лучаев таких было столько, что и не сосчитать.
Кое-что, подтверждающее эти слова, проникло в официальные сводки смертности (хотя я далек от мысли, что там приведены точные данные) под рубриками:
Умершие при родах
Выкидыши и мертворожденные
Умершие в первые дни жизни
Возьмем недели, когда чума особенно свирепствовала, и сравним их с неделями того же года, но еще до начала мора. Например:
-
Умершие
Выкидыши при родах
Мертворожденные
С 3 по 10 января
7
1
13
С 10 " 17 "
8
6
11
С 17 " 24 "
9
5
15
С 24 " 31 "
3
2
9
С 31 января
по 7 февраля
3
3
8
С 7 по 14 февраля
6
2
11
С 14 " 21 "
5
2
13
С 21 " 28 "
2
2
10
С 28 февраля
по 7 марта
5
1
10
-
48
24
100
С 1 по 8 августа
25
5
11
С 8 " 15 "
23
6
8
С 15 " 22 "
28
4
4
С 22 " 29 "
40
6
10
С 29 августа
по 5 сентября
38
2
11
С 5 по 12 сентября
39
23
…
С 12 " 19 "
42
5
17
С 19 " 26 "
42
6
10
С 26 сентября
по 3 октября
14
4
9
-
291
61
80
Учитывая разницу в этих двух таблицах, надо еще прибавить, что, по мнению тех, кто остался в городе, население его за август-сентябрь уменьшилось более чем на две трети по сравнению с январем-февралем. Короче говоря, обычные цифры смертности по этим трем статьям, как мне говорили и как это было в предшествующие годы, следующие:
1664 год
1665 год
Умершие при родах
189
Умершие при родах
625
Выкидыши и мертворожденные
458[215]
Выкидыши и мертворожденные
617
-
647
-
1242
Эта разница, как я уже говорил, будет значительно больше, если учесть общее количество людей. Я не утверждаю, что делал какие-либо точные подсчеты людей, проживавших в то время в городе, но по ходу рассказа я еще приведу вполне вероятные цифры. Сейчас же упомянул я об этом, лишь чтобы объяснить, в каком плачевном состоянии находились эти бедные женщины; о них можно было бы сказать словами Библии: «Горе же беременным и питающим сосцами в те дни; ибо великое будет бедствие на земле и гнев на народ сей».[216]
Сам я не общался с теми семьями, где такое случалось, но крики несчастных были слышны и на большом расстоянии. Что касается беременных, то нам показали некоторые подсчеты: 291 женщина скончалась от родов за девять недель — более одной трети всех рожениц; обычно за такое же время умирало не более 84. Пусть читатель сам поразмыслит над этим соотношением.
Несомненно, что те, кто кормили грудью, были в не менее бедственном положении. Наши сводки смертности почти не проливали на это света, но кое-что можно извлечь и из них. Больше, чем обычно, морили младенцев голодом кормилицы, но это еще полбеды. Хуже, когда умирали просто от отсутствия кормилицы: мать и другие члены семьи погибали от чумы, а детей находили рядом с ними умершими просто от голода; по-моему, несколько сот бедных беспомощных младенцев погибло только по этой причине. Другие умирали не с голоду, а были отравлены кормилицами. Да что там, если мать, сама кормившая грудью, заболевала, она отравляла собственное дитя, то есть заражала его через свое молоко даже прежде, чем сама узнавала, что заразна; и ребенок умирал в таких случаях раньше матери. Я не мог не сделать этого предупреждения на случай, если когда-нибудь городу придется вновь пережить такое же страшное бедствие: все беременные, а также кормящие грудью должны покинуть город, если только у них есть хоть какая-нибудь возможность это сделать, потому что их бедствия в случае болезни будут больше, чем у остальных.
Я мог бы рассказать ужасающие истории о детях, сосущих грудь уже умерших от чумы матерей[217] и кормилиц; об одной матери, живущей в моем приходе, которая, заметив, что ее ребенку нездоровится, послала за аптекарем; мне говорили, что, когда тот пришел, женщина кормила ребенка грудью и на вид была совершенно здорова; но, когда аптекарь подошел поближе, он заметил на ее груди, которую сосал ребенок, признаки болезни. Он был сильно напуган, но, не желая пугать и бедную женщину, попросил передать ему ребенка, когда он распеленал младенца и поднес его к свечке, то нашел признаки болезни и у него; оба, и мать и дитя, умерли, прежде чем аптекарь успел вернуться домой и прислать предохраняющее средство отцу семейства, которому он сказал всю правду об их состоянии; заразил ли ребенок мать или мать ребенка, неизвестно, хотя более вероятно последнее. Рассказывали также историю о ребенке, которого взяли домой от кормилицы, умершей от чумы, нежная мать не отказалась принять его и крепко прижала к груди свое дитя, от чего и заразилась, да так и умерла, прижимая к груди мертвого уже ребенка.
И самые твердокаменные сердца обливались бы кровью, наблюдая, как часто любящие матери ухаживали за своими детьми и даже умирали, заражаясь от них; сами умирали, а дети, ради которых эти любящие сердца приносили себя в жертву, выздоравливали и спасались.[218]
Подобный случай был с торговцем в Ист-Смитфилде;[219] у него жена была беременна первым ребенком, и заболела она как раз, когда подоспело ей время рожать. Муж не мог найти ни повивальной бабки принять роды, ни сиделки ухаживать за ней, а двое слуг, которые были в доме, тут же сбежали. Он кидался как полоумный от дома к дому, но помощи нигде найти не мог. И самое большее, чего он добился, — это что сторож, приставленный к одному из запертых домов, пообещал ему прислать к утру сиделку. Бедняга, до смерти огорченный, вернулся домой, помогал, как умел, жене, заменяя повитуху, принял мертвого ребенка; жена же скончалась у него на руках часом позже; он так и сидел до утра с мертвой женой на руках, так и застал его сторож, когда пришел и привел, как обещал, сиделку; они поднялись по лестнице (дверь была либо вовсе не заперта, либо на щеколде) и нашли беднягу с мертвой женой на руках, столь сраженного горем, что он умер через несколько часов без каких-либо признаков болезни, а просто убитый постигшим его несчастьем.