Улыбчивая горничная, маленькая и одетая для выхода на улицу, открыла дверь и без расспросов впустила двух прекрасно одетых молодых людей в просторную гостиную, где с большим искусством в камине поддерживался огонь.
– Мистер Кэрнс сейчас спустится, сэр. Я должна сказать, что он обдумал ваш телефонный разговор и, возможно, даст вам ответ.
Оглядевшись по сторонам, Финлей решил, что Кэрнс, торговец зерном в Таннохбрэ и окрестностях, и его взрослая дочь неплохо устроились. В этот момент в комнату вошел хозяин дома, пожал руку Финлею и после пристального взгляда – Вилли.
– Простите, сэр, что вторгаюсь в вашу личную жизнь, особенно в воскресенье, но, когда я звонил вам вчера вечером, вы сказали, что я…
– Не извиняйтесь, Финлей, – улыбнулся Кэрнс. – Судя по тому, что я вижу на лужайке перед домом, дело чрезвычайно срочное.
Он взял трубку с каминной полки, набил ее из кисета, закурил и, сделав несколько удовлетворенных пыхов, убедился, что она хорошо тянет.
– Итак, – продолжал он, – из того, что вы мне рассказали, совершенно очевидно, что ваш юный друг никогда не удовольствуется работой в городе. Я прекрасно знаю, при каких обстоятельствах умерла его мать и как много и хорошо он работал на своей овечьей ферме. Он здешний, тут родился и вырос. – (Еще одна пауза для пых-пыха трубки.) – Я просмотрел список своих клиентов. – (Пауза.) – И есть только одна ферма, которая отвечает всем требованиям. Дом старого Макрея, недалеко от моста. Возможно, вы его знаете.
– О, я знаю, сэр, потому что уже минуло…
– Вот именно, – перебил его Кэрнс, не желая обсуждать свой выбор. Затем – после нескольких пыхов: – С тех пор как умер старый Джок Макрей, все пошло наперекосяк. Вдову это не очень-то волнует, потому что у нее много денег, но у них все еще есть овцы и картофельное поле, а остальные земли полностью истощены. Там нет сына, только в какой-то модной школе дочь, которая дома и не показывается. Но о чем я думаю? Позвольте предложить вам кофе. Я и сам хочу немного.
Он с силой дернул за висевший на стене колокольчик, и по всему дому разнесся оглушительный звон.
Почти сразу же в гостиную вошла хорошенькая молодая женщина.
– Что ты делаешь, отец? У меня аж уши заложило. Разве ты не знаешь, что Кэтлин ушла в церковь?
– Прости, дорогая, – смиренно произнес Кэрнс, – я совсем забыл. Как и я, эти двое молодых людей мечтают о чашечке кофе. Ты, кажется, знаешь Финлея.
– Конечно знаю. Он не раз пытался поцеловать меня на балу выпускников. А другой парень – его брат?
– Нет, Джесси. Это Вилли Семпл, прекрасный молодой человек, который только что потерял мать и ищет работу. Я подумал, что он мог бы работать на ферме Макреев.
– На этой свалке! Там нет ничего, кроме захудалой картофельной грядки, мать вечно сидит с бутылкой, а дочь – заносчивая стерва. Этот прекрасный молодой человек пропадет там понапрасну. – Она подошла и села рядом с Вилли. – Это твой маленький ягненок только что зашел на кухню? Я дала ему большую миску кукурузы и молока. Он сейчас спит у кухонной плиты.
Вилли покраснел и улыбнулся:
– Искренне благодарю вас, мисс Кэрнс. Вы так же добросердечны, как и красивы.
Он наклонился вперед, взял ее руку и поцеловал. Действие было настолько простым и естественным, что никто не счел его странным. Но Джесс Кэрнс долго и пристально смотрела в глаза Вилли, и от того, что она там увидела, ее строгое личико сначала густо покраснело, а затем сильно побледнело. Потом она, в свою очередь, взяла Вилли за руку и после долгой паузы повернулась к отцу:
– Папа! Ты же не пошлешь этого прекрасного молодого человека чахнуть и хиреть в этом Богом забытом месте. С первого взгляда видно, что он достоин большего, гораздо большего. А теперь послушай меня. Ты сетуешь, что у тебя нет помощника во дворе, и жалуешься на спину, после того как поносишь тяжелые мешки с кукурузой. Почему бы тебе не взять Вилли в помощь? Клянусь жизнью, он того стоит!
Через полгода Финлей получил приглашение на свадьбу Джесс Кэрнс и Уильяма Семпла, младшего партнера фирмы «Кэрнс и Семпл, продажа зерна и семян».
Возможно, Финлей был немного огорчен потерей прекрасной Джесс, но он утешил себя тем, что послал счастливой невесте дорогой свадебный подарок – брошь с барашком из белого золота с двумя маленькими бриллиантами вместо глаз.
Свадьба Вилли и Джесс стала главным событием сезона в Таннохбрэ. Церковь была забита до отказа. Все, кто хоть что-то собой представлял, были там.
Когда Вилли и Джесс стояли рядом перед пастором, милое маленькое создание с кудрявой шерстью и бантом из белой ленты на шее и еще одним на хвосте проскользнуло откуда-то и встало за ними.
