Мордасов и Морев одновременно переглянулись и оглянулись на своего водителя, который пил чай у стола оперативного дежурного.
Мгновенно поняв причину их колебаний, Дзигунов продолжил: – и бойца тоже берём с собой.
Палатка опустела и в ней остались лишь несколько человек, которые занимались повседневными делами, как будто и не произошло трагедии несколько часов тому назад и никого не волновала судьба пропавших без вести.
Какого-нибудь глубоко гражданского человека и покоробило бы такое равнодушие к судьбе товарищей. Но я как профессиональный военный понимал, что сейчас, в данный момент, сделать для спасения даже живых было нечего. Потом, может появится возможность, может быть и завтра станет всё ясно. А сейчас самое рациональное это всем отдохнуть. Вздохнув, я ещё раз просмотрел сводку, расход боеприпасов за день и остаток снарядов на огневых позициях. Маловато….
* * *
Утром Тимохин провёл совещание, всем нарезал задачи, но меня никуда не привлёк. Кравченко отправил опять к ВВэшникам под Алхан-Калу, а сам решил подежурить на ЦБУ заодно разобраться со своими артиллерийскими документами. Через местных жителей уже было известно, что в Алхан-Кале находится до 200 боевиков. Перед самым обедом по радиостанции пришло сообщение, что наши подразделения сумели пробиться к месту засады и нашли 5 трупов, подробностей не сообщили.
…– Борис Геннадьевич, – оторвался на голос оперативного дежурного от рабочей карты, куда наносил новые цели, – сейчас позвонили с санчасти – туда привезли убитых в засаде.
Я тяжело поднялся из-за стола и направился к палаткам полкового медпункта, где уже толпились человек десять офицеров и солдат. Убитые лежали в ряд на куске брезента. Майор Русяев был уже голый и его нагое, чуть тронутое желтизной и синевой тело странно смотрелось на земле. На капитане Быкове солдаты разрезали одежду. Остальных пока не трогали. Вокруг тела Русяева двигалась Галина Ивановна и, осматривая тело, диктовала санитару с ручкой и тетрадкой в руках характер ран. После чего нагнулась и повесила бирку с фамилией погибшего на большой палец ноги. Стоявшие рядом разведчики, которые привезли тела, тихо поведали мне, что все были убиты, когда выскочили из машин и уползали в поле. Все кто отстреливался и кто были без оружия были убиты, а капитан Русяев единственный среди них был без оружия, так как ехал в отпуск. Да обидно и странно когда желанный и долгожданный сын стал косвенной причиной гибели отца. Касымовой среди убитых не было. Значит, она жива и её увели боевики с собой. Ну, она медичка, а боевики медиков не расстреливают. Тем более она мусульманка, да и русским врачам, как это не странно, боевики доверяют.
Вечером, в 20:30, от Малофеева вернулся Тимохин: завтра ВВ будет зачищать Алхан-Калу и корректировать огонь Тимохин решил отправить Кравченко.
* * *
Сегодня, с девяти часов утра, начала работать по Алхан-Кале моя артиллерия, а я опять остался на ЦБУ. В 11:30 сходил в палатку политработников и перекатал для себя видеокассету, но дежурить на ЦБУ не пошёл. Всё-таки надо отдохнуть. В 13 часов появился Кравченко – опять упал туман и зачистку населённого пункта решили отложить. Перед совещанием стало известно продолжение новогодней истории: в новогоднюю ночь семеро контрактников первого батальона, употребив спиртные напитки и вообразив себя «Рэмбами», покинули свои позиции и направились в населённый пункт Андреевская долина «надрать грязные задницы» боевикам. Духи подпустили их к своим позициям и внезапно открыли огонь. Итог был печальный – четверо пропали без вести, трое прибежали обратно мгновенно протрезвевшие. А вчера одного нашли с простреленной башкой на окраине Кирово. Балбесы, да и только.
* * *
Только что звонила жена из Екатеринбурга и очень обижается, что я уже месяц как не звоню и не пишу домой. Успокоил её немного, но разговор оставил неприятный осадок. Действительно, надо было пересилить свою усталость и написать письмо или позвонить домой, но очень уж устаю. Письма я отослал с особистом и, наверное, она их вот-вот получит. Я и сейчас был «почти смертельно» усталый. Глаза смыкались, тело было тяжёлым от свинцовой усталости. Ещё раз просмотрев документы, решительно захлопнул папку и направился мимо оперативного дежурного, который закончив разговор по телефону, положил трубку и обратился ко мне.
– Снайпер духовский объявился напротив третьего батальона. Ещё двоих бойцов ранил – правда легко.
Я приостановился, хотел расспросить поподробнее об инциденте, но махнул рукой и пошёл в кунг.
Это были не первые и наверно не последние жертвы снайперов. Но если раньше это были эпизодические случаи, то сейчас повадился снайпер охотится за офицерами. День работает на нашем участке, день на участке 15 полка и наоборот. Позавчера он ранил солдата третьего батальона, принял его за офицера, потому что тот рассматривал в бинокль позиции боевиков в Кирово, а вчера убил двоих офицеров-миномётчиков с 15 полка. Сегодня опять у нас значит работал.
Пришёл в кунг, но поспать так и не удалось. Только разделся, как открывается дверь и в салон вваливаются Андрей Яблоков и Андрей Зорин. Хлопнули на стол бутылку коньяка, расставили принесённую с собой закуску: – Борис Геннадьевич, включай телевизор, Рождество встречать будем.
