– Боитесь? Бога ради, что это за тайна, доктор? Вы очень странно смотрите на меня. – Его щека начала подергиваться. – Мне бы хотелось, чтобы вы все объяснили.
Хислоп вспомнил о предстоящей женитьбе Гэвина, и его захлестнула волна жалости. Он не знал, что и как объяснить этому юноше. Он чувствовал полную невозможность сказать правду, и все же он должен был это сделать. Другого выхода не было.
– Я хочу все объяснить, – пробормотал он. – Но это нелегко, Гэвин. Видите ли, я боюсь, что все не так просто, как вы себе представляете. Дело не только в том, что вы физически истощены. У вас атаксия, Гэвин, редкая наследственная форма, похожая на болезнь Фридрейха[35]. О, я не хочу морочить вас длинными терминами или медицинскими подробностями, но правда заключается в том, что мы столкнулись с чем-то малоутешительным. Мне придется попросить вас обратиться к специалисту.
– К специалисту! – выдохнул Биррелл. – Вы шутите! У меня нет времени встречаться с ним. Завтра мне нужно съездить в Таннохбрэ, посмотреть, как там с коттеджем для нашего медового месяца. Черт побери, доктор, не забывайте, что в следующем месяце я женюсь!
– Я думаю, будет лучше, Гэвин, если вы решите отложить свадьбу, – тихо сказал Хислоп.
– Отложить мою свадьбу! – воскликнул Биррелл. – Но все уже подготовлено! Все! И со мной все в порядке. Почему вы так на меня смотрите? Я не сделал ничего плохого.
Хислоп не сводил глаз с молодого человека:
– Гэвин, вы правы. Вы ничего такого не сделали. Но вы все равно платите… – (Долгая пауза.) – За свою наследственность, Гэвин. Вы знаете, что некоторые заболевания передаются по наследству. Что ж, это одно из них. Мы не знаем, что его вызывает. Никто не виноват в этом. Мы знаем это только как наследственную болезнь – ужасную, непонятную, неизлечимую. Она передается от одного поколения к другому, пропуская, возможно, одного человека из каждых четырех, но забирая остальных, как коварная чума. Я не сомневаюсь, что оба ваших брата умерли от этого. Я не сомневаюсь, что если бы вы заглянули в прошлое своего отца, то нашли бы мрачную историю, вызывающую лишь сожаление и сочувствие. Хотя он и избежал этой болезни, ему не следовало жениться, потому что он передал ее вам. Что касается вас, Гэвин, вы ее не избежали.
Постепенно до Гэвина дошел ужасный смысл слов доктора.
– Нет! – в ярости воскликнул он. – Я вам не верю! Я проконсультируюсь у кого-нибудь другого.
– Именно это я и предлагаю, – мягко произнес Хислоп. – С вашего позволения, я направлю вас к специалисту. Он даст вам совет.
– Мне не нужны советы! Я лишь хочу убедиться, что вы ошибаетесь.
– Когда вы обратитесь к нему, – тихо ответил Хислоп, берясь за перо, – забудьте про меня. Подождите, Гэвин, я сейчас дам вам письмо к нему.
Гэвин больше ничего не сказал, но ждал, бледный как полотно, кипя от негодования и гнева, пока доктор закончит писать. Затем, не говоря ни слова, он взял письмо.
Хислоп встал и обнял Биррелла за плечи в попытке утешить, но молодой человек, всхлипнув, оттолкнул его.
– Оставьте меня в покое! – воскликнул он, дрожа всем телом. – Больше не хочу вас знать!
И он стремительно покинул Арден-Хаус.
Весь следующий день Финлей Хислоп был мрачен, занимаясь врачебными делами. Его мучили и угнетали мысли о юном Биррелле, невинном молодом человеке, на которого тем не менее обрушилась столь суровая кара.
День тянулся медленно. Хислоп довольно быстро разобрался со своими пациентами, а закончив вечерний прием, просто сидел и ждал, надеясь вопреки всему, что Гэвин захочет увидеться с ним.
Наконец около одиннадцати часов вечера в дверь позвонили. Хислоп сам поспешил к двери и открыл ее.
На пороге стоял Гэвин. Хотя его лицо было бледным, голос звучал спокойно и сдержанно.