Тихий гул одобрения и сдерживаемого смеха прокатился по толпе собравшихся. Все взгляды устремились на одного человека, почтительно стоявшего у первой скамьи. В петлице у него был маленький белый бантик, точно такой же, как у ягненка.
Что же касается самой овечки, ставшей причиной этой истории, то ее уговорили познакомиться с красивым молодым бараном на одной из лучших ферм графства. Их первого ягненка назвали Джесс.
4. Джанет вне себя
Полагаю, что читатели этих хроник с грустью или, по крайней мере, с легким сожалением отмечали постепенное ухудшение не только физической активности Джанет, но и того неопределимого качества, которое в Шотландии называют «ее нравом». Доктор Камерон был склонен снисходительно относиться к старой служанке, которая работала у него столько лет, но настал день, когда даже ему пришлось признать, что она хватила через край. В то утро его яйцо на завтрак было холодным, как камень, и, по словам доброго доктора, «твердым, как чертов кирпич».
В тот же день доктор Камерон предпринял шаги, чтобы поправить ситуацию.
– А тебе не кажется, что нашей Джанет не помешала бы какая-то помощь?
– Конечно, сэр. Только если удастся ее уговорить.
– Да в том-то и загвоздка, дружок. Но и в делах людских случается прибой[12]. Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Конечно, сэр. И без помощи Шекспира. Я согласен, что видеть свежее, жизнерадостное молодое личико вместо «печеной картофелины» Джанет, приносящей ваш завтрак, не будет переменой к худшему.
– Вот именно, дружок. Я сам не смог бы выразиться лучше. А теперь скажи мне, ты ведь всегда возле молодежи – и сам молод, – знаешь ли ты какую-нибудь подходящую в этом смысле молодую девицу?
Финлей задумался. Действительно, он всегда был возле юношей и девушек из гимназии, когда те играли в футбол или хоккей. И была среди них одна девушка, на которую он обращал самое благосклонное внимание.
– Бесс Бьюкенен, – сказал он.
– А, да, дочь парикмахера Боба Бьюкенена.
– Его единственная дочь, сэр. И великолепная девушка. Капитан женской хоккейной команды и одна из главных участниц детских зимних игр прошлого сезона. Должно быть, у нее последний семестр в школе.
– Да-да. Похоже, она могла бы выстоять против Джанет парочку недель. Я зайду к Бобу сегодня утром. Мне все равно надо побриться.
Весь день Финлей ходил по вызовам к пациентам, забыв о времени и не осознавая возможных последствий того, что затеял. За обедом Камерон не произнес ни слова, хотя его молчание было довольно зловещим. Однако в четыре часа, в конце учебного дня, в доме послышался звонкий, сильный молодой голос, и вскоре перед Финлеем появилась красивая улыбающаяся девушка с чайным подносом.
– Доктора Камерона нет дома, сэр, поэтому я сначала принесла вам.
– О, спасибо, Бесс. И пожалуйста, не называй меня «сэр». Для тебя, красавица, я всегда Финлей.
– Благодарю вас, сэр, то есть Финлей.
– Так-то лучше! Теперь налей себе чашку чая, возьми кусок пирога побольше и присаживайся. Доктор Камерон отправился навестить мисс Уокер, она его добрый час продержит.
Финлей постарался угодить ей и еще одним толстым куском пирога (фирменным блюдом Джанет) сумел подкорректировать ледяной прием, оказанный Бесс внизу, на кухне.
– Отец предупредил меня, что она старая карга, и велел не обращать на нее внимания!
Доктор Камерон долго шел к чаю, мудро решив вовсе опоздать на него. И его первые слова, обращенные к Финлею, были:
– С юной Бесс все в порядке?
Похоже, так и было. Внизу царила мертвая тишина, и Бесс весело и спокойно подавала обед. Но, увы, суп оказался холодным, картошка – твердой, как камень, а молочный пудинг – из одних комков.
– Если бы только она позволила мне самой приготовить обед, сэр, – сказала Бесс поникшему доктору Камерону. – Я часто готовлю дома. Она сделала это просто назло.
Камерон помолчал, но его лоб нахмурился от мрачных мыслей, и вдруг он встал:
– Наденьте пальто и шляпы, вы оба. Если она думает, что я позволю, чтобы вас, молодых людей, как и меня, заморили до смерти голодом, то она глубоко ошибается.
Одевшись, он первым вышел из дому на Хай-стрит, а затем публика с любопытством наблюдала, как он вваливается в прекрасный новый ресторан, известный в округе как «Суонк». Не обращая внимания на интерес, который он вызывал, Камерон смело занял столик и, направляемый тонкими подсказками метрдотеля, заказал обед, какого он и двое его гостей никогда не пробовали.
О, насколько все было восхитительно после ужасных блюд Джанет!
– Слушай, Финлей, – сказал Камерон, когда подали черную икру, – эти заливные потроха в горшочке – лучшее из всего, что я когда-либо пробовал.
– Тебе тоже нравится, Бесс, дорогая? – спросил Финлей, наслаждаясь ее обществом не меньше, чем трапезой.
– Это рядом с чем-то божественным.
– Я полагал, что это привилегированное место за мной, – пробормотал Финлей.
В ответ Бесс покраснела и опустила глаза.
Когда было подано следующее блюдо, ris de veau à la crème[13], к столу бочком подошел управляющий, а за ним молодой человек, в котором Финлей сразу узнал репортера «Тайнкасл таймс».