Короче растормошили меня и мы неплохо просидели до 12 часов ночи, после чего разошлись. За ночь погода изменилась: похолодало и землю покрыл тонкий слой снега, изменив окрестности, а с рассветом начала работать моя артиллерия по Алхан-Кале, помогая ВВ зачищать село от боевиков.
* * *
– Борис Геннадьевич, у меня ночью труп обнаружился, – я поднял глаза на командира второго дивизиона и отложил в сторону блокнот с таблицами. Показал рукой на табуретку, приглашая Чикина сесть.
– Здравствуй Александр Владимирович, что случилось? Откуда труп?
Подполковник расстроено поёрзав на табурете, ещё раз тяжело вздохнул и рассказал банальную историю, которая давно уже никого из профессиональных военных не удивляла. Уже несколько лет «наша демократическая общественность» верещала на каждом перекрёстке и визжала с экранов телевизоров о профессиональной армии из контрактников как о спасительнице Отечества и Армии. С этим идеальным образом контрактника они носились как с писанной торбой, бездумно считая, что достаточно положить хороший оклад и в армию пойдут достойные защитники Родины. И все эти «дерьмократы», все эти пидоры, которые не служили ни одного дня в армии, которые надо признать, как данность, её презирали и одновременно боялись – абсолютно не понимали, что в армию сейчас пойдут служить с гражданки – отбросы, неудачники, пьяницы, да и откровенные бомжи. Достойные не пойдут: не потому что они нормально устроились на гражданке и получают хорошие зарплаты, а потому что служить в армии сейчас – просто не престижно. Телевидение, кино, печать и радио с «нездоровым энтузиазмом», заставляющим думать о продажности наших «независимых» СМИ, продолжают втаптывать честь и достоинство тех кто ещё служит и спасает их шкуры и страну, в которой они живут от этих бандитов и развала… А государство безмолвно и беззубо взирает на всю эту вакханалию, даже не пытаясь защитить офицерство и тех солдат из нищих маленьких городков, деревенек, на которых держится страна, да из которых, по большому счёту, и состоит страна.
… – Вчера вечером из Моздока вернулась колонна и контрактники привезли спиртное. Нажрались, легли спать. Один из этих дебилов раскочегарил печку и по пьянке пролил солярку, которая мгновенно вспыхнула. Пьяный контрабас попытался потушить пламя своими силами, но ничего из этого не получилось и он начал всех будить. Уже в дыму сумели разбудить последнего из пивших, но тот вместо того чтобы бежать на выход, помчался в дальний угол блиндажа и там, потеряв сознание, сгорел.
– Сейчас они стоят у санчасти, рядом с трупом. Ожидают решения по себе. А что делать с ними – ума не приложу?
– Что делать, что делать? Пошли, посмотрим сначала на этих скотов.
Четверо грязных, закопчённых контрактников стояли в ряд у заднего борта «Урала» и затравленно смотрели то на меня, то на завёрнутый в зеркальную плёнку труп сгоревшего сослуживца.
– Кто зачинщик, Александр Владимирович?
Чикин ткнул пальцем в правофлангового. Я остановился напротив зачинщика и стал его рассматривать. Увиденное, ни капли не удивило меня и чтобы подтвердить свои мысли я потребовал: – Солдат, расскажи о себе. Как «на духу» расскажи…, как отцу. Правду расскажешь – пожалею, легко отделаешься. Соврёшь, хоть в мелочи – ты пожалеешь о многом, что упустил в своей жизни. Поверь, моей власти в этом полку хватит, чтобы уничтожить тебя.
Обросший двухдневной щетиной, рядовой тяжело сглотнув, стал бессвязно рассказывать, судорожно шаря руками по карманам. История, рассказанная этим русским мужиком, была бесхитросна и страшна своей обыденностью и бездумием.
……Колонна пришла в Моздок, получили со складов боеприпасы, в наливники набрали топлива, пока загружали продовольствие и выбивали вещевое имущество, этот солдат сумел крутануться и продал со своего бензовоза всю солярку – где-то около шести тонн за тридцать тысяч рублей (хотя цена наливника в пределах восьмидесяти тысяч рублей). На вырученные деньги тут же купил на рынке золотую цепь с палец толщиной и массивный крест, как он считает из чистого золота. Вконец почувствовав себя «новым русским», пригласил своих товарищей в сауну, здесь же заказал девочек, с которыми они не хило повеселились. Напоследок закупили водяры и поехали в полк….
Солдат замолчал и наконец–то достал то, что искал в карманах: в левой руке он держал очень тощую пачку денег, а в правой руке покачивался на цепочке крестик из жёлтого металла.
– Отдай командиру дивизиона, – контрактник послушно передал всё это Чикину и виновато опустил голову.
– Солдат, сколько тебе лет?
– Тридцать шесть.
– Дети есть?
– Да, двое, – контрактник несколько оживился, считая, что сейчас сумеет разжалобить начальника и ему ничего не будет, – Старшему тринадцать лет, а младшему одиннадцать. Я работал на ВИЗе простым рабочим и получал очень мало, поэтому пришлось ехать сюда – в Чечню. Жена работает медсестрой в больнице…., двухкомнатная квартира – сами понимаете, в «хрущёвке»…