О, все соглашались, что это был замечательный парень, знающий себе цену, душа компании, завзятый ухажер, которому приписывали немало побед.
Но это еще не все, что можно сказать о Хью! Помимо привлекательной внешности и нескрываемой предрасположенности к галантному волокитству, он был наследником фермы в Таннохбрэ, что давало ему реальное преимущество перед прочими, особенно в глазах матери Несси, которая, вынужденная горбатиться по бедности, постоянно твердила дочери, что возок добра да горка серебра – весомый аргумент для бесприданницы.
Впрочем, это мало что меняло, хотя и было по-своему полезно, потому что Несси была увлечена бесшабашным Хью, а Хью на сей раз в такой же мере был увлечен ею.
В тот июльский день, рыбача на озере со своим лучшим другом Питером Дональдом, он не стеснялся откровенничать о своих высоких чувствах и намерениях.
– Я без ума от нее, Питер, – заявил он в своей пафосной манере. – Я не буду счастлив, пока она не станет моей. Она просто околдовала меня. Старина, ты вряд ли поверишь, но я настолько поглощен Несси, что даже мысль о сельском празднике и о том, чтобы выиграть в соревновании «Гордость Верескового края», ничего не значит по сравнению с этим. Говорю тебе, Питер, я не успокоюсь, пока не добьюсь Несси.
Питер Дональд молчал, размышляя, возможно, о том, сколь велика должна быть любовь Хью, чтобы он забыл о честолюбивой мечте, которая последние двенадцать месяцев не давала ему покоя, а именно выиграть соревнования на празднике под названием «Гордость Верескового края», где в качестве приза полагался бык. Наконец Питер пробормотал:
– Может, и поверю, Хью. Я сам всегда был хорошего мнения о Несси.
Он таким и был, немногословным, молчаливым и не очень-то общительным парнем, который учился на пастора, надеясь в конце концов получить приход в Таннохбрэ. Он был абсолютно не похож на красавца Хью: на вытянутом лице всегда серьезное выражение, в карих глазах не веселье, а сочувствие и доброта. И все же, хотя он был застенчив, побаивался женщин, предпочитая всему книги, в нем не было абсолютно ничего от книжного червя.
Питер знал лес, птиц и зверей, там обитающих. Он был лучшим рыбаком в Таннохбрэ и, несмотря на сутуловатость из-за долгого сидения за книгами, имел большие бицепсы и в метании кейбера[6] ему не было равных среди односельчан.
В этот момент Питер, казалось, боролся с собой, как будто хотел продолжить разговор, но что-то, возможно застенчивость, удерживало его. А потом вдруг ему на крючок попался лосось, и за суматохой, пока вытаскивали рыбину, тема разговора повисла в воздухе. Повисла, но не была забыта. Тем вечером в местном пабе «Герб Таннохбрэ» Хью продолжал разглагольствовать о своей страсти.
Стукнув кулаком по столу, после нескольких порций спиртного, воодушевивших его, он взревел:
– Есть две вещи, которые я собираюсь сделать в ближайшие несколько недель. Я собираюсь выиграть приз и сделать своей невестой прекрасную Несси Сазерленд. – (Ответом ему было настороженное молчание.) – Это просто поэзия, – продолжал Хью, озираясь вокруг с полупьяной ухмылкой, – лучшие стихи из всего когда-либо написанного.
Поэзия Хью, или, по крайней мере, его чувства, недолго оставалась тайной и, обойдя весь городок, достигла неприметного дома, в котором жили миссис Сазерленд и Несси.
Пожилая женщина пришла при этом в прекрасное расположение духа, да и сама Несси не стала изображать недовольство столь явными знаками внимания со стороны красавца-поклонника.
Мать и дочь сидели в теплых сумерках возле своего дома, обсуждая Хью и его достоинства, когда с пойманным в тот день лососем мимо проходил Питер Дональд.
– Миссис Сазерленд, – без всякой помпы заметил он, – я подумал, что, может, вам не будет лишней эта рыбина. У нас дома уже есть одна, и мы не такие уж большие любители лососины.
Такая застенчивость при преподнесении подарка вызвала смешок у Несси, и она подумала, что будь на месте Питера галантный Хью, он бы воскликнул: «Дарю прекрасного лосося, красавица Несси, я поймал его специально для тебя!»
Несси было хорошо известно об отношении Питера к ней, что началось еще в их общие школьные годы. Это льстило ее самолюбию, хотя, конечно, у Питера в этом смысле было мало шансов по сравнению с таким лихим кавалером, как Хью.
Таково было общее мнение городка и всей округи, но среди местных были и те, кто, сравнивая обоих мужчин, приходил к иному выводу. И в их числе был наш герой, Финлей.
Пожалуй, Финлей знал о Хью Риахе больше, чем кто-либо другой, а также о его делах за пределами тихого Таннохбрэ, например о его веселых похождениях в Ливенфорде субботними вечерами. Так что Финлей был далек от того, чтобы разделять общее мнение о достоинствах Хью.
Как-то под вечер на следующей неделе, выезжая с ежедневным визитом в Таннохбрэ, Финлей срезал путь через лес Таннохбрэ и совершенно неожиданно увидел там Хью и Несси, прогуливающихся по травянистой тропинке между дорогой и лесом.
