Дневник безумной мамаши — страница 33 из 48

одит головой в цистерну с борщом. Что повергло меня в задумчивость: неужели материнство такая тяжкая ноша, что единственный способ передохнуть — залиться под завязку?

Как знать… В любом случае это лучше, чем сойти с ума.

23 декабря

Быть беременной так забавно. Отмечаешь каждую неделю, каждый месяц. И ежедневные мелочи изучаешь с особой тщательностью. Толкается ли ребенок? Сколько я вешу? Заметен ли животик?

И хотя кажется, что время тянется словно резиновое, оно летит очень быстро. Вот уже конец декабря, и седьмой месяц почти на исходе.

24 декабря

Канун Рождества. Пережив предпраздничную толчею в загородной электричке, мы приехали в дом моих родителей как раз к заходу солнца. Снег еще не выпал, но подмораживало, и повсюду, от станции до родительского дома, красовались рождественские огни и венки. В детстве я ненавидела свой город, но не могу не признать, что под Рождество в нем появляется какое-то старомодное, непритязательное обаяние. Нечто идиллическое.

Только не в семейке Томас.

Мы расселись вокруг пластиковой елки, которую мои родители купили аж в семьдесят восьмом. (Январское хождение по осыпавшимся сухим иголкам навсегда отбило у моей матери любовь к живым елям.) И начался обмен подарками. Ничего необычного: компакт-диски, свитеры, носки. Через минуту Николь, одетая в стиле Эрин Брокович, запихала добычу в сумку и рванула на семичасовую электричку в город на свидание с Пабло. (Никак не соображу, где она находит все эти платья с глубоченным вырезом и туфли в стиле «возьми меня». Похоже, в магазинах, где принято расплачиваться наличными.)

Пока мама заканчивала последние приготовления к ужину, папа, пользуясь случаем, устроил нам экскурсию по «мастерской» — металлическому ангару, который он установил за гаражом, где прежде была клумба маминых любимых анютиных глазок.

Здесь он и сооружает знаменитую смертоносную кроватку. Честно говоря, в реальности она еще страшнее, чем на схеме. Острые утлы, необработанные поверхности и всего три ножки. Обалдеть!

Атмосфера опасности сгустилась, когда я увидела бинты на папиной руке. Он мимоходом упомянул, что повредил ее, работая на токарном станке. Пришлось даже ехать в больницу. Дальше расспрашивать я не решилась. Внушая себе, что папины старания, таящие безграничную угрозу и вдохновленные самим Дьяволом, все же замешаны на любви, я поцеловала его в щеку и сказала, что колыбелька прелестна. Будучи примерным зятем, Стивен немедленно согласился.

После экскурсии мы вернулись в дом. Бабуля похвалила мой наряд и предложила мне сесть и расслабиться. Через минуту она устроилась рядом и заявила, что в качестве рождественского подарка преподносит малышу свое имя.

Стивен вытаращился на меня, я — на бабулю. Та сияла. Я повернулась к Стивену, он — от меня и, поджав хвост, ретировался на кухню. Жалкий трус!

Я беззвучно разевала рот, не находя слов. Ладно бы она попросила меня назвать ребенка в честь нее. Но она преподнесла свое имя в подарок!!! Что ж, ни за какие шиши я не назову ребенка Эстер. Особенно если это будет мальчик!

Со скрипом соображая, как бы повежливей отказаться от подарка, я вспомнила тот день, когда обсуждалось предстоящее венчание в пресвитерианской церкви и бабуля вдруг заявила, что все мы евреи. Мы предпочли забыть об этом, потому что, сколько себя помню, всегда в Рождество пили эггног и смотрели праздничные передачи по телику. Но похоже, настало время припомнить ее заявление.

Я. Спасибо, бабуля! Но ты, как еврейка, должна помнить, что называть ребенка в честь живого родственника — плохая примета.

Она и бровью не повела.

Бабуля. Плохая для меня, но не для тебя. Ведь ты не считаешь себя еврейкой. Помнишь твою свадьбу?

Тяжело играть на чужом поле. Все попытки обречены на провал — как споры с Мэнди о том, позволяет ли этикет зимой ходить в белом. Попробуем зайти с другой стороны.

Я. Но, бабуля, боюсь, мы не сможет назвать ребенка Эстер. Если будет девочка, конечно. Подумай, каково ей, бедняжке, придется. Эстер — очень милое имя, но жутко старомодное.

Бабуля (хихикая). А я и не предлагаю, чтобы вы называли ребенка Эстер. (Слава богу!) Я имела в виду Сесси.

Я. Что еще за Сесси?

Бабуля. Я — Сесси.

У меня челюсть отпала. Дожив до восьмидесяти одного года, бедная бабуля повредилась умом.

Я (наклоняясь к ее уху, с расстановкой). Нет. Бабуля. Тебя. Зовут. Эстер.

Бабуля (раздраженно закатывая глаза). Спасибо, Эми! Я в курсе. (Значит, насчет маразма я поторопилась с выводами.) Сесси — мое прозвище.

Я. С каких это пор?

Бабуля. С детства. Так меня звали в старом квартале. И это очень оригинальное имя. Как раз как ты хотела.

М-да, оригинально, но ребенка назовут Сесси только через мой труп. Сесси — дебильное имечко. Напоминает сленговое словечко для мочеиспускания. Но не успела я найти достойный ответ, как милая старушка с улыбкой сунула мне тарелку орешков и цукатов.

Бабуля. Будущая мамочка хочет перекусить?

И тут я поняла, что старой карге нет никакого дела до меня и моей беременности. Все эти добрые слова, телефонные звонки, заботливость лишь часть хорошо спланированной кампании с целью навязать мне имя Сесси.

Да-да, старая лиса опять взялась за свое!

Чтобы избежать эксцессов, которые мы наблюдали на свадьбе, я пространно поблагодарила бабулю за щедрое предложение и вежливо отказалась. Не промолвив ни слова, старушенция выпятила губки и улыбнулась.

Тут-то я и поняла, что попала в беду.

И не ошиблась. Едва мы сели за стол, бабуля подсунула мне под нос тарелку с вареной брокколи, хотя знала, что от брокколи меня воротит. Потом вырвала из моих рук корзинку с теплыми булочками: если я буду есть мучное, разнесет еще сильней. Наконец, когда я отказалась от добавки пирога, сказав, что от сладкого у меня стала портиться кожа, бабуля не сдержала ухмылку: «Да ладно тебе! Кушай. У тебя и до беременности кожа была ужасная».

Хо-хо? Ха-ха! Счастливого Рождества!

25 декабря

Сегодня утром мы со Стивеном долго спали, а потом нежились в кровати, целовались, обнимались и смотрели, как шевелится ребенок. Примерно в двенадцать пошли на кухню готовить завтрак.

За завтраком, состоявшим из яичницы, тостов и куска холодной пиццы пепперони (что вы хотите, я беременна), мы вручили друг другу подарки. Кроме подписки на «Спортс иллюстрейтед» я презентовала Стивену чудесный кашемировый свитер. Теплый, мягкий и почти такой же дорогой, как солнечные очки Эдди.

Что до моего подарка, Стивен по традиции добавил подвеску из серебра на браслетик, который купил мне в год нашего обручения. Первой подвеской было сердечко с ключом. В прошлом году, в знак уважения к моей журналистской карьере, к нему присоединилась крошечная печатная машинка с двигающимися клавишами, а в этом году — миниатюрная детская погремушка. Но Стивен не только отметил грядущее появление на свет нашего ребенка. Он не забыл и про меня, а потому завернул подвеску в сногсшибательный шелковый халат.

Я была сражена. Мне, королеве махровых банных халатов, усеянных пятнами от кофе, и не снилось, что я могу носить подобное. Через пять минут этот халатик с меня бы клещами не сорвали.

После завтрака я позвонила Люси — поздравить с праздником и поблагодарить за подушечку для беременных, которую она мне прислала. В отличие от Стивена, подушечка не жалуется, когда ночью я наваливаюсь на нее животом для удобства. Наш подарок — коллекция фильмов Вуди Аллена — Люси тоже понравился. Они с Эмметом уже посмотрели два. «Зелиг» — их любимый.

Но больше всего ее повеселила трогательная история о Сесси.

Целых пять минут Люси хохотала, потом перевела дух и выразила облегчение, что столь несвойственные бабуле знаки внимания все же диктовались эгоизмом. Ведь, если честно, бабуля была сама не своя. Еще немного — и пришлось бы вызывать священника или экзорсиста.

Да, день выдался чудесный — если не считать опрометчивого замечания Стивена. Увидев меня в профиль, он ахнул: «Ну ты и громадина!»

И он прав. Весы показывают невиданные цифры. И все же это естественно. Я и должна быть толстой. Для беременных полнота — это прекрасно.

Или нет?

26 декабря

Оставила три сообщения на автоответчике Аниты, а она так мне и не перезвонила. Наверное, до сих пор сердится.

27 декабря

Не хотелось начинать новый год в ссоре с лучшими подругами, так что я позвонила Мэнди — поболтать и помириться. Она приняла мои извинения и в свою очередь извинилась передо мной: «Каждый день Джон и моя мать давят на меня, требуют завести ребенка. Даже мой голубой стоматолог не отстает. (Мы с Мэнди ходим к одному стоматологу.) И я рассчитываю, что хотя бы подруги не станут циклиться на детях. Но обещаю, к твоему ребенку я буду относиться хорошо. Просто не хочу заводить своего. (Хорошо, вернем ей звание любимой тети.) Ведь у меня замечательная жизнь. Зачем разрушать ее и заводить детей?»

Отлично. Мэнди сможет не только водить моих детей по магазинам и музеям, но и читать им лекции о контроле рождаемости.

28 декабря

У меня такое чувство, будто я получила прекрасный рождественский подарок, но, разворачивая его, порезалась о бумагу.

Николь наконец нашла квартиру! Она устроилась в юридическую фирму на Манхэттене, и сослуживица с новой работы предложила ей снимать жилье на пару. Неужели кому-то еще хочется сосуществовать на одной площади с коллегами? Впрочем, неважно. Главное, Николь пакует вещички. Но только представьте: эта хитрая крыса попыталась засунуть в чемодан и мои шмотки! Кожаную мини-юбку, топик с блестками и глубоким вырезом, атласные капри и расшитое бюстье, из которого когда-то вызволяла меня, безнадежно застрявшую. В этой одежде я до замужества ходила на вечеринки. И она хорошая.