябрьскому. Всё было кругом спокойно: чистое, звёздное небо, пустые окрестности и уходящая к чеченской деревне безлюдная дорога, вымощенная крупным булыжником, не предвещало никаких неожиданностей. Я с удовольствием подставлял своё лицо прохладному встречному ветру, щурился от него, отдавшись стремительному бегу машины. Красно-багровая вспышка взрыва на мгновение расколола сгущающиеся сумерки за Октябрьским, заставив нас встрепенуться. Евдокимов, Ахмеров, Попов и Шароборин, сидевшие на броне впереди башни ПРП, резво зашевелились и стали ещё пристальней вглядываться по сторонам от дороги. Через полтора километра, почти у самой деревни, засекли второй взрыв, на поле за деревней. Чёрт, это уже серьёзней. Мы шли по дороге одни и были прекрасным объектом для нападения.
– Приготовиться к бою, – все зашевелились, передёргивая затворы и поправляя снаряжения, после чего замерли, нацелив стволы автоматов в разные стороны. Повернули вправо перед деревней, через полкилометра свернули, но уже влево и начали спускаться по длинному и пологому спуску вдоль притихшей окраины деревни в поле. Теперь хорошо было видно, как посередине поля горела большим и ярким пламенем боевая машина пехоты. Но обычной суеты, какая бывает после подрыва, не наблюдалось. Там вообще никого не было. Или все горели в машине, или…
– Блин, ни фига себе. – Мы рванулись вперёд и через пару минут остановились в восьмидесяти метрах от горящего БМП. Бойцы спрыгнули с брони и заняли круговую оборону. А я начал медленно обходить вокруг БМП, стараясь ступать только в колею, понимая, что БМП могло подорваться на мине и помогать кому либо уже было поздно. Со стороны 245 полка показался свет стремительно приближающих фар. А я продолжал осторожно обходить по кругу, опасаясь наткнуться на мину и одновременно вглядываясь в пламя и по возможности заглядывая в откинутые люки. А когда машина, оказавшейся КШМэкой, въехала в свет пламени, я уже успел разобраться, что БМП на мине не подрывалась. С подошедшей брони соскочил майор Дзигунов и подбежал ко мне.
– Что тут случилось, Борис Геннадьевич? Подбили что ли?
– Да, нет, Ермек. Я сначала думал, что они на мине подорвалась, но гусеницы целы и внутри машины трупов не видно. Не понятно…
Я огляделся и остался недоволен увиденным: – моё ПРП и КШМ Дзигунова, да и мы все были хорошо освещены яростно гудящим пламенем и сами ни черта не видели, что творилось кругом. Хотя сами являлись прекрасными мишенями для невидимого противника, тем более что до окраины Октябрьского было около пятисот метров. Плёвое расстояние даже для неопытного снайпера.
– По машинам, – подал команду и резко взмахнул рукой, – пошли, Ермек, тут уже ничего не сделаешь. Догорит без нас.
Как бы подтверждая мои слова, внутри раскалённой машины рванули боеприпасы, выбросив пламя ещё выше, осветив на мгновения даже окраину притихшей деревни.
Приехав на командный пункт, я сразу же зашёл в палатку ЦБУ, машинально отметив, что палатка была заполнена возбуждёнными офицерами.
– Сергей, – обратился я к оперативному дежурному, – ты знаешь что-нибудь о подорвавшейся БМП, в двух километрах от позиций наших дивизионов?
Майор Медведев махнул рукой, как будто у нас БМП штук по двадцать в день рвались около полка: – Да, это ВВэшники перемещались к Алхан-Кале и у них одно БМП загорелось. Что-то там замкнуло в электропроводке. Потушить не сумели – вот и бросили её. Тут у нас похлеще ситуация, Борис Геннадьевич….
Через минуту мне стала понятна причина возбуждения офицеров в палатке: две наших, полковых колонны попали на окраине Алхан-Калы в засаду боевиков и были уничтожены. Одна колонна возвращалась с Моздока – это три автомобиля «Урал», а вторая ехала в Моздок и когда они встретилисьЮ, на них напали боевики, как раз в этом месте устроившие засаду. Итог печальный – у нас уничтожено 5 автомобилей: 4 – «Урала» и КАМАЗ. Тяжело ранен замполит первого дивизиона подполковник Старостенко в живот и перебиты ноги, ранен в грудь водитель «Урала» рядовой Банников тоже с первого дивизиона. Но им повезло, так как ехали первыми и на пробитых колёсах с прострелянным двигателем сумели прорваться через засаду. Раненый Банников не сбросил скорость и сумел проехать ещё несколько сот метров и был перехвачен нашими разведчиками. Их сразу же утащили в расположение, перевязали и на вертолёте отправили в МОСН (медицинский отряд специального назначения). Судьба остальных неизвестна. К месту засады пыталась сунутся разведка, но была встречена сильным огнём и отступила. Пропали без вести: начальник клуба ст. л-нт. Морев Сергей, майор Мордасов Александр, водитель рядовой Насибулин, начальник автомобильной службы майор Русяев и его помощник капитан Быков, который ехал в десятидневный отпуск по случаю рождения сына. Также пропали без вести фельдшер 1го дивиона прапорщик Касымова Венера Шамиловна, водитель-контрактник ефрейтор Романов и ещё трое солдат.
