Цвет, который назвала Мисти – цвет золота, – это то, какой она видит себя.
Она описала себя как «сверкающую, роскошную, мягкую», сказал Питер.
Животное – это то, как мы воспринимаем других людей.
Она воспринимает людей как «грязных, глупых, уродливых», сказал Питер.
Образ воды – это ее половая жизнь.
Деловитая, быстрая, перенаселенная. Согласно Карлу Юнгу.
Во всем, что мы говорим, видна наша рука. Наш дневник.
Не глядя на нее, Питер сказал:
– Твои ответы меня не восхитили.
Последний вопрос, о глухой белой комнате – Питер сказал, что белая комната без дверей и без окон означает смерть.
Для Мисти смерть будет временной, преходящей, загадочной.
12 августа – полнолуние
Джайны были сектой буддистов, утверждавших, что они умеют летать. Умеют ходить по воде. Способны понять слова любого языка. Согласно преданию, они могли превратить любой металл в золото. Исцеляли увечных и слепых.
С закрытыми глазами Мисти слушает, как доктор рассказывает ей все это. Она слушает и рисует. Перед самым рассветом она встает, чтобы Грейс заклеила ей глаза. Сразу после заката пленка снимается.
– Есть предположение, – говорит голос доктора, – что джайны умели воскрешать мертвых.
Они могли делать эти вещи, потому что истязали себя. Они изнуряли себя голодом и жили без секса. Такая жизнь, полная лишений и боли, – вот что наделяло их магической силой.
– В народе этот метод зовется «аскетизмом», – говорит доктор.
Доктор вещает, а Мисти рисует. Мисти работает, а доктор подает ей нужную краску, кисточку или карандаш. Когда она заканчивает, он меняет лист бумаги. Он делает то, что раньше делала Табби.
Джайнисты славились по всем царствам Среднего Востока. При дворах Сирии и Египта, Эпира и Македонии, еще за четыреста лет до Рождества Христова, они творили свои чудеса. Эти чудеса вдохновляли ессеев и ранних христиан. Они поражали Александра Великого.
Доктор Туше болтает без умолку. Он говорит, что христианские мученики были духовными потомками джайнов. Каждый божий день святая Екатерина Сиенская бичевала себя троекратно. В первый раз – за свои собственные грехи. Во второй – за грехи всех живых. В третий – за грехи всех мертвых.
Святой Симеон был канонизирован за то, что стоял на вершине столпа, открытый всем стихиям, пока не сгнил заживо.
Мисти говорит:
– Я закончила.
И ждет нового листа бумаги, нового холста.
Слышно, как доктор снимает с мольберта готовую картинку. Он говорит:
– Изумительно. Абсолютно вдохновенно.
Его голос постепенно затихает, пока он несет картинку в другой конец комнаты. Слышно шуршание – доктор пишет на обороте номер карандашом. Слышен шум океана снаружи, шипение и плеск волн. Доктор ставит картинку на пол, рядом с дверью, потом его профессиональный рассудительный голос возвращается, приближается, становится громче. Он говорит:
– Что вы хотите – снова бумагу или, может быть, холст?
Это не имеет никакого значения.
– Холст, – говорит Мисти.
Мисти не видела ни одной своей работы с тех самых пор, как погибла Табби. Она говорит:
– Куда вы их уносите?
– В безопасное место, – говорит доктор.
Ее месячные опаздывают уже на неделю. От недоедания. И ей не нужно мочиться ни на какие тесты. Питер давным-давно сделал свою работу, вынудив ее оказаться здесь.
И доктор говорит:
– Можете начинать.
Его пальцы обхватывают ее руку и тянут, пока та не прикасается к шершавой, туго натянутой ткани, уже промазанной клеем из кроличьей кожи.
Ессеи, говорит доктор, изначально были сектой персидских отшельников, поклонявшихся солнцу.
Отшельники. Затворницы. Вот как стоит называть женщин, которых живьем замуровывали в подземельях соборов. Замуровывали, чтобы вдохнуть в здание душу. Безумная профессиональная легенда строителей. Людей, которые замуровывают в стены бутылки виски, женщин и кошек. Людей вроде ее мужа.
Вроде тебя.
Мисти – в капкане своего чердака, прикована к месту увесистой шиной. Дверь постоянно запирают снаружи. Доктор всегда готов всадить в нее шприц, если она вдруг вздумает рыпаться. О, Мисти могла б написать роман про затворниц.
Ессеи, рассказывает доктор Туше, жили вдали от нормального мира. Они закалялись, терпя болезни и пытки. Они бросали свои семьи и собственность. Они добровольно страдали, веруя в то, что бессмертные небесные души испытывают соблазн сойти вниз и принять физическую форму, чтобы заниматься сексом, напиваться, обжираться, принимать наркотики.
Ессеи были наставниками юного Иисуса Христа. Они были наставниками Иоанна Крестителя.
Они называли себя лекарями и творили все чудеса Христовы – излечивали больных, воскрешали мертвых, изгоняли бесов – за много столетий до чуда Лазаря. Джайны превращали воду в вино за много столетий до ессеев, которые делали это за много столетий до Иисуса.