Несси несла корзину, полную дикой малины, а шедший рядом Хью держал ее за талию.
Казалось бы, идиллическая картина, но что-то при виде этой чуть ли не обнимающейся пары, выбравшей для прогулки почти безлюдное место, заставило Финлея нахмуриться.
Повинуясь внезапному порыву, он остановил лошадь и как бы в шутку поинтересовался:
– Что это ты, Хью, болтаешься в лесу в такое время, когда должен работать?
Лицо Хью помрачнело, и он угрюмо сказал:
– Это мое дело.
А Финлей в том же невозмутимом духе продолжал:
– И ты, Несси… Ты должна быть дома и варить варенье. Ты не хуже меня знаешь, что ягоды надо засыпать сахаром, как только соберешь, иначе варенье будет не таким вкусным.
Несси подняла голову, ее лицо вспыхнуло, волосы растрепались – она была слишком смущена и растеряна, чтобы что-то сказать. Хью открыл было рот для очередной отповеди Финлею, но тот тряхнул поводьями:
– Садись, Несси. Я как раз еду мимо дома твоей матушки, так что подвезу заодно. Давай-ка. Как не воспользоваться такой возможностью.
Сконфуженная и не решающаяся сказать «нет» столь уважаемой здесь персоне, Несси послушно села в двуколку рядом с Финлеем, который, коротко кивнув Хью, покатил дальше.
Финлей неспешно вез Несси в Таннохбрэ. Поначалу он молчал, удивленный собственной выходкой. Но в глазах Несси и в ее стыдливой покорности было что-то, говорившее ему, насколько своевременным оказалось его вмешательство.
Постепенно напряжение ослабло, и Финлей как бы между прочим упомянул Питера Дональда, заметив, какой он славный малый, какой тихий, скромный, добрый и, главное, как любит ее, Несси. Но Несси, отчасти раздосадованная тем, что ее заставили расстаться с Хью, сердито покачала головой:
– Питер, он такой робкий. Если он любит меня, почему у него не хватает духу сказать об этом? Мне нравятся смельчаки.
Финлей вздохнул и больше не произнес ни слова, подумав, как и многие мужчины до него, что никакие его слова не могут изменить ситуацию. Своенравная женщина все равно поступит по-своему.
Время шло, и приближался праздник, отмечавшийся всей округой. Он проходил в Ливенфорде и, конечно, являлся большим, с нетерпением ожидаемым событием, особенно в этом году. Больше всего на него были настроены жители Таннохбрэ. Им хотелось, чтобы приз в соревновании «Гордость Верескового края» достался Хью. У самого Хью, казалось, не было никаких сомнений в том, что он станет победителем. Его хвастливые заявления на сей счет звучали более чем убедительно.
За два дня до праздника он, как настоящий хозяин положения, пригласил Несси и своего друга Питера посмотреть на призовое животное. С его стороны это было сделано из чистого тщеславия, дабы продемонстрировать Несси свое благосостояние, поскольку он еще не забыл об унижении со стороны доктора Финлея. Кроме того, Хью, возможно, догадывался о чувствах Питера к Несси и в своей манере надменного превосходства намеревался раз и навсегда покончить с иллюзиями друга.
Был прекрасный теплый день, когда Несси и Питер прибыли на ферму, и Хью сразу же повел их во двор, где барственно кивнул Дугалу, фермерскому работнику, чтобы тот вывел быка.
– Вот он! – громко сказал он Питеру, хотя его слова явно предназначались Несси. – Взгляни-ка на него, пожалуйста, и скажи, как он тебе?
Питер и Несси посмотрели на быка, которого Дугал вывел из темноты стойла. Это было великолепное животное, черной масти, молодое, сильное, неукротимое. Его черная шкура блестела на солнце, мускулы на шее вздувались мощным горбом, а глаза, со странными огоньками внутри, обратились на Хью – угрюмые, непостижимые. Что-то скрытое в этом взгляде, казалось, донельзя раззадорило бравирующего Хью.
– Эй, парень, эй! – с вызовом крикнул он. – Не смотри на меня так сурово. Ты никогда не выиграешь с таким красным глазом. Эй, эй!
И он стал дергать стальную цепь, прикрепленную к кольцу в носу быка, пока красивое животное не выгнуло в гневе спину.
– Вот видишь, – усмехнулся Хью, – он знает своего хозяина, зверюга. И это благородный зверюга. Эй, эй!
Он властно положил большую руку на бледно-розовые ноздри быка, как бы демонстрируя свою силу, свою власть. Но в этот момент бык яростно дернул головой и вырвал цепь из рук Хью.
Бык бросился во двор и замер, выгнув спину и опершись на передние ноги. Угольно-черный, весь само напряжение и энергия, он ярко выделялся на фоне беленых стен, огораживающих двор. Белизна этих стен слепила его, а горячий желтый песок, покрывавший территорию, раздражал и тревожил после покойной темноты стойла.
Хью вздрогнул, озадаченный тем, что бык вырвался на волю. Забыв о Несси и Питере, которые стояли рядом с ним, в углу между стенками хлева и стойла быка, он настороженно шагнул вперед.
– Сюда, – крикнул он быку, – сюда, парень, сюда!
Но бык не реагировал – он стоял как вкопанный, словно изваянный из черного дерева.
Хью сделал еще один шаг вперед.