Совершенно ошеломленный, Финлей уставился на незнакомого и неожиданно появившегося Фостера с дурным предчувствием и с трудом ответил на непринужденное приветствие. Неловкость доктора, по-видимому, осталась незамеченной, хотя Фостер был экспертом в светском общении.
Последовали обычные разговоры и смех, и в конце концов Финлей оказался возле старого Джона Ангуса, величественного старика с красивым открытым лицом, – коренастый, широкоплечий, в очках, он был известен в округе как образцовый предприниматель и филантроп.
Старый Джон сказал Финлею несколько приятных слов. Он объяснил, что его дочь действительно хотела стать медсестрой, и добавил с лукавой усмешкой, что он не против этой профессии дочери, пока она не выберет что-нибудь более подходящее для замужества.
Слушая излияния старика, столь актуальные для данного дня, Финлей тупо смотрел на Дика Фостера, который с видом собственника галантно взял Пегги под руку и повел ее к одному из прилавков.
Ужасное чувство нахлынуло на него – смесь горечи и внезапного отчаяния. Тщетно он пытался прийти в себя. Повернувшись к старому Ангусу, он спросил, с трудом выговаривая слова:
– Значит, вы полагаете, что ваша дочь скоро выйдет замуж, сэр?
– О да, мы на это надеемся, – сказал старый Джон с любящим отеческим смешком. – А вам не кажется, что она слишком хороша для медсестры? – И, отметив одобрительным смехом собственную остроту, он похлопал Финлея по плечу и удалился.
Намек был куда более ясным – на счастливый союз Пегги и красавчика Фостера. Финлей до боли прикусил губу. И в этот момент, как будто чаша его несчастья еще не была наполнена до краев, к нему бочком подгребла старшая медсестра, заметившая, что Финлей смотрит вслед удаляющимся молодым.
– Разве они не прекрасная пара! – воскликнула она. – Я только что узнала об этом от жены пастора. Да ведь они практически помолвлены! Представьте себе, доктор, а мы ничего и не подозревали. Судя по всему, все в Данхилле надеются, что следующей весной они поженятся. О, это очень романтично. Разве он не хорош собой, доктор? Тоже, как мне сказали, выходец из богатой семьи. Учился в колледже в Эдинбурге, а теперь собирается заняться юриспруденцией.
Пока старшая медсестра продолжала петь дифирамбы Пегги и молодому Фостеру, не подозревая, какие удары она наносит Финлею каждым своим словом, сердце его превратилось в лед. Неужели это и есть результат всех его больших надежд? Вся жизнь ушла из него, все вокруг померкло, слова и смех едва доносились до его ушей.
Наконец он избавился от компании словоохотливой женщины и попытался затеряться в медленно кружащей толпе.
Засунув руки в карманы, он в отчаянии бродил по аллеям и лужайкам, надеясь еще раз увидеть Пегги хотя бы издалека. Даже это ослабило бы в какой-то мере боль в его сердце.
Но далее не обошлось без юного Иэна. Двенадцатилетнему мальчику с первого взгляда понравился Финлей, и, следуя за молодым доктором по пятам с настырностью индейского следопыта, он наконец прилип к нему и потянул к разнообразным ларькам и палаткам. Финлею было все равно – он не сопротивлялся.
Они испытали свою удачу в «Счастливой бочке» (что вытащишь наугад из бочки с опилками, то – твое), в угадывании веса сыра, в игре «Сбей кокос» и в других играх на ловкость. Затем Иэн, уже как друга, затащил Финлея в дом, к себе наверх, в свою берлогу, чтобы показать все свои драгоценные трофеи: пневматическое ружье, удочку, коллекцию бабочек.
Он оказался действительно отличным парнишкой, и Финлей, несмотря на свои горести, был тронут, и ему захотелось порасспросить Иэна.
– Это правда, – понизил он голос, – что твоя сестра помолвлена с мистером Фостером?
– О да, – небрежно ответил мальчик. – Думаю, да. Они скоро поженятся. Я думаю, он ужасная размазня. Он мне не нравится.
– Да брось, Иэн, – сказал Финлей, стараясь из последних сил оставаться справедливым. – Кажется, он славный парень.
– Да, думаю, неплохой, – неохотно признал Иэн. – Но я его просто терпеть не могу. Не будем больше об этом. Вот, я хочу показать вам свою катапульту.
День прошел, и вместе с ним, несмотря на веселую болтовню мальчика, настроение Финлея упало ниже нуля. Он чувствовал себя униженным, раненым, совершенно несчастным.
В половине пятого они спустились вниз, и Финлей очень надеялся, что ему удастся незаметно исчезнуть. Но в прихожей они встретили миссис Ангус, которая тут же заявила:
– Боже милостивый! Доктор Финлей, где вы были? Мы искали вас повсюду. Неужели мой вредный молодой человек, – она потянула Иэна за ухо, – все это время монополизировал вас? Пойдемте пить чай. Мы как раз направляемся туда.
Ничего не оставалось, как согласиться, и, собрав все свои силы, Финлей сделал самое приятное лицо и последовал в гостиную за любезной седовласой леди.
Там уже был народ – старый Ангус и несколько друзей, большинство из которых были знатными людьми округа. И как только миссис Ангус вошла, подали чай. Она сама проводила церемонию в добром старомодном стиле – из большого серебряного чайника разливала ароматный напиток в тонкие фарфоровые чашки, в то время как две служанки подавали пирожные.
