Солдат всё частил и частил, считая, что самое страшное позади, а меня мутило от всего услышанного. Я поднял руку и взмахом руки прервал откровения солдата.
– Александр Владимирович, сколько денег осталось?
– Да три тысячи….
Я закрыл глаза, пытаясь справиться с нахлынувшим на меня бешенством: хотелось схватить этого бестолкового, великовозрастного солдата и бить, бить его головой об борт автомобиля – Бить…, Бить…. пока его мозги не расплескаются по унылым, чеченским окрестностям.
Сделал шаг вперёд и рукой, которой хотелось изо всех сил ударить по лицу контрактника, резко поднял за подбородок его голову.
– Смотри, сука, мне в глаза и слушай, что тебе скажет твой начальник, – в моём голосе было столько ненависти, что остальные контрактники отшатнулись от нас, а Чикин наоборот сделал шаг ко мне, взяв меня за руку.
– Товарищ подполковник, может не надо?
– Нет Александр Владимирович, надо. Надо это сказать, иначе он ничего не поймёт, да и эти идиоты тоже, – я кивнул на остальных контрактников.
Обвёл тяжёлым взглядом съёжившихся пропойц и снова остановил свой взгляд на зачинщике.
– Солдат, если бы имел право, то я бы сейчас построил всех «контрабасов» полка и самолично расстрелял тебя перед строем. Считал и считаю, что такие как ты не имеют право на существование. Такие как ты не смогут воспитать из своих детей нормальных граждан. Тебе тридцать шесть лет, у тебя двое детей, которых надо ставить на ноги и давать образование. Замученная и затраханная жизнью жена в сраной «хрущёвке», ждёт и надеется, что ты тут что-то заработаешь и принесёшь хоть какую-ту копейку в семью. И я понял бы тебя, если бы ты продал свой сраный бензовоз за восемьдесят тысяч рублей и «заныкал» эти деньги, зашив их в трусы. Понял, если бы ты надёжно спрятал даже эти тридцать тысяч рублей в надежде сохранить и вывезти их домой чтобы потратить на семью. Понял, даже если бы ты на эти деньги купил немного водки и слегка угостил своих товарищей. Но ты… За тридцать шесть лет не сумел набрать ни житейского опыта, ни ума. Ты как недоразвитый, прыщавый юнец ломанулся на рынок и купил цепь и крест из начищенной бронзы, повесил на грязную шею и возомнил себя пупом. Ты на себя в зеркало давно глядел? А? – Я хлопнул в пол силы контрактника по щеке, заставив его крупно задрожать.
– Ты же обычный работяга, пешка, серая рабочая скотина…. Ты ничего не можешь в жизни. Ты вместо того чтобы спрятать деньги, потащил друганов в сауну, к девочкам. Привёз в дивизион водки. Выставил, показывая, какой ты крутой. Перед кем ты бисер мечешь – чучело? – Опять и уже сильнее похлопал бледного солдата по щеке, – Перед кем? Ведь они завтра продадут свой или чужой автомат тем же боевикам, купят дрянной водки и также с шиком накроют стол – мол, каков я?
– Сволочи вы. – Помолчал и резко спросил, – Как фамилия?
– Тимофеев, – почти проблеял контрактник.
– Сволочь ты Тимофеев. Чему ты научишь своих детей? Дети, наверно, гордятся тобой: во дворе хвастают своим друзьям – наш папа в Чечне воюет. Духов ебашит. И ты ведь приедешь и в три коробка будешь врать, как боевиков крошил. Про то, как солярку тем же духам продал, как проебал деньги в сауне промолчишь скотина, а про крест расскажешь, что снял его с убитого духа – это точно. Знаю вашу братию. Жалко мне твоих детей, жалко твою жену – это мне жалко, не тебе. Но я должен быть жёстким, может быть и жестоким. – Я повернулся к командиру дивизиона.
– Александр Владимирович, увольняй этого гада. Дай ему в зубы справку и гони его в три шеи. Это мой приказ. Ну, а этих сам наказывай. – Развернулся и направился в сторону ЦБУ. Мне было противно смотреть на плаксиво перекосившееся лицо водителя бензовоза.
В палатке царило лёгкое возбуждение, которое мгновенно передалось мне, заставив на время забыть происшедшее в дивизионе. Офицеры оживлённо обсуждали вчерашнее событие. 21 бригада ВВ целым батальоном неделю билась за школу в Старых Промыслах, а тут среди белого дня к школе подскочила МТЛБ комендантского взвода 205 бригады с семью солдатами и прапорщиком и ножичками мгновенно вырезали духов. Вот это было по-нашему – по-армейски. Утёрли нос ментам.
Не успели мы обсудить смелую вылазку комендачей, как поступило новое сообщение – боевики собираются прорываться через наши боевые порядки. И тут же следом ещё одно; небольшая автомобильная колонна боевиков – автомобиль «Нива», три джипа и КАМАЗ вышла из Алхан-Калы и движется в нашем направлении. Я кинулся к радиостанции.
… – «Ока, Полтава» в направление вашего расположения из Алхан-Калы движется автомобильная колонна боевиков: «Нива», три джипа и КАМАЗ. Принять все меры к отражению прорыва боевиков на позиции. Я «Лесник 53».
Положил микрофон на стол и остановил свой взгляд на подполковнике Волобуеве, который только что вошёл в палатку и вопросительно поглядывал то на оперативного дежурного, суетившегося у себя передавая сообщение о колонне боевиков, то на меня.
