– Это потому, что вы здесь никого не знаете. Мы должны это поправить.
Через пять минут она представила его полудюжине мужчин. Оказалось, что они не снобы, а порядочные люди. Он больше не был чужаком.
Женщины, с которыми она познакомила его, были – так уж совпало, конечно! – слишком стары, чтобы танцевать. Но это не имело ни малейшего значения. Он хотел танцевать только с ней. Их шаги в танце идеально совпадали. Вечер получился на славу.
Хислоп вернулся в Ливенфорд не в одиннадцать, как советовал Камерон, а в четыре часа утра. Прежде чем покинуть особняк Синклеров, он спросил у мисс Малкольм, не позволит ли она проводить ее домой. Она мило покачала головой:
– Я останусь здесь на ночь, но вы должны навестить меня, когда я вернусь домой. Вы знаете, где я живу. В этом смешном старом доме полумесяцем, за городским парком. Приходите вечером, когда у вас будет время. Вечером я обычно свободна.
На следующее утро за завтраком Хислоп был свеж как огурчик и мысленно продолжал танцевать.
Старый Камерон внимательно посмотрел на него.
– Только в молодости, – заметил он, – можно танцевать всю ночь и легко встать утром. Ты, кажется, славно провел время.
– Да, расчудесно, – согласился молодой доктор.
– Со многими там встретился?
– Познакомился с кучей людей.
– Ну здорово! С кем именно? Может, старина сэр Мэтью позовет тебя в следующий раз, когда подхватит корь.
Хислоп покраснел.
– На самом деле, – заметил он не без важности, – я почти весь вечер танцевал с кузиной сэра Мэтью!
– С кузиной сэра Мэтью?
– Вот именно! С мисс Малкольм.
– Мисс Малкольм! – тупо повторил Камерон, затем, чтобы скрыть свое изумление, поспешно набросился на копченого лосося. – Да-да, она приходится какой-то родственницей Синклерам. Не сказал бы, что кузиной, нет, едва ли так близко. Но из того помеса.
– Она точно кузина. Очаровательная девушка! Я должен как-нибудь навестить ее в ближайшее время.
Камерон решительно отодвинул стул:
– Ты слишком занят, чтобы заниматься такой ерундой. Ты практикующий врач, друг мой, а не чертов трубадур!
В свете этого замечания любопытно отметить, что следующие несколько дней Хислоп так был занят, что не знал продыху. Но и далее – целых две недели – у него не было ни одной свободной минуты, чтобы навестить мисс Малкольм. Однако в конце этого периода от нее пришла записка, ненавязчиво пахнущая вербеной:
Я ожидала, что вы заглянете ко мне как друг. Теперь, увы, я вынуждена позвать вас как врача! Я не совсем здорова. Ничего серьезного. Но все равно неприятно. Приходите вечером, если сможете, и я угощу вас кофе.
Хислоп понюхал записку. Какие очаровательные духи! Итак, она заболела, бедняжка, и он, к своему стыду, не уделил ей никакого внимания. Эх, это никуда не годилось!
– От мисс Малкольм вызов, – сообщил он Камерону во время ланча.
Брови Камерона поползли вверх. Но он промолчал.
– Конечно надо идти, – сказал Хислоп, помолчал и добавил: – Надо навестить ее.
– Вечером! – крякнул Камерон и как сумасшедший принялся хлебать бульон.
Придя к мисс Малкольм, Хислоп был очарован ее домом. Это был изящный старый дом из выветрившегося красного песчаника. Комнаты большие и просторные, с подобающей мебелью.
Мисс Малкольм много путешествовала, и у нее была целая коллекция интересных вещей.
– Как вам нравится этот раскрашенный ларец? Довольно симпатичный. Я приобрела его в забавном маленьком пансионате в Тироле. А вот старые подсвечники. Это изделия от Кемпера. Я купила их у одной милейшей старой бретонки в Валь-Андре.
Мисс Малкольм сидела в гостиной, откинувшись на спинку большого кресла у камина. Под рукой у нее стоял старинный серебряный поднос с фарфоровой посудой и кофейником в георгианском стиле.
– Обманщик! – радостно воскликнула она. – Если бы я не заболела, то никогда больше не увидела бы вас.
– Я хотел зайти, – стал оправдываться он, – но был очень занят. Скажите мне, что с вами?
– Кажется, я слишком много танцевала в тот вечер. Мое сердце – оно, конечно, никуда не годится, просто никуда.
Озабоченный, он прослушал ее сердце, но ничего плохого не смог найти – возможно, слабые шумы, но никаких заметных отклонений от нормы.
Он выпрямился и участливо посоветовал:
– Вам нужно отдохнуть. Вот и все. Вам нужно немного отдохнуть. И я выпишу вам тонизирующее средство. Доверьтесь мне. Я о вас позабочусь.
Она поблагодарила его, добавив:
– Оно стало меня беспокоить с тех пор, как я занялась скалолазанием в Арозе. Вообще-то, я сильная. И совершенно здоровая.
Пока она угощала его кофе, он поболтал с ней о скалолазании в Швейцарии, согласившись с тем, что и ему оно придется по душе. Кофе был восхитительным. Она упросила его выкурить трубку. Она обожала, когда мужчина курит трубку.