Получается, что во время засады мои артиллеристы потеряли двоих раненными, двое без вести пропавшие и три автомобиля «Урал». Тяжёлые потери.
Полы входа распахнулись и в палатку зашёл командир первого дивизиона. Подошёл ко мне и доложил о случившимся в дивизионе.
– Дзигунов, послушай, а что Касымовой надо было делать в Моздоке? Я понимаю, Старостенко поехал по делам службы, а она то чего?
Ермек пододвинул к моему столу табуретку и сел: – Борис Геннадьевич, я ей запретил, но она самовольно уехала. Пристала ко мне: отпустите в Моздок, у меня день рожденья и я хочу по телефону с сыном поговорить. Я ей говорю – идите по «Космосу» с ним разговаривайте, а она отпустите, да отпустите. Но я ей не разрешил. Так она воспользовалось, что я уехал на КНП, самовольно взяла машину, пристроилась к колонне и уехала. А теперь получается, что съездила на свою голову.
– Муж у неё есть?
Дзигунов покачал головой: – Нет. Только четырнадцатилетний сын остался.
– Мда….
Прошёл час, как я находился в палатке ЦБУ, но ни разведчики, ни танкисты не могли пробиться к месту засады. Разведчиков отгоняли огнём из пулемётов и автоматов, а танкистов, как только они начинали продвигаться вперёд обстреливали из гранатомётов. После чего Тимохин приказал отложить поиски до утра.
За пологом послышался шум и в палатку неожиданно ввалились мокрые и грязные сверх меры старший лейтенант Морев, майор Мордасов и солдат. Все трое были в летнем обмундирование и несмотря на холодную погоду разгорячённые. Морев держал в руках достаточно чистый автомат с одним магазин. Изумлённая тишина сменилась радостными криками и возгласами. Офицеры на мгновение обступили вернувшихся, но тут же расступились, пропуская Морева к Тимохину.
– Товарищ подполковник…, – начал докладывать старший лейтенант, но голос предательски дрогнул и Морев замолчал, пытаясь справиться с собой. Тимохин быстро положил руку начальнику клуба на плечо и, надавив, усадил его на табуретку.
– Сергей, спокойно. Помолчи немного, потом продолжишь.
Морев оглянулся на Мордасова с солдатом и, помолчав несколько секунд, собравшись, продолжил доклад: – Возвращались мы с Моздока и ехали в последней машине – я, Мордасов и вот Водитель Насибулин. На первой ехал подполковник Старостенко, а на средней машине прапорщик Касымова. Когда мы почти доехали до Алхан-Калы, то увидели, что навстречу нам идёт вторая колонна из нескольких машин. Конечно, мы ехали насторожившись, но когда до блок-поста третьего батальона осталось полтора километра, а навстречу идёт колонна своего полка мы немного расслабились. А там, знаете, бугор такой большой около дороги, здесь мы и встретились с встречной колонной, а за бугром сидели в засаде боевики. Наша колонна немного растянулась, поэтому когда все машины сравнялись с бугром, то передняя машина Старостенко вырвалась несколько вперёд, а мы чуть отстали. Поэтому основной огонь приняли на себя машина Касымовой и встречная колонна. Машина подполковника Старостенко рванула вперёд и умчалась. Нам тоже досталось: несколько пуль попало в двигатель и он заглох. Мы выскочили из кабины и сразу же залегли под огнём на кукурузном поле и поползли прочь от дороги. Отползли метров на двести и забрались в воронку из-под снаряда. Выглянули, а в нашу сторону четверо боевиков бредут – пришлось их несколькими очередями отогнать. Они убежали и мы теперь не могли из воронки выбраться – как только высовывались, так по нам огонь открывали. Это ладно бы. Через полчаса выползли из-за холмов наши танки и, воспользовавшись, что боевики были отвлечены, мы поползли в сторону танков, а те давай по нам садить из пулемётов, приняв за боевиков, – мы дружно с укоризной взглянули на командира танкового батальона. Голос у Морева дрогнул, он судорожно сглотнул, но продолжил, – пришлось принять в сторону и уползать в зелёнку недалеко от позиций боевиков, а потом по грязи два километра ползти на старое место командного пункта. Дальше пешком, мимо позиций артиллеристов и сюда. Судьбу оставшихся мы не знаем. Из загоревшей машины Касымовой никто не выпрыгнул, скорее всего они там и погибли.
В этот момент в палатку занесли чай и горячие кружки очутились в руках выживших офицеров и солдата.
Я придвинулся к Дзигунову: – Ермек, забирай мужиков к себе, протопи баню, дай водки – им надо расслабиться.
Командир дивизиона согласно мотнул головой и дружески ткнул Морева в плечо: – Поехали ребята ко мне в дивизион, в баньке помоетесь, водчонки попьёте….