И будто этого мало, у него на лбу красные рога черта.
Все это – малозаметные визуальные сигналы, на которые мы реагируем. Тайный код привлекательности. Причины, по которым мы любим тех, кого любим. Осознаешь ты их действие или нет – все равно: из-за них мы и делаем то, что мы делаем.
Вот как мы знаем то, чего не знаем.
Морщины как психоанализ по почерку. Графология. Морщинология. Энджел бы это оценил.
Дорогой милый мой Питер – он отрастил черные волосы, потому что у него торчали уши.
У тебя торчали уши.
У Табби уши ее папы. Таббины длинные черные волосы – папины.
Твои, гад такой.
Стилтон говорит:
– Жизнь здесь стремительно меняется, и многим это не по душе. Если ваш муж действует не в одиночку, нас может ждать массовое побоище. Поджоги. Убийства.
Стоит Мисти лишь глянуть на пол, и у нее подкашиваются ноги. Стоит ей повернуть голову, и в глазах мутнеет, вся комната на мгновение смазывается.
Мисти выдирает счет из своего блокнота и кладет его на стол, говоря:
– Что-нибудь еще закажете?
– Один, последний вопрос, миссис Уилмот, – говорит он. Отхлебывает свой чай со льдом, глядя на нее поверх края стакана. И говорит: – Я бы хотел поговорить с вашей родней – родителями мужа, – если это возможно.
Мать Питера, Грейс Уилмот, обосновалась здесь, в гостинице, отвечает Мисти. Отец Питера, Хэрроу Уилмот, умер. Тринадцать, а может, четырнадцать лет назад.
Детектив Стилтон записывает это. Он говорит:
– Как умер ваш свекор?
Вроде от сердечного приступа, отвечает Мисти. Она не уверена.
И Стилтон говорит:
– Похоже, вы не очень-то хорошо знаете родственников своего мужа.
Головная боль дол-дол-долбит ее затылок, прямо по черепу, и Мисти говорит:
– Я не поняла, вы будете заказывать кофе?
16 июля
Доктор Туше светит лампочкой в глаза Мисти и говорит: поморгайте. Он заглядывает ей в уши. Он заглядывает внутрь ее носа. Он выключает свет в офисе, дает ей фонарик и говорит: направьте его себе в рот. Вот точно так же фонарик Энджела Делапорте светил в дырку в стенке его столовой. Это у старого доктора такой фирменный фокус-покус: надо подсветить пазухи, и они покажутся – тускло-красные под кожей слева и справа от носа; станет видно, нет ли темных участков, означающих закупорку, воспаление. От закупорки пазух бывают мигрени. Доктор откидывает голову Мисти назад и внимательно смотрит в глубь ее горла.
Он говорит:
– С чего вы взяли, что это пищевое отравление?
Так что Мисти приходится рассказать ему о поносе, спазмах, головной боли. Мисти рассказывает ему обо всем, кроме галлюцинаций.
Он накачивает воздухом манжету на ее руке и открывает клапан, сбрасывая давление. Они оба смотрят, как с каждым ударом ее сердца дергается стрелка на циферблате. Мистина головная боль пульсирует в такт.
Потом Мисти оказывается без блузки, а доктор Туше поднимает ее руку вверх и щупает подмышку. На нем очки, и он старательно разглядывает стены, пока его пальцы делают свою работу. В зеркале, висящем на одной из стен, Мисти видит их, эти пальцы. Ее лифчик так туго растянут, что бретельки врезаются в плечи. Ее кожа выпячена валиком над поясом слаксов. Ее ожерелье из дешевых поддельных жемчужин захлестывает ее шею сзади, и жемчужины исчезают, провалившись в глубокие складки жира.
Доктор Туше – его пальцы внедряются, вкручиваются, вбуравливаются в ее подмышку.
Окна операционной – из матированного стекла, блузка Мисти висит на крючке, привинченном к двери. В этой же комнате Мисти родила Табби. Стены выложены бледно-зеленым, пол – белым кафелем. До боли знакомый операционный стол. Здесь родился Питер. Как и Полетта. Уилл Таппер. Мэтт Хайленд. Бретт Питерсен. Как и все островитяне, которым меньше пятидесяти. Остров такой малёхонький, что доктор Туше – по совместительству гробовщик. Он «готовил» Питерова отца Хэрроу перед его похоронами. Перед кремацией.
Твоего папу.
Мисти хотела, чтобы Питер стал таким, как Хэрроу Уилмот. Мужчины знакомятся со своими будущими тещами, чтобы иметь представление, как невеста будет выглядеть лет через двадцать; Мисти действовала так же. Когда ей будет за сорок, ее муж должен будет выглядеть точно как Гарри. Рослый, с седыми бачками, прямым носом и выступающим раздвоенным подбородком.
Нынче же, когда Мисти закрывает глаза и пытается представить Хэрроу Уилмота, она видит лишь, как его пепел развеивается над морем со скалы на Уэйтенси-Пойнт. Длинное серое облако.
Бальзамирует ли доктор Туше покойников прямо тут, Мисти неизвестно. Если он протянет достаточно долго, то удостоится чести «приготовить» Грейс Уилмот. Доктор Туше осматривал Питера, когда того нашли в гараже.
Когда тебя нашли в гараже.
Если врачи когда-нибудь решат «выдернуть вилку», скорее всего именно доктор Туше «приготовит» тело.
Твое тело.
