– Он это сказал?! Черт возьми! Ну что ж, это я смогу и сберегу свои почки. А теперь пришло время отведать горячего наваристого куриного супа, который приготовила Джанет. Это укрепит меня для завтрашнего тяжелого рабочего дня. – Направляясь в столовую, он взял Финлея за руку и ласково прошептал ему на ухо: – Дражайший Финлей, лучший в мире ассистент, я боялся, что с нашим замечательным партнерством покончено и все наши совместные приключения в прошлом. Но теперь, хвала Господу, теперь мы готовы продолжать наше доброе сотрудничество и оставлять новые записи о наших достижениях в анналах шотландской медицины, что окажет нам честь не только перед нашими коллегами, но, пожалуй, перед Богом, а также и перед лицом наших соотечественников.
7. Печальные новости и старое пламя
В один чудесный осенний вечер, когда у Финлея после приема пациентов выдалось полчаса свободного времени, он с непокрытой головой прогуливался по Гиелстон-роуд, наслаждаясь прохладным воздухом и наблюдая, как солнце в сиянии славы опускается за холмы Ламмермур. Наедине с самим собой в этот час и в таком месте он был погружен в раздумья и, как повелось в последние месяцы, предавался печали и сожалениям. Возможно, в своей профессии он добился определенных успехов. Но в личной жизни? Эх! Тут нечем было ни гордиться, ни утешаться.
Так много его соплеменников были людьми семейными, у них были жены и дети, чтобы восхищаться ими и раздражаться на них. А ему не удалось достичь этой естественной цели человеческой жизни. Да, у него была возможность обрести любовь и счастье, но тогда он был слишком робок, чтобы принять и ценить то, что ему предлагалось. И в стремительном течении времени этот шанс исчез, потерялся навсегда. Ему ничего не оставалось, как стать жалким субъектом, замшелым холостяком, обреченным на одиночество по вечерам, даже без собаки, которая лежала бы рядом с ним, пока он что-нибудь читал или предавался мечтам перед сном.
Финлей резко повернул назад – небо утратило свое сияние – и быстрым шагом направился к жилищу доктора Камерона, которое вынужден был считать и своим домом.
Не успел он сделать и десятка шагов, как его окликнули, и быстрый топот ног заставил его обернуться.
Ему улыбался и называл его по имени мальчик со связкой книг под мышкой.
– Доктор Финлей, сэр! Наконец-то я вас увидел. Каждый вечер на этой неделе я совершаю здесь вечернюю пробежку, надеясь встретить вас.
– Боб Макфарлейн! Дорогой Боб! – Финлей обнял мальчика. – Что, черт возьми, ты делаешь в Таннохбрэ?!
– Это довольно длинная история, доктор, и очень тяжелая. Разве вы не читали об этом во всех газетах?
– У меня редко бывает время на газеты, Боб.
– Дело вот в чем, Финлей. Вы знаете, что мой отец постоянно занимался возведением стальных конструкций. Последней его работой был огромный новый многоквартирный дом в Андерстоне. Папа всегда был востребован, потому что он мог залезать не хуже обезьяны на большие металлические балки и балансировать на них. Опасная работа, но с большой, очень большой зарплатой. Одно удовольствие было смотреть снизу, как он перепрыгивает с одной узкой балки на другую, все еще висящую на строительных кранах. – Боб помолчал и продолжил: – Однажды утром папа попытался далеко прыгнуть с балки на балку, но промахнулся… – Снова пауза. – И упал с высоты трехсот футов на бетонную мостовую. Слава богу, он не страдал ни от каких ужасных травм! Он умер мгновенно.
Потрясенный этой ужасной новостью, Финлей молчал, затем сказал:
– Конечно, твоя мама получила какую-то компенсацию!
– Эта крупная лондонская компания предложила ей пятьсот фунтов. Она бы согласилась, но, к счастью, Чарльз Дин, молодой адвокат, который знает мою маму, вмешался и сказал: «Нет». Он сказал маме, что не будет стоять в стороне и смотреть, как ее обманывают. Он вернул чек и возбудил дело против компании за преступную халатность, возложил на них ответственность за смерть одного из своих работников и за понесенный семьей ущерб. По-видимому, моего отца следовало снабдить страховочной стропой, прикрепленной к стреле крана. Компания пыталась откупиться от адвоката, но они не знали Чарли Дина. Он этого не допустил. Он изо всех сил боролся за мою дорогую маму, и в конце концов, когда лондонские газеты узнали об этом и собирались написать и наделать шума, компания сдалась. Мистер Дин смог вручить для моей дорогой мамы чек на двадцать тысяч фунтов. И более того, он мудро вложил их в акции с золотым обрезом, так что теперь мы имеем надежный и стабильный доход, не облагаемый налогом, более пятисот фунтов в год.
Финлей помолчал. Затем, указывая на придорожную скамейку, каким-то сдавленным голосом произнес:
– Боб, давай посидим здесь. – Далее, собравшись с мыслями, он продолжил: – Какое счастье для твоей дорогой матушки, что этот храбрый молодой адвокат оказался рядом и помог ей.
– О да, Финлей, он действительно заступился за нее. Мы знали мистера Дина еще до несчастного случая с моим дорогим папой. На самом деле он и моя мама были близкими друзьями, очень близкими. Честно сказать, Финлей, он был сильно и по-настоящему влюблен в нее задолго до несчастного случая.
– И конечно, она была влюблена в него, – выдавил из себя Финлей.
– Дорогой Финлей, такое про маму трудно сказать. Я точно знаю, что она долго, очень долго была ужасно влюблена в тебя. Но поскольку ты никогда не признавался ей в любви, вполне возможно, что она почувствовала себя свободной, чтобы найти кого-то другого.
– А если и нашла, Боб, то кто ее будет винить в этом? Я полюбил твою маму с первого взгляда. Это было такое сильное чувство, что с тех пор я больше не смотрел на женщин, никогда ни к одной и пальцем не притронулся. Но обстоятельства были против того, чтобы я ей признался. И кто осудит эту милую, прелестную молодую женщину, если она сблизилась с молодым адвокатом, который отстаивал ее интересы и выиграл для нее целое состояние. И разве можно рассчитывать на то, что она будет помнить человека, который когда-то полюбил ее на всю жизнь. Ему оставалось только молча страдать. Пусть она забудет его, как будто он тоже умер. Пусть она выйдет замуж и будет счастлива с этим адвокатом, который действительно доказал ей свою любовь.
Тут Финлей замолчал, грудь его тяжело вздымалась, и Боб увидел, что этот замечательный человек, которого он любил и которым восхищался, плачет горючими слезами и они падают на деревянную скамью.
Воцарилось долгое молчание. Затем Финлей взял себя в руки:
– Значит, Боб, ты здесь, в гимназии, чтобы освежить латынь для поступления в университет.
– Да, Финлей, а также чтобы повидаться с тобой, теперь моим кровным отцом!
– Тогда давай почаще встречаться, Боб, и ловить форель наверху, в вересковых ручьях. – Он помолчал. – Твоя мама будет проводить отпуск со своим другом-адвокатом?
– Нет, Финлей. Она одна уехала на воды в Харрогит. Говорит, что хочет отмыться от своей прошлой жизни, прежде чем вернуться в Таннохбрэ, чтобы встретиться с тобой.
Снова долгое молчание. Затем, когда они остановились, чтобы попрощаться, Финлей твердо сказал:
– Ни слова твоей маме о моей слабости!
– Я оставляю за собой право открывать свое сердце дорогой маме, когда захочу, и сегодня же вечером напишу ей длинное письмо!
8. Пламя погасло
В одно прекрасное утро, почти месяц спустя, Финлей, спокойно позавтракав и убедившись, что доктор Камерон занимается приемом пациентов, вышел прогуляться перед домом и насладиться прохладным свежим воздухом. Долгие дни, проведенные с Бобом в походах по вересковым пустошам, наложили на него свой приметный отпечаток. Он был в своей лучшей форме, загорелый, прямой, с расправленными плечами, его движения стали гибкими и легкими. На улице его внимание привлекли признаки активности в соседнем доме, прекрасном старом георгианском здании, которое давно пустовало. Финлей часто бывал там, восхищаясь великолепными комнатами, красивой антикварной мебелью, богатой резьбой по дереву. С верхнего этажа там открывался изумительный вид на окрестности и далекие холмы Ламмермур.
Теперь признаки активности усилились, а большая старая вывеска «Продается» исчезла.
Финлей, который знал всех в Таннохбрэ и был всеми любим, крикнул в глубину большого сада:
– Что случилось, Дэви? Только не говори мне, что дом продан.
– Да, так оно и есть, доктор Финлей, сэр.
– Кто купил его, Дэви?
– Не знаю, сэр. Это наши юристы в городе занимались продажей. И они же организуют уборку, покраску, переделку и все остальное. Я считаю, что сад тоже надо привести в порядок, газоны засеять, восстановить разбитые дорожки, вымощенные камнем.
– Здорово! Может, этот герцог снова станет нашим соседом.
– А почему бы и нет, сэр, в городе только об этом и говорят. Дом для него или для герцогини, поскольку, как вы знаете, он им и принадлежал.
Когда Финлей повернул назад, Джанет, слышавшая этот разговор, крикнула:
– Он не сказал, когда герцогиня переедет?
– Нет, ты об этом узнаешь первой, Джанет.
Произнеся этот давно заготовленный комплимент, Финлей заглянул в приемную, дабы убедиться, что доктор Камерон имеет дело с вполне сносным количеством пациентов, а затем дошел до Гиелстон-роуд, чтобы проверить, достаточно ли многоводен ручей для рыбалки. Никогда еще он не чувствовал себя таким здоровым, никогда еще так хорошо не владел собой и, по правде сказать, своей профессией, как если бы он уже стал главным врачом, вместо доктора Камерона с его подложным аппендиксом в банке на каминной полке.
Шли дни, и старый дом по соседству, так давно заброшенный, начал возрождаться, снова превращаясь в красивую резиденцию, которой когда-то и был. Не столь уж большой, он отличался совершенством внутренней и внешней формы и равно – отделки. Как и сад, который расцветал вместе с домом, – с зелеными лужайками, новыми клумбами и мощеной дорожкой вдоль стены дома, которая вела как к боковой двери, так и к гаражу в глубине, с заново мощенным двором.