– Александр Иванович, слышал информацию? – Я решил подшутить над зам. по тылом, а заодно и потренировать его, зная, что он очень опасается нападения боевиков на свои тыловые подразделения, – давай, подымай своих тыловиков и занимай оборону в сторону Алхан-Калы. Боевики идут на нас.
Волобуев нерешительно затоптался в центре палатки, растерянно глядя на меня. Я только открыл рот, чтобы дальше продолжить шутку, но в это время со стороны роты материального обеспечения послышалась густая автоматная стрельба.
– Ни фига себе, Александр Иванович, неужели боевики так быстро добрались до нас? – Я ошарашено оглядел присутствующих офицеров в палатке. Вот это пошутил: накаркав беду. Стрельба с каждой секундой только усиливалась, присоединяя к себе всё новые и новые автоматные очереди. Не говоря ни слова, я мгновенно выскочил из палатки и помчался к своему кунгу.
– Взвод, тревога. К бою. – От моего кунга до гребня невысокого холма, за которым находилось РМО было метров двести. Ногой открыл дверь в салон.
– Гутник, Коротких тревога. Духи. – Бурей пролетел к своей кровати, схватил тяжёлую от боеприпасов разгрузку, автомат, сунул в карманы ещё несколько «лимонок» и выскочил на улицу. Интенсивность стрельбы несколько снизилась, но продолжала оставаться довольно высокой. Настораживало то, что сначала она была в одном месте, а теперь автоматные очереди слышались по всему расположению роты материального обеспечения.
У кунга суетились солдаты взвода, спешно натягивая на себя одежду, амуницию, вытаскивая из своего прицепа дополнительные цинки с патронами.
– Гутник, взвод на гребень холма, там занять оборону в сторону РМО, интервал между бойцами 10 метров. Огонь открывать по обстановке. Шароборин, связной – за мной. – Я махнул автоматом в сторону РМО и взвод послушно помчался на означенные позиции, а мы помчались к ЦБУ.
Шароборина оставил у входа в палатку: – Находись здесь и наблюдай за нашими, – сам нырнул в палатку, где уже все были вооружены и с напряжёнными лицами следили за оперативным дежурным, который лихорадочно пытался связаться по телефону с РМО.
– Если в течение пяти минут не сумеем связаться, то нам всем, кто находится здесь, надо будет двигаться через позицию моего взвода к РМОшникам на помощь, – я огляделся и пересчитал присутствующих – десять человек. Маловато. Командира полка и замов кроме Волобуева на КП в данный момент никого не было и решение на дальнейшие действия придётся принимать мне.
– Ещё две минуты и если оперативный не свяжется с ротой, надо двигаться туда, – опять всплыла мысль и я прислушался к тому, что творилась за стенами палатки. Стрельба стихла, но всё равно в расположение роты то там, то здесь звучали автоматные очереди и одиночные выстрелы. Странно было то, что не было слышно ни одного гранатного разрыва или выстрелов из гранатомётов. Не было слышно и пулемётной стрельбы – только автоматные очереди.
– РМО…, наконец-то…. Что у вас там твориться? Что за стрельба? – Оперативный выкрикнул несколько вопросов дежурному телефонисту и стал слушать ответы. Потом с облегчением положил трубку на рычаги и расслабленно матюкнулся.
– Ну, что?
Дежурный вяло махнул рукой: – Это РМО прощались с убитыми начальником автомобильной службы и его помощником.
Все оживлённо зашевелились, заговорили и потянулись на выход.
– Шароборин, взводу отбой, – отдал распоряжение, заглянувшему в палатку командиру отделения разведки.
В течение получаса ЦБУ, как-то незаметно снова наполнилась прибывшими от Алхан-Калы офицерами ВВ и штаба Малофеева. Всех занимал только один вопрос – Куда исчезла автомобильная колонна боевиков? Зачистка самого населённого пункта закончилась: были обнаружены в большом количестве убитые боевики, задержаны раненые духи, спрятанные среди местного населения. К сожалению, в Алхан-Кале не прояснилась судьба фельдшера Касымовой. Местные жители рассказали, что видели пленную, русскую врачиху, но где она в данный момент никто сказать не мог.
Малофеев и старший от ВВ низко склонились над картой, разглядывая позиции армейских подразделений и подразделений внутренних войск, кольцом опоясавшие населённый пункт. Разглядывая свою карту, я тоже ломал голову над тем, куда могли направиться боевики. В принципе, у них был только один путь – на Закан-Юрт, до которого было по прямой километра четыре и там раствориться среди местных жителей. Но там достаточно плотно стояли внутренние войска. Местность была достаточно открытая и на каком-то из участков они волей или неволей должны были упереться в одну из позиций, обстреляны или замечены. Но колонна, как сквозь землю провалилась.
В палатку вошёл майор из ВВэшников, склонился к Малофееву и своему командиру и шёпотом начал, что-то докладывать. Судя по резкой и возмущённой реакции начальства, сведения были достаточно неприятные. Полковник ВВ резко выпрямился, гневно сверкнул глазами и коротко приказал: – Зови этого капитана сюда.
Через несколько минут в палатке появился невысокого роста капитан ВВ, а ещё через пять минут стало известно, куда пропала колонна боевиков и благодаря чему – вернее кому.