Потом они заговорили о путешествиях, о захватывающих экзотических местах Востока, о книгах. Она была хорошо образованна и остроумна. Он восхищенно посмотрел на нее. В мягком приглушенном свете она выглядела очень красивой.
Она была худощава, это правда, и ее влажные карие глаза были чересчур большими, даже слегка навыкате. Кожа на ее шее выглядела сухой, а нос в каких-то ракурсах казался странно заостренным. Но если и можно было отметить какие-то недостатки в ее внешности, то они сглаживались живым выражением лица.
Хислоп находил ее личность восхитительной, завораживающей. Рядом с ней он ощущал собственную значимость.
Было десять часов, когда он неохотно поднялся, чтобы попрощаться.
Наступил следующий вечер, и он снова заглянул к мисс Малкольм. На следующий вечер визит повторился, и на следующий тоже. Это были профессиональные визиты, по ее настоянию, и каждый раз, перед кофе и беседой, Хислоп прослушивал ее сердце.
Дней через десять Камерон зашел к Хислопу в его амбулаторию[34]. Он что-то напевал и хмыкал, а затем сухо заметил:
– Ты довольно часто навещаешь мисс Малкольм!
– Ну да, – удивленно ответил Хислоп. – У нее немного пошаливает сердце.
– Сердце? – отозвался Камерон. – Значит, это все врачебные визиты.
– Конечно! – возмущенно воскликнул Хислоп. – Что это вы на меня так смотрите? Я не нарушал врачебной этики. Но если хотите знать правду, мне очень нравится видеться с мисс Малкольм.
– Ты что, влюблен в эту чертову женщину?! – завопил Камерон.
Хислоп покраснел:
– Она не чертова женщина! Она леди! И она меня очень привлекает.
Камерон развел руками.
– Боже мой! – простонал он. – А я-то думал, у тебя есть здравый смысл.
В тот вечер Хислоп решительно направился к дому мисс Малкольм. Его упрямство лишь возросло после реплик Камерона. Он еще крепче пожал ей руку и сказал, как рад ее видеть. Затем он достал стетоскоп.
Возможно, у этой истории был бы другой конец, если бы мисс Малкольм не потеряла голову, но, тронутая особой сердечностью Хислопа, она обвила его шею руками.
– Я ничего не могу с собой поделать, Финлей, – прошептала она. – Ты слишком мил!
И она поцеловала его в губы.
Хислоп отпрянул.
– Вы… вы не должны, – пробормотал он. – Вы не должны так делать.
Все, чему его учили, восставало против подобного. Пациентка обнимает его за шею. Поведение недопустимое с точки зрения врачебной этики. Врача могут вычеркнуть из реестра и за меньшую провинность.
Его охватила паника. Он выпалил какое-то извинение и выскочил из дома. Хислоп поспешил прямо к Камерону и все ему рассказал.
Камерон посмотрел на него:
– Значит, мой мальчик, ты наконец получил свой урок! Теперь, на трезвую голову, ответь, сколько, по-твоему, лет твоей бравой мисс Малкольм?
– Не знаю, – пробормотал Хислоп.
– Ей сорок два, если не больше. Сорок два! И она искала себе мужчину последние двадцать четыре года. Слушай! Ты когда-нибудь видел ее утром?
– Нет, – с трудом ответил Хислоп. – Она всегда просила меня прийти…
– Вечером, – подсказал Камерон и сделал выразительную паузу. – Но если бы ты увидел ее утром…
И это было все.
На следующий день Камерон сам нанес визит мисс Малкольм. Он ушел утром и отсутствовал недолго.
Но странный факт: пошаливающему сердцу мисс Малкольм сразу же после этого стало лучше.
Суд богов
Возможно, это было провидение, а может, просто случайность, но в том, что произошло в Шоухеде, была какая-то странная фатальность, которая произвела глубокое впечатление на Финлея Хислопа. Он никогда этого не забывал.
Весной того года в районе Барлоан-толл была эпидемия скарлатины, что вызвало у молодого доктора серьезную тревогу. Началась эпидемия в мае, заболевание протекало в тяжелой форме, страдали от него в основном дети младшего возраста в округе, причем эпидемия не проявляла никаких признаков ослабления.
Шли недели, и один случай болезни тут же следовал за другим, несмотря на все усилия Хислопа. Он решил выяснить происхождение эпидемии, не ожидая никакой помощи от местных органов здравоохранения. В это время должность представителя данных органов в Ливенфорде занимал доктор Снодди, личность мелкая, но с большим самомнением. Он считал свой пост синекурой и был вполне удовлетворен тем, что получает жалованье в пятьдесят гиней в год, не прилагая никаких усилий, чтобы его оправдать.
Около недели Хислоп проводил тщательные наблюдения и пришел к определенному выводу.
Для всех случаев заболевания, с которыми он встречался, был характерен один общий момент – молоко, поставляемое с одной и той же фермы по соседству с Барлоан, известной как Шоухед. Чем больше Хислоп анализировал это, тем больше убеждался, что болезнь распространяется через молоко из Шоухеда. У него, разумеется, не было никаких прямых доказательств, только интуиция, но этого было достаточно, чтобы он решил действовать немедленно.
Утром следующего вторника он оказался в Шоухеде. Это было красивое место, с побеленными фермерскими постройками, на фоне которых уже начинали цвести вьющиеся розы. Все, на сколько хватало глаз, выглядело приятным и ухоженным.