Финлей ощутил благодатную атмосферу этого места – серебро, цветы, вышколенная прислуга, – атмосферу утонченности и очарования. В ней родилась и была воспитана Пегги. Она была частью этого, очаровательная, любезная и милая, а он, выскочка, в первую же их встречу осмелился унизить ее.
Что ж, теперь настала его очередь сполна испытать унижение! Он мысленно застонал и нервными пальцами поднял чашку. Он тупо гадал, где сейчас Пегги, хотя это и так было ясно.
Он интуитивно знал, что она с Фостером, что они наедине, что они, вероятно, где-то укрылись от толпы. Снедаемый этой мыслью, он еще больше разволновался, когда вдруг миссис Ангус как бы между прочим спросила мужа:
– А где Пегги? Она должна была прийти к чаю.
Прежде чем Джон Ангус успел ответить, неугомонный Иэн выпалил:
– Не волнуйся за них. Они где-нибудь воркуют!
– Иэн, что такое?! – укоризненно воскликнула миссис Ангус.
Но ее упрек потонул во всеобщем смехе, и Питер Скотт, один из друзей Ангуса, лукаво заметил:
– Сегодня самый подходящий день, чтобы задать этот вопрос.
Едва он произнес эти слова, как в гостиную вошли Пегги и молодой Фостер. Естественно, они сразу же стали объектом для всеобщих шуток.
Хотя Финлею от всего этого было больно, он поднял глаза и посмотрел на вошедших.
Пегги отвернулась, он не видел ее лица. Но у слегка раскрасневшегося и смущенного Фостера был вид получившего признание возлюбленного – так это мгновенно истолковал Финлей.
Единственное, чего теперь ему хотелось, – это немедленно уехать, исчезнуть сию же минуту и не видеть больше эту счастливую сцену.
Некоторое время Финлей неподвижно сидел в кресле, борясь со своими мыслями и чувствами. Слава богу, у него была работа! Он чуть ли не с благодарностью вспомнил о Бобе Пакстоне, которым должен был заняться в шесть часов в больнице.
И когда общий разговор снова вошел в привычное русло, Финлей, стараясь остаться незамеченным, поднялся и подошел к миссис Ангус.
– Я должен вас покинуть, – сказал он. – Мне нужно вернуться к своему пациенту в больнице.
– Но разве нельзя подождать? – пробормотала она, разочарованно подняв брови. – Сегодня вечером у нас будет костер и фейерверк.
Он сдержанно покачал головой:
– Мне очень жаль, но я должен ехать. Надеюсь, кто-нибудь отвезет старшую медсестру обратно. Что касается меня, то у меня работа.
Он понимал, что ведет себя невежливо и нелюбезно, но ничего не мог с собой поделать. Во рту у него пересохло.
На мгновение ему показалось, что миссис Ангус хочет что-то сказать, открыть во всей наготе его мучительную тайну. Но видимо, она передумала.
– Очень хорошо, – сказала она, – раз должны, значит должны.
Чуть улыбнувшись, она ласково пожала ему руку, придержав ее в своей теплой ладони, затем, повернувшись к дочери, объявила:
– Пегги, проводи доктора Финлея.
Выполняя эту просьбу, Пегги проводила его в холл. Он скорее чувствовал, чем видел ее рядом с собой, потому что снова не осмеливался взглянуть на нее.
Ощущение ее близости вкупе с осознанием того, что она никогда его не полюбит, наполнило его грудь удушающей болью. Но в дверях он повернулся к ней лицом, подавляя все невыносимые чувства, которые терзали его, и просто сказал:
– Спасибо, что пригласили меня. У вас тут чудесно. И вообще, это был изумительный день.
Она ответила не сразу. Ему и в самом деле показалось, что ее щеки побледнели, а голос слегка напрягся, когда она наконец сказала:
– Я рада, что вам понравилось. – Тишина. Затем она заметила с той же интонацией: – Все прошло очень быстро. Кажется, я вас почти не видела.
Он не ответил. Да он и не мог ответить. Вслепую он протянул руку, на мгновение коснулся ее руки и побежал вниз по ступенькам.
Дорога домой была сплошным мучением. Он чувствовал себя одиноким и покинутым в этом мире.
Работа – вот что ждало его в будущем, – и он должен будет работать один.
Прибыв в Ливенфорд, он направился прямиком в Арден-Хаус. Камерон присвистнул от удивления, увидев его так скоро.
– Ты рано вернулся! – воскликнул он. – Неужели тебе настолько ненавистен этот благотворительный праздник?
– Нет, – сухо ответил Финли, – праздник прошел нормально. – Он помолчал. – Мне нужно проведать Пакстона в больнице.
Камерон внимательно посмотрел на своего молодого коллегу, уловив в этих простых словах какую-то горечь, затем сказал:
– Кстати, полчаса назад о тебе справлялась по телефону сестра Коттер из больницы.
Финлей кивнул. Он ожидал чего-то подобного. По его опыту, беда никогда не приходит одна.
Задержавшись только для того, чтобы перекусить – в Данхилле он ничего не ел, – Финлей поспешил в больницу, вошел в палату, где лежал Боб Пакстон, и тут же нахмурился.
Склонившись над распростертым на кровати больным, Финлей сделал быстрый осмотр. Коллапс из-за кровоизлияния, подумал он и принял решение о немедленном переливании крови.