Доктор Туше щупает обе подмышки. Копается пальцами, ищет вздувшиеся лимфатические узлы. Ищет признаки рака. Он знает, в какой точке нужно нажать на позвоночник, чтобы твоя голова запрокинулась назад. Его глаза косят в разные стороны, радужки слишком далеко друг от друга, так что едва ли он смотрит на Мисти. Он мычит какой-то мотивчик. Его мысли явно далеко отсюда. Можно с уверенностью сказать: он привык работать с мертвецами.
Сидя на операционном столе, разглядывая в зеркале доктора и саму себя, Мисти говорит:
– Я ходила на мыс – что там было раньше?
И доктор Туше подпрыгивает. Он поднимает взгляд, брови круглые от удивления.
Будто услышал, как заговорил труп.
– Там, на Уэйтенси-Пойнт, – говорит Мисти, – стоят статуи, как будто раньше это был парк. Что же там было?
Его пальцы щупают глубоко меж сухожилий на ее затылке, и он говорит:
– До того, как мы построили крематорий, там у нас было кладбище. – Массаж даже приятен, вот разве пальцы у доктора просто ледяные.
Но Мисти не видела никаких надгробий.
Нащупывая пальцами лимфоузлы у нее под челюстью, он говорит:
– Там есть мавзолей, в пещере, вырытой в склоне холма.
Ощупывая взглядом стену за ее спиной, нахмуривается и говорит:
– Ему как минимум лет двести. Поговорите с Грейс, она лучше знает.
Пещера. Грот. Маленький каменный банк. Капитолий с вычурными колоннами и резной аркой – все это разваливается и держится только на корнях деревьев. Запертые железные ворота, темнота внутри.
Головная боль дол-дол-долбит, вгоняя гвоздь все глубже в затылок.
Дипломы на выложенной зеленой плиткой стене операционной – пожелтелые, еле видные под мутным стеклом. Попорченные водой. Обсиженные мухами. Даниэль Туше, доктор медицины. Держа запястье двумя пальцами, доктор Туше проверяет ее пульс по наручным часам.
Его треугольная мышца тянет вниз оба угла его рта, и он прикладывает свой холодный стетоскоп между ее лопатками. Он говорит:
– Мисти, мне нужно, чтобы вы глубоко вдохнули и не выдыхали.
Холодный штык стетоскопа разгуливает по ее спине.
– Теперь выдыхайте, – говорит доктор, – и вдохните еще раз.
Мисти говорит:
– А это правда, что Питеру делали вазектомию?
Она делает еще один глубокий вдох и говорит:
– Питер сказал мне, что Табби – чудо, подарок Бога, что я не должна делать аборт.
И доктор Туше говорит:
– Мисти, вы в последнее время сильно пьете?
Это такой маленький ебучий городишко. И бедная Мисти Мэри – городская пропойца.
– Ко мне в гостиницу пришел сыщик из полиции, – говорит Мисти. – Он спросил, нет ли у нас на острове Ку-клукс-клана.
И доктор Туше говорит:
– Убив себя, вы не спасете свою дочь.
Завел шарманку, точно ее муж.
Точно ты, дорогой милый мой Питер.
И Мисти говорит:
– Не спасу мою дочь от чего?
Она поворачивает голову, чтоб встретить его взгляд, и говорит:
– У нас тут что, есть нацисты?
И, глядя на нее, доктор Туше улыбается и говорит:
– Конечно, нет.
Он идет к своему столу и берет папку с несколькими листками бумаги. Раскрыв ее, пишет что-то внутри. Смотрит на календарь, висящий на стене над столом. Смотрит на свои наручные часы, снова пишет. Его почерк… хвостик каждой буквы уходит далеко вниз, за нижнюю линию слова. Подсознание, импульсивность. Этот человек жадный, голодный, злой, сказал бы Энджел Делапорте.
Доктор Туше говорит:
– Что ж, значит, у вас недавно появились новые увлечения?
И Мисти говорит ему: да. Она рисует. Впервые со времен колледжа Мисти рисует, иногда – красками, в основном – акварелью. У себя на чердаке. В свободное время. Она поставила свой мольберт так, чтобы видеть береговую линию, до самого Уэйтенси-Пойнт. Каждый день она работает над очередной картиной. Черпая темы в своем воображении. Каталог желаний маленького белого отребья: большие дома, венчания в церкви, пикники на берегу.
Вчера Мисти работала без передышки, пока не заметила, что на улице темень. Пять или шесть часов просто-напросто испарились. Исчезли, как та прачечная комната в Сивью. Бермудский треугольник.
Мисти говорит доктору Туше:
– У меня постоянно болит голова, но когда я рисую, боль почти незаметна.
Его стол – из металла, покрашен краской; точно такие стальные столы бывают в офисах у инженеров или бухгалтеров. Стол с ящичками, что выезжают наружу на тихих колесиках и закрываются с грохотом и гулкой отдачей на все помещение. Регистрационный журнал обтянут зеленым войлоком. На стене над столом – календарь и старые дипломы.
Доктор Туше с его веснушчатой лысиной и жалким пучком длинных ломких волос, зачесанных от уха до уха, вполне мог бы быть инженером. Со своими круглыми очками с толстыми стеклами в стальной оправе, он вполне мог бы быть бухгалтером. Он говорит:
– Вы учились в колледже, не так ли?
В художественном колледже, говорит ему Мисти. Колледж она не окончила. Бросила. Когда умер Хэрроу, они с мужем переехали сюда, чтобы присматривать за матерью Питера. Потом родилась Табби. Потом Мисти уснула и проснулась жирной, изможденной и сорокалетней.