— Табби.
Мисти хватается за подоконник, высовывает голову из окошка и кричит:
— Табби?
Мисти высовывается из окошка по пояс, рискуя грохнуться на крыльцо пятью этажами ниже, и кричит во весь голос:
— Табби!
Да, это она. Это Табби. С короткой стрижкой. Заигрывает с каким-то мальчишкой. Курит.
Мальчик лишь выдыхает серое облачко дыма и отдает сигарету приятелю. Мальчик встряхивает волосами и смеется, прикрыв рот рукой. Его волосы бьются на ветру, как черный флаг.
Волны плещут и набегают на берег.
Ее волосы. Твои волосы.
Мисти извивается, протискиваясь в окошко, и обувная коробка срывается с подоконника. Коробка скользит по крутой крыше. Ударяется о водосточную трубу, опрокидывается, и бижутерия разлетается во все стороны. Украшения падают, сверкая красным, зеленым и желтым, яркие, как фейерверк, они падают, как сейчас упадет Мисти, падают и разбиваются о бетонный пол гостиничного крыльца.
Только ее стофунтовая шина, только нога, заключенная в фиберглас, не дает Мисти вывалиться из окна. Потом чьи-то руки обхватывают ее сзади, и чей-то голос говорит:
— Мисти, не надо.
Кто-то оттаскивает ее от окна, и это Полетта. Ресторанное меню валяется на полу. Полетта сцепляет руки в замок, рывком разворачивает Мисти вокруг ее тяжеленной шины, толкает вперед и роняет лицом на испачканный краской ковер.
Задыхаясь и волоча за собою огромную ногу в фибергласовой шине, свою цепь с ядром, Мисти рвется обратно к окну. Мисти говорит:
— Там была Табби.
Она говорит:
— Внизу.
Катетер снова отсоединился, все вокруг забрызгано мочой.
Полетта встает на ноги. Она брезгливо морщится, ее мышца смеха сминает лицо вокруг носа, пока она вытирает руки о темную юбку. Она заправляет блузку обратно за пояс и говорит:
— Нет, Мисти. Это не Табби.
Она поднимает упавшее меню.
Мисти нужно спуститься вниз. Нужно выйти на улицу. Найти Табби. Полетта должна ей помочь снять шину. Пусть кто-нибудь позовет доктора Туше, чтобы он ее срезал.
Но Полетта качает головой и говорит:
— Если снять шину сейчас, вы навсегда останетесь калекой.
Она подходит к окну и захлопывает его. Закрывает на шпингалет и задергивает шторы.
Лежа на полу, Мисти говорит:
— Полетта, пожалуйста, помогите мне встать.
Но Полетта лишь нетерпеливо постукивает ногой. Она достает из кармана блокнот для заказов и говорит:
— На кухне закончилась белая рыба.
Просто для сведения: Мисти все еще в ловушке.
Мисти в ловушке, но ее ребенок, возможно, жив.
Твой ребенок.
— Бифштекс, — говорит Мисти.
Мисти хочет самый толстый кусок говядины, который только найдется на кухне. Хорошо прожаренный.
24 августа
На самом деле Мисти хочет столовый нож. Острый нож с зубчиками, которым можно распилить шину. И еще она хочет, чтобы после ужина Полетта не заметила, что на подносе не хватает ножа. Полетта не замечает и, уходя, не запирает дверь снаружи. Зачем утруждаться, если Мисти стреножена тонной мудацкого фибергласа.
Всю ночь Мисти сидит на кровати и режет. Мисти пилит шину. Поддевает кусочки ножом, отковыривает, собирает в ладонь фибергласовую стружку и бросает под кровать.
Мисти — узница, рвущаяся на свободу. Она пытается сделать подкоп и сбежать из очень маленькой тюрьмы, которую Табби разрисовала птицами и цветами.
К полуночи шина разрезана от талии до середины бедра. Нож постоянно соскальзывает и вонзается в ногу. Когда Мисти добирается до колена, у нее уже слипаются глаза. Она почти засыпает, изрезанная, в корке запекшейся крови. Прилипшая к простыням. К трем утра она доходит лишь до середины икры. Она почти освободилась, но тут ее одолевает сон.
Она просыпается от какого-то шума, по-прежнему сжимая нож.
Еще один самый долгий день в году. В который раз.
Шум внизу. Это хлопнула дверца машины на стоянке перед отелем. Если Мисти придержит расщепленную шину, то сможет допрыгать до окна и посмотреть. Это бежевый автомобиль окружной администрации, на котором сейчас ездит детектив Стилтон. Снаружи его нет. Наверное, вошел в отель. Может быть, ищет ее.
И на этот раз, может быть, и найдет.
Мисти продолжает кромсать шину ножом. Полусонная, бьет не туда и пропарывает себе икроножную мышцу. Хлещет кровь, темно-красная на белой, очень белой коже, нога слишком долго была запечатана внутри. Мисти бьет еще раз и попадает в голень, лезвие входит до самой кости.
Мисти не останавливается. Из-под ножа брызжет кровь, летят щепки разбитого фибергласа. Осколки птиц и цветов, нарисованных Табби. Кусочки волос и кожи. Двумя руками Мисти берется за края разреза. Ломает шину, пока нога не освобождается наполовину. Зазубренные края вонзаются в исполосованную ножом кожу, оставляя в ней фибергласовые занозы.
Милый мой Питер, ты сам знаешь, как это больно.
Ты что-нибудь чувствуешь?
Ее пальцы исколоты иглами фибергласа. Мисти берется за острые края шины и пытается их раздвинуть. Мисти сгибает колено, выталкивая его вверх и наружу. Сперва появляется бледная коленная чашечка, измазанная кровью. Словно головка новорожденного. Головка плода прорезывается. Птенец вылупляется из яйца. Потом — бедро. Ее ребенок рождается. Наконец из расколотой шины вырывается голень. Один взмах, и нога на свободе, шина соскальзывает, опрокидывается и падает на пол.
Пустой кокон, из которого вышла бабочка. Окровавленная, изможденная. Возродившаяся.
Шина падает с таким грохотом, что сотрясаются шторы. Картина в застекленной рамке стучит по стене. Зажав уши руками, Мисти ждет, что сейчас кто-то придет посмотреть, что за шум. Они увидят, что она освободилась, и запрут дверь снаружи.
Мисти ждет, считая бешеные удары сердца. Триста ударов. Она считает. Но ничего не случается. Никто не приходит.
Медленно и осторожно Мисти выпрямляет ногу. Мисти сгибает ногу в колене. Проверяет. Нигде не болит. Держась за тумбочку, Мисти спускает ноги с кровати и пробует на них опереться. Окровавленным ножом она разрезает полоски пластыря, которые крепят катетер к здоровой ноге. Вытащив из себя трубку, Мисти сгибает ее в петлю и откладывает в сторонку.
Один, три, пять осторожных шагов до шкафа, откуда она достает блузку и джинсы. Там же, в шкафу, в пластиковом чехле, висит белое атласное платье, которое Грейс перешила для Мисти на открытие выставки. Ее свадебное платье, рожденное заново. Мисти надевает джинсы, застегивает пуговицу и молнию, но когда она тянется за блузкой, джинсы падают на пол. Вот как сильно она похудела. Бедер нет и в помине. Вместо ягодиц — два пустых мешочка обвисшей кожи. Джинсы, упавшие к ее ногам, испачканы кровью, сочащейся из многочисленных порезов.
Находится юбка, которая впору, но это не ее юбка. Это юбка Табби. Клетчатая, шерстяная юбка в складку, которую, видимо, купила Грейс.
Даже туфли не держатся на ногах, и Мисти приходится поджимать пальцы, чтобы туфли не слетели.
Мисти прислушивается у двери. Вроде бы в коридоре никого нет. Мисти крадется к лестнице, юбка липнет к окровавленным ногам, отросшие волосы на лобке цепляются за трусы. Поджимая пальцы на ногах, Мисти спускается вниз, в вестибюль. Там толпятся какие-то люди, ждут у стойки регистрации в окружении своего багажа.
Сквозь двери вестибюля видна часть стоянки. Бежевый автомобиль окружной администрации все еще здесь.
Женский голос говорит:
— О боже.
Это какая-то летняя женщина, стоящая у камина. Прикусив свои длинные пастельные ногти, она смотрит на Мисти и говорит:
— Господи, ваши ноги.
Мисти по-прежнему держит в руке окровавленный нож.
Теперь люди, столпившиеся у стойки, тоже смотрят на Мисти. Администратор за стойкой, кто-то из Бертонов, Сеймуров или Кинкейдов, что-то шепчет, прикрыв рот ладонью, своей напарнице, и та хватается за телефонную трубку.
Мисти идет в столовую, мимо бледных настороженных лиц, мимо всех этих людей, которые морщатся и отводят глаза. Мимо летних женщин, что подглядывают сквозь пальцы — паучьи лапки. Мимо старшей официантки. Мимо третьего столика, мимо седьмого, десятого и четвертого — прямиком к детективу Стилтону, который сидит за шестым столиком вместе с Грейс и доктором Туше.
Оладьи с малиной. Кофе. Слоеный пирог. Половинки грейпфрута в вазочках. Стол накрыт к завтраку.
Сжимая в руке окровавленный нож, Мисти подходит к ним и говорит:
— Детектив Стилтон, речь о моей дочери. О моей дочери, Табби.
Мисти говорит:
— Я думаю, она жива. Она не умерла.
Не донеся до рта ложку с грейпфрутом, Стилтон говорит:
— Ваша дочь умерла?
Она утонула, говорит ему Мисти. Он должен выслушать. Неделю назад, три недели назад, Мисти точно не знает. Она не уверена. Ее заперли на чердаке. Надели ей на ногу тяжелую шину, чтобы она не смогла убежать.
Ее ноги под клетчатой юбкой, они все в крови.
Теперь вся столовая наблюдает. Вся столовая слушает.
— Это заговор, — говорит Мисти.
Она протягивает руки, чтобы успокоить Стилтона, который явно занервничал. Мисти говорит:
— Спросите у Энджела Делапорта. Что-то готовится, что-то страшное.
Ее руки — в засохшей крови. В ее собственной крови. Кровь, сочащаяся из порезов на ногах, пропитала всю юбку насквозь.
Клетчатую юбку Табби.
Чей-то голос у нее за спиной говорит:
— Ты все испортила!
Мисти оборачивается, и там стоит Табби. В дверях стоит Табби, одетая в белую блузку с рюшем и строгие черные брюки. Волосы пострижены коротко, под пажа, в одном ухе — сережка, красное эмалевое сердечко, которое Уилл Таппер сто лет назад вырвал из своего уха на глазах у Мисти.
Доктор Туше говорит:
— Мисти, вы опять пили?
Табби говорит:
— Мам… моя юбка.
И Мисти говорит:
— Ты не умерла.
Детектив Стилтон промокает губы салфеткой и говорит:
— Ну, хорошо, что хоть кто-то не умер.
Грейс кладет в кофе сахар. Льет молоко, размешивает и говорит: