– Хорошо! Ты привязала меня к себе этой постелью так крепко, что теперь я способен на все, даже добровольно пойти в ад, только бы ты была со мной. Пусть недолго, но со мной! Я больше не отдам тебя ни старой графине, ни ее шавкам! Это мой выбор!
– Нет, Влад! – Катарина невозмутимо поправила выбившиеся кудряшки и строго заговорила: – Это наш выбор! Пойми, никто не подчинит и не получит меня, если я того не пожелаю, а если бы ты отказался, я не стала бы тебя неволить.
– Я знаю. – Пальцы стиснули холодную рукоять кинжала. Я выхватил клинок и прижал к вздувшимся венам запястья. Черное лезвие, казалось, только задело мою кожу, но о пол застучали тяжелые дурманные капли, пробуждая слабость. Ничего, порез скоро затянется…
Стиснув руку в кулак, я подошел к столу, потянулся к хрустальному бокалу и замер, завороженно глядя, как он постепенно наполняется густым черным нектаром моей крови.
Порез перестал кровоточить, когда бокал наполнился до половины. Хватит. Для воскрешения достаточно и несколько капель, вот только тогда обращение будет долгим. Очень долгим, а сейчас важна каждая секунда.
Все еще сжимая клинок, я взял бокал и протянул его внимательно наблюдавшей за мной Катарине. Болезненная бледность коснулась ее прекрасного лица. Кажется, она уже пожалела о своем выборе, но… зная ее, я мог с уверенностью заявить – Катарина не отступится.
– Ты еще хочешь стать бессмертной?
– Мне нужно это выпить? – Она с трудом отвела взгляд от бокала и смело посмотрела на меня.
– Да. Чтобы ожить, на момент смерти в тебе должна быть кровь бессмертного. – Я дождался, когда она возьмет бокал, и прошел к окну. Я помнил вечер своего обращения, и не желай она так страстно, ни за что не позволил бы ей пройти через этот ужас.
На балконе сестры уже не было, но дымный шлейф, окутавший замок, становился все гуще. Увещевания отца, кажется, не возымели действия. Я заметил на серых плитах двора лежащие сломанными куклами мертвые тела слуг. Возможно, и среди бессмертных были счастливчики, получившие покой, но это можно было узнать только кого-то недосчитавшись. Пыль, в которую рассыпается тело бессмертного, всегда очень быстро хоронит ветер.
– Я готова. – Руки Катарины обняли мои плечи. Я развернулся. Посмотрел в ее лихорадочно горящие глаза. – Теперь убей меня. Чтобы я смогла воскреснуть. Ну же? Не медли! Подари мне вечность!
И тут дверь в комнату распахнулась.
– Нет, Владислав! Не делай этого! Не смей!!!
Невидящим взглядом я посмотрел на замершего на пороге отца.
– Влад… я… Жжется… Как жжется!!! – Катарина вдруг сделала пару судорожных вздохов, схватилась за горло и повалилась грудью на зажатый в моей руке кинжал. Выпустив его из рук, я подхватил девушку, сделавшуюся тяжелее мраморной статуи. Она еще успела несколько раз хрипло вздохнуть, прежде чем смерть пролила мутного зелья в ее глаза.
Впрочем, смерть – это всего лишь условие для того, чтобы нам быть вместе. Она скоро очнется.
– Она скоро очнется. – Повторил я собственные мысли и бережно перенес тело любимой на кровать. – Она только спит.
Подняв сползшее на пол одеяло, я укрыл ее и взглянул на отца.
– Я напоил ее своей кровью, и она скоро…
– Она не очнется! – Он подошел ближе и поднял кинжал. – Неужели ты думаешь, что царапина от кинжала смогла так быстро ее убить? Это твоя кровь стала для нее ядом! Катарина не очнется, потому что она – оборотень!
Я слышал его и не понимал. Услышанное не укладывалось в голове и оттого не пугало. Ведь он не знает. Он ничего не знает!
– Она не оборотень! Графиня не обращала ее! Ты ничего не знаешь! Она очнется! – не сразу осознал, что последние слова я прокричал ему в лицо. После сел рядом с Катариной и хрипло пробормотал: – А теперь уходи.
– Нет, не уйду. Все, что случилось, моя вина. Я должен был тебя предупредить, я все это знал! И именно поэтому я тут, но… я не успел. Так позволь мне вас спасти, пусть не для жизни, но для Бога!
– Интересно как? Сжечь? – Я вдруг расхохотался. Безумный смех рвался из меня вместе с душой, даря облегчение. – Да у тебя просто мания жечь все, что тебе непонятно, и все, чего ты боишься! Поди прочь, но сначала признайся – ты хочешь сжечь Катарину, чтобы в мире не появился еще один бессмертный?
– Прости. Я виновен. Тяжко виновен, что не забрал тебя сразу после рождения или до того, как княгиня создала из тебя чудовище. Но видеть твое безумие… уволь. Я не настолько виноват перед тобой! – Он шагнул ближе, подхватил безжизненно свисавшую с постели руку Катарины и указал на белесый полумесяц шрама, пересекающий девичью ладонь. – Помнишь укусившую ее на горной тропе лису? А после я дал ей камень, способный замедлить распространение яда, но я знал, что изменение постепенно свершится, она станет оборотнем – это было предрешено, к тому же с рождения в ней текла часть проклятой крови Изабеллы Мареш.