– Можно повторять одни и те же чудеса вновь и вновь, главное, чтобы про них уже все успели забыть, – говорит доктор. – Вы должны это помнить.
Подобно тому, как Иисус Христос называл себя камнем, отвергнутым каменщиками, отшельники-джайны называли себя бревнами, отвергнутыми всеми плотниками.
– Их идея заключалась в том, – говорит доктор, – что визионер должен жить отдельно от нормального мира и отвергать удовольствия, комфорт и конформизм, чтобы установить контакт с божественным началом.
Полетта приносит ленч на подносе, но Мисти не хочется пищи. С закрытыми глазами она слышит, как шумно ест доктор. Скрежет ножа и вилки по фарфоровому блюду. Дребезжание кубиков льда в стакане воды. Доктор Туше говорит:
– Полетта?
Сытым-пресытым голосом доктор Туше говорит:
– Вы не могли бы унести вон те картинки, что у двери, и сложить их вместе с остальными там, в столовой?
В безопасном месте.
Воздух пахнет ветчиной и чесноком. И чем-то шоколадным – тортом или пудингом. Явственно слышно, как доктор жует, слышатся скользкие звуки глотков.
– Особенно интересно, – говорит доктор, – взглянуть на боль как на духовный инструмент.
Боль и депривация. Буддистские монахи сидят на крыше, постясь и изнуряя себя бессонницей, пока не достигнут просветления. В изоляции, открытые солнцу и ветрам. Сравните их со св. Симеоном, что сгнил на своем столпе. Или с многовековой традицией стоящих йогов. Или с коренными американцами, пускавшимися в странствия на поиски предметов собственных видений. Или американскими девушками девятнадцатого века, из набожности морившими себя голодом до смерти. Или св. Вероникой, питавшейся только пятью апельсинными зернышками, в память о пяти ранах Христовых. Или лордом Байроном, постившимся, чистившим кишечник и совершившим свой героический заплыв через Геллеспонт. Романтическим аноректиком. С Моисеем и Илиёй, постившимися, дабы им были явлены видения, как сказано в Ветхом Завете. Английскими ведьмами семнадцатого века, постившимися, чтобы насылать чары. Или танцующими дервишами, изнуряющими себя, чтобы достичь просветления.
Доктор все трещит и трещит без умолку.
Все эти мистики, во все эпохи, по всему миру – все они находили свой путь к просветлению в физическом страдании.
А Мисти все рисует и рисует.
– И здесь есть один интересный момент, – говорит голос доктора. – Оказывается, наш мозг физиологически расщеплен, расщеплен на две половинки, словно грецкий орех.
Левая половина вашего мозга отвечает за логику, язык, вычисления и рассудок, говорит доктор. Именно эту половину люди воспринимают как свое неповторимое «я». Это – сознательная, рациональная, повседневная основа нашей реальности.
Правая половина вашего мозга, продолжает доктор, это центр вашей интуиции, ваших эмоций, способности к проникновению в суть явлений и распознаванию образов. Вашего подсознания.
– Ваше левое полушарие – ученый, – говорит доктор. – Ваше правое полушарие – художник.
Он говорит, что люди выстраивают свою жизнь левой половиной своего мозга. И лишь от сильнейшей боли, жуткого расстройства или тяжелой болезни их подсознание может просочиться на поверхность. Когда человек травмирован, болен, подавлен или скорбит по кому-то, правое полушарие может на мгновение, на вспышку одержать верх и дать человеку доступ к божественному вдохновению.
Вспышка вдохновения. Мгновение прозрения.
Французский психолог Пьер Жане называл это состояние «снижением ментального порога».
Доктор Туше говорит:
– Abaissement du niveau mental.[41]
Когда мы измотаны, или подавлены, или голодны, или больны.
Согласно немецкому философу Карлу Юнгу, это состояние позволяет нам подключиться к всемирному континууму знаний. Мудрости всех людей, накопленной за все времена.
Карл Юнг. То, что Питер сказал ей на той прогулке. Правда про Мисти. Золото. Голубь. «Судоходство Святого Лоренса».
Фрида Кало и ее кровоточащие язвы. Все великие художники – инвалиды.
Согласно Платону, мы ничему не учимся. Наша душа прожила столько жизней, что мы знаем все. Учителя могут только напомнить нам о том, что мы знаем и так.
Наше страдание. В этом подавлении рационального начала – ключ к вдохновению. Муза. Наш ангел-хранитель. Мучения освобождают нас от рационального самоконтроля и дают Божественному излиться сквозь нас.
– Любые достаточно сильные стрессы, – говорит доктор, – позитивные или негативные, любовь или боль, равно способны искалечить наш рассудок и даровать нам идеи и способности, которые мы не можем обрести никаким иным способом.
На месте доктора вполне мог бы сидеть Энджел Делапорте. Рассказывать про метод Станиславского. Надежный рецепт, позволяющий творить чудеса по заказу.
Когда доктор наклоняется к Мисти, она чувствует щекой тепло его дыхания. Запах ветчины и чеснока.
Ее кисточка останавливается, и Мисти говорит:
– Я закончила.
В дверь кто-то стучит. Замок щелкает. Потом голос Грейс говорит: