Ремонт дома неуклонно приближался к завершению, а Джанет все никак не удавалось проникнуть в тайну – кто же его новый владелец. На лужайке теперь росли примулы, нарциссы и крокусы.
– Доктор Финлей, сэр, – однажды утром сказала Джанет, – я удостоилась большой чести заглянуть внутрь этого дома. Сегодня рано утром один из рабочих, Джок Блэр, впустил меня, чтобы я осмотрелась, и могу сказать вам: исходя из того, что я видела собственными глазами, там очень мило. Отполирована великолепная антикварная мебель, расстелены чудесные ковры. Джок сказал, что они из Персии и Турции и стоят довольно дорого. Имейте в виду, сэр, когда вы находитесь внутри, дом не кажется большим, он настолько уютен, насколько это возможно. Уверена, его купила герцогиня. Я буду держать ухо востро, чтобы увидеть, когда она прибудет.
С наступлением весны и теплой погоды восстановленный дом и великолепный сад стали и в самом деле радовать глаз. Рабочие ушли, и он стоял один во всей своей красе. Поскольку пациентов было не много, Финлей после завтрака прогуливался взад и вперед, наслаждаясь прекрасным видом, зачастую вместе с Джанет, которая с живым интересом ожидала прибытия герцогини.
Однажды утром из дальнего квартала неожиданно вывернула машина. Это был большой сверкающий автомобиль, выпущенный не в Англии, а на континенте, причем самого высокого качества. Дама за рулем притормозила у тротуара и проворно вышла, давая возможность зевакам заметить, что она очень красивая, в модном элегантном сером платье, в алом шелковом шарфе и в очаровательной черной шляпке. Внимательно осмотрев дом, она повернулась, подбежала к Финлею и бросилась в его объятия. Осыпая его страстными поцелуями, она прошептала:
– Наконец-то, наконец-то! И навсегда!
Джанет, потрясенная до глубины души этой сценой, тихонько вскрикнула:
– О боже! Герцогиня целует нашего Финлея! Все целует и целует!
Издав сдавленный крик, она как безумная понеслась на кухню.
Между тем влюбленные продолжали крепко обнимать друг друга.
– О, Грейс, милая. Я думал, это никогда не сбудется. Много лет я плакал по тебе, тосковал…
– А теперь я твоя, ты – моя самая большая, самая верная любовь. Наш сын рассказал, как ты горевал обо мне.
– С тех самых пор, с нашего первого нежного поцелуя, я любил, любил только тебя и никого больше.
– Ну а теперь, мой дорогой Финлей, твоя верность будет вознаграждена. Пойдем осмотрим чудесный дом, который я для нас купила.
Обняв его за талию, она прошла с ним к дому, достала из кармана ключ и распахнула дверь. Затем, не отпуская своего возлюбленного, она повела его по дому и показала все сокровища интерьера.
– Это все твое, мой ангел? – запнувшись, спросил он.
– Наше, дорогой.
– Но сколько же это стоило, моя любимая! Как это, господи, у тебя получилось?
– Финлей! – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Это место уже много лет было в запустении. Ты бы удивился, узнав, с каким рвением городской совет искал кого-нибудь, кто мог бы все это привести в порядок сверху донизу. И знаешь, что было решающим аргументом, милый? – Она помолчала. – Тот факт, что его владельцем будешь ты! Я приобрела его практически за стоимость ремонта!
– Но, Грейс, дорогая, я не владелец и никогда не буду владельцем этого чудесного дома. Фактически ты солгала городскому совету.
На осмысление этого потребовалось еще одно долгое объятие, но Финлей отважился на коварное замечание:
– Откуда ты знала, что я буду с тобой, девочка?
– Потому что я знаю тебя, любовь моя. Даже без писем Боба я знала, что ты верен мне. И, Бог свидетель, я точно так же была верна тебе. Этот славный маленький адвокат, который боролся и выиграл мое дело… он умирал от желания заполучить меня. Ни за что! Я была твоей, и вот я здесь, в чудесном доме, готовая стать твоей женой.
– Ты была моей, моя радость, с тех самых пор, как мы поцеловались после бала выпускников. Но скажи, скажи мне, пожалуйста, как ты себе представляешь мою дальнейшую врачебную практику?
– Милый, твои дни в качестве обычного сельского врача закончились. Ты слишком, да, слишком хорош для этого. Можешь сказать доктору Камерону, что хочешь начать собственную частную практику здесь, в специальных апартаментах, с боковым входом, который я тебе уже показала. Я уверена, что к тебе пойдет еще больше пациентов. И я убеждена, что вскоре ты получишь назначение в новую больницу Таннохбрэ, с палатами на твоем собственном попечении. Это же много лучше, чем когда Джанет будит тебя в два часа ночи со словами «звонят из Андерстонской больницы», а твой любимый Камерон слишком ленив, чтобы встать? С твоими талантами ты, такой прекрасный человек, заслуживаешь гораздо, гораздо большего. Мы вместе пойдем к Камерону и обо всем договоримся. А потом, любовь моя, мы устроим тихую свадьбу у алтаря Святого Томаса, в присутствии всех жителей Таннохбрэ, в открытых экипажах, которые отвезут нас домой, и вечер с шампанским будет продолжаться вечно.
Во время этого монолога и предшествовавших ему реплик выражение лица Финлея постепенно менялось, и наконец он твердо сказал:
– Грейс, дорогая, мне жаль говорить «нет» твоей розовой мечте, но есть несколько моментов, которые я хотел бы обсудить с тобой. – Он сделал глубокий вдох. – Во-первых, абсолютно нечестно было называть меня владельцем дома, и эта ложь может кончиться для нас обоих тюрьмой. Во-вторых, как, черт возьми, я могу заниматься медициной в этом крошечном чуланчике, который ты назвала моей приемной, где едва хватает места для одной кушетки?!
– Не всем же твоим пациентам нужно ложиться, – живо возразила Грейс.
– Вот именно! Входит молодая женщина, и едва за ней закрывается дверь, как я говорю: вы хотите стоя или лежа?
– Какой же ты вульгарный, Финлей. Ты ужасно изменился.
– Это не я изменился. Это ты – со своим напудренным лицом и накрашенными губами, и от тебя несет духами. Теперь, когда я вижу тебя в реальном свете, первое, что я хотел бы сделать, – это умыть твое хорошенькое личико. Когда ты принимала ванну, почему не окунулась в нее с головой?
– Как ты смеешь, Финлей!
– Ты даже целуешься не так, как раньше. Вместо того чтобы приникнуть лицом к лицу, ты выставляешь вперед подбородок и тянешься к моим губам.
– Поскольку ты не получаешь удовольствия от моих поцелуев, я впредь воздержусь от объятий.
– И самое худшее – не говоря уже о твоих фальшивых поцелуях и запахе духов, от которого все кошки города побежали бы за тобой, – самое худшее вот что. Ты полагаешь, что я брошу моего дорогого старого Камерона, который работал бок о бок со мной летом и зимой в течение многих и многих лет. Особенно сейчас, когда он выкладывается по полной и еще больше нуждается во мне, я, по-твоему, должен подойти к нему и небрежно сказать: «Кстати, старина, я ухожу от вас! Молодая женщина купила мне чулан в своем большом новом доме, где я буду лечить не какой-то там мусор, а саму аристократию, людей из высшего общества, которым можно выписывать рецепты, даже не прося их снять рубашку». Что касается старой Джанет, то как она вообще встанет вовремя, чтобы накормить босса завтраком, если меня не будет рядом, чтобы стянуть с нее одеяло в семь утра? Я действительно любил Грейси много лет назад и храню память о ней. Но теперь ты совсем другая женщина, твердая, как гвоздь, и твоя голова распухла от состояния, которое ты получила, когда твой старик свалился с балки и разбился насмерть. Пусть молодой придурок из адвокатской конторы, заработавший тебе деньги, переедет к тебе сюда, в твой дом. Раз уж ты упустила меня, прижми его к своей груди. Но позволь мне предупредить тебя. Если он скажет мне хоть одно оскорбительное слово, я размозжу его физиономию одним ударом.
С этими словами Финлей повернулся и вышел из дома и на улице едва не столкнулся с доктором Камероном, который в толстом пальто, закутанный в шарф до самых глаз, выходил на утренний обход.
– Сэр! Куда вы направляетесь? Что это за бумага у вас в руке?
– Дорогой Финлей, это вызовы в Андерстонскую больницу.
– Отдайте листок мне, сэр! Разве вам не известно, что в район Андерстона всегда езжу я?
– Но, дорогой Финлей, я… мы… все мы думали, что ты задержишься у этой леди, нашей соседки.
– Ни за что на свете, сэр! Ни сейчас, ни потом. На самом деле – никогда. – Он выхватил листок из затянутой в перчатку руки Камерона.
Это было уже слишком для старого доктора. Он обнял Финлея за плечи и притянул к себе:
– Дорогой мой, когда я подумал, что потерял тебя, мое сердце было готово разорваться. Но теперь оно снова ожило и переполнено радостью. Благослови тебя Бог, дружок! Я смотрю на тебя как на своего родного сына.
Он постоял, глядя, как Финлей быстро шагает по дороге, потом повернул обратно к дому, где Джанет наблюдала за ними из окна.
– Джанет, радуйся вместе со мной. Финлей вернулся к нам. И поставь его кашу на плиту, чтобы она не остыла.
– Я и не снимала ее, сэр. Я была уверена, что нашему Финлею понадобится мой завтрак. Та женщина, которую мы называли герцогиней, вовсе не является герцогиней, потому что она всего лишь вдова бедного Уилла Макфарлейна, которая, как говорят, плохо обращалась с бедным Уиллом, отчего он спрыгнул с того здания с разбитым сердцем.
– Да ладно тебе, Джанет. Все было совсем не так!
– Ну, так или иначе, сэр, она никогда не добьется от меня вежливого слова. Одной мысли о том, что у нее хватило наглости попытаться увести от нас Финлея, достаточно, чтобы покончить с ней, даже несмотря на то, как необычно воняют ее духи. Попомните мои слова, сэр, она недолго будет нашей соседкой, можете мне поверить. Уж я позабочусь об этом, даже если это последнее, что я должна буду сделать для вас.
Финлей опоздал на свой надолго отложенный завтрак, но, похоже, был вполне доволен утренней работой.
– Что тебя задержало, Финлей? – спросил доктор Камерон.
– Поскольку у меня осталось немного свободного времени, шеф, я прогулялся до городского совета. Видите ли, я хотел объяснить, что меня вообще не интересует соседний дом. Они почему-то были введены в заблуждение, полагая, что я буду ответственным владельцем восстановленного особняка. Именно из-за этого предположения, совершенно ложного, дом был так прекрасно отреставрирован и обставлен с весьма умеренными расходами.