– Но… почему она ничего мне не сказала?
– Она не знала.
– И графиня не знала?
– О! Графиня знала. Иначе почему она на полгода спрятала ее от тебя? Ты и дальше считал бы Катарину мертвой, если бы прошлой ночью она не сбежала. Узнав о нападении, она бросилась тебя спасать. Катарина никогда не обращалась и даже не ведала, что стала оборотнем только потому, что носила это! – Он откинул одеяло и указал на белесый камень, лежавший на бездыханной груди любимой. – Помнишь его?
– Да. Помню. Ты подарил ей. Обычная безделушка, какие иногда носят дворовые. – Мой голос сорвался в хрип. Понимание произошедшего, которому так яростно противился разум, вдруг накрыло холодной волной горя, и невыносимая боль адским псом вгрызлась в тело, выцарапывая остатки того, что когда-то билось, любило и заставляло верить. – Я только что сам ее убил? Ту, которую боготворил?
Впервые в жизни я позволил душившим меня рыданиям обрести надо мной власть. Только бы избавиться от огня, выжигающего изнутри мою душу. Через какое-то время я очнулся от непривычно нежно коснувшейся меня руки священника.
– Тише… тише, мальчик… Ты освободил ее душу от выбора, от боли, от сомнений. Она умерла человеком несмотря на все свое наследие. А проклятье… Мне кажется, как бы мы ни старались, довлеющее над всеми нами проклятие не снять.
Сбросив его руку с плеча, я вернул кинжал в ножны и решительно поднялся.
– Прочти молитву, отец. Над той, что была единственной надеждой и смирением для такого отродья, как я. И прощай… – В последний раз я посмотрел в лицо будто уснувшей любимой, накрыл ее одеялом и направился к двери.
– Владислав? – Отец Ян догнал меня. – Что ты задумал?
– Пойду делать то, что у меня получалось лучше всего в моем бессмертии. Убивать. – Я распахнул плечом дверь, дернулся, вырываясь из его цепких пальцев, и шагнул в пелену едкого дыма, уже почти скрывшего коридор.
– Влад! Прошу! Ты не должен! Умереть легко, а ты попробуй все исправить? Бог всегда дает шанс! – догнал меня голос отца, перебиваемый натужным кашлем.
– Какой шанс? О чем ты говоришь? Я ее убил! Ее убил – я!
– Да! – Он неожиданно возник передо мной, заставляя остановиться. – Ее убил ты, и наказание для тебя поистине жестоко – века памяти и вечность боли.
Я кивнул.
– Поэтому не мешай мне! Я не выдержу этого наказания. Я хочу уйти как можно скорей.
– Уйти? Хорошо. – Его глаза подозрительно заблестели. – Но ты никогда не найдешь ее в послесмертии. Она – мученица, ты – диавол во плоти! Ваши вселенные не пересекутся, если ты не примешь очищение огнем. Только огонь способен вернуть Богу твою душу!
Я прищурился, спасаясь от едкого дыма и жгучих слез.
– А если меня примет священное пламя, я смогу искупить совершенное мной?
– На все воля Божия, сын. – Отец Ян не ответил ни «да», ни «нет», но какая-то странная надежда заставила меня добровольно направиться за ним в белесую пелену дыма. Крики, доносившиеся со двора, приблизились. Совсем рядом зазвенели встретившиеся в последнем поединке сабли.
Глава двадцатая
Кто-то что-то напророчил
В этой серебристой ночи,
Кто-то где-то затаился
И поймал нас. И убил нас!
Сном предутренним греша,
Слышу шепот, чуть дыша:
«Ну, очнись, моя душа!»
Я проснулась от того, что кто-то тряс меня за плечо. В ушах все еще раздавались крики и звон оружия. Надо же! Уснула, когда читала дневник. Впрочем, неудивительно. За последнюю пару дней я уже и забыла, что такое полноценный восьмичасовой сон!
– Мария! Проснись!
Сообразив, что мне это не снится, а крики и угрожающий звон доносятся в реальности, я распахнула глаза и торопливо села, пытаясь понять, что происходит. В комнате плескались густые сумерки. Возле меня на корточках сидел Влад. Сначала я его не узнала и, увидев рядом чей-то темный силуэт, испуганно отшатнулась, но его сухая и теплая ладонь тут же крепко зажала мне рот, а знакомый голос тихо предупредил:
– Молчи. В обители белохвостые.
– Оборотни? – Я едва слышно шевельнула губами. Остатки сна от такой новости разлетелись в клочки.
Он кивнул. Его блестящие в полумраке глаза приблизились.
– Нам нужно бежать. Справишься?
Страх липкой волной подкатился к горлу, вызывая легкую тошноту. Пересилив себя, я старательно кивнула и не удержалась от вопроса.
– Что нужно делать?
Влад поднялся и рывком поставил меня на ноги.
– Просто иди за мной. Сможешь?
Дождавшись от меня еще одного куда менее уверенного кивка, он развернулся и подошел к окну. Чуть отвел темную ткань занавески и осторожно выглянул.
Не представляю, что можно увидеть в такой темноте!
– За домом пока никого. Выходим и идем к скотному двору.