– Простите, что так поздно, – начал он. – Пришлось задержаться по ряду причин. – В странном спокойствии он последовал за доктором в гостиную; все эмоции, казалось, покинули его. – Я хочу извиниться. Вчера я вел себя очень скверно. Просто для меня это был шок, понимаете. – (Пауза.) – Вы, конечно, были правы во всем, что сказали…
Еще одна пауза, а затем Хислоп пробормотал:
– Господи, как бы я хотел ошибиться!
– Специалист был чрезвычайно любезен, – продолжал Биррелл. – Он подтвердил ваш диагноз. Тут нет никаких сомнений. Я убедил его рассказать мне все.
Спокойный, безличный голос внезапно прервался, открыв всю глубину страдания Гэвина.
– Так что я знаю, чего мне в скором времени ждать. Эти приступы головокружения станут повторяться все чаще. Скоро у меня начнут заплетаться ноги. Через год или два я вообще не смогу ходить. Я почти ослепну и, возможно, перестану говорить. О да, я все это знаю. Я заставил его рассказать мне все, что со мной будет. То есть я буду лежать – помоги мне Господи! – парализованный и неизлечимый, совершенно беспомощный, пока не умру. Славная картинка для жениха, доктор.
– Это жестоко, – пробормотал Хислоп. – И вы ни в чем не виноваты.
– Никто не виноват, – порывисто ответил Гэвин. – Даже мой отец, если вы имеете в виду его. Позвольте мне рассказать вам, доктор, что я сделал после осмотра у специалиста. Я сел на поезд до Далбейта – вот почему я так задержался – и просмотрел там приходскую метрическую книгу. Там именно то, что вы и подозревали, – история Бирреллов довольно трагична. Но мой отец… разве не понятно, что он должен был чувствовать? Он знал, что избежал проклятия, он хотел жениться и воспользовался своим шансом. О, я не виню его, доктор. Но, боже, какая теперь неразбериха между бедной Люси и мной!
– Я пытался обдумать, что вам делать, Гэвин, – сказал доктор Хислоп. – Это тяжело, я знаю, но, возможно, будет лучше, если вы уедете из Ливенфорда на какое-то время, просто все внезапно оборвете, не дожидаясь всех этих ненавистных голосов сочувствия и печальной известности.
Гэвин посмотрел на него с перекошенным лицом:
– Специалист хотел, чтобы я уехал в свой дом на холмах.
– Да, это правильно, Гэвин.
– И ждать там, пока меня вынесут на носилках?
– Нет-нет, – умоляюще произнес доктор. – Зачем так говорить, друг мой. Надо просто принять очевидное.
Наступила тишина. Гэвин вздохнул. К нему вернулось самообладание.
– Вы правы. Надо посмотреть правде в глаза. Нет смысла поднимать шум. Кроме того, надо подумать о Люси. Надо сделать так, чтобы это как можно меньше ее коснулось. – Он улыбнулся Хислопу. – Вы были очень терпеливы и добры. Боюсь, я оказался не слишком благодарным.
– Вы последуете моему совету? – с тревогой спросил доктор.
– Да, – медленно кивнул Гэвин. – Я уберусь из Ливенфорда. Уверен, что так будет лучше.
– Приходите сюда завтра, и мы все организуем, – настаивал Хислоп. – Я все сделаю… Но будет ужасно, если вы расскажете Люси.
– Я пока ничего ей не скажу, – без видимых эмоций ответил Гэвин. – Мне только надо кое-что сделать для начала. От чего-то отказаться и что-то принять. Например, я должен разобраться с коттеджем. – Он улыбнулся Хислопу, на этот раз более уверенно. – Вы же знали, что мы собирались провести медовый месяц там, в Таннохбрэ. Но теперь мне придется все отменить. Я уеду в конце недели. А потом буду вынужден все сказать Люси.
При этих словах он резко поднялся, как будто сказанное было за гранью того, что он мог перенести. Он протянул руку Хислопу, еще раз поблагодарил его и ушел.
Расстроенный Хислоп поднялся в свою комнату. Спокойствие и стойкость Гэвина перед этим сокрушительным ударом судьбы только усилили печаль в сердце доктора.
Всю неделю Хислоп с нетерпением ждал возвращения Камерона, чтобы снять с себя бремя всей этой истории.
В субботу около четырех часов дня, когда Хислоп пил чай, приехал Камерон. Старый доктор стремительно вошел, будучи в состоянии сильного волнения. Он даже не поздоровался. В руке у него был ранний выпуск вечерней газеты.
– Ты знаешь, что случилось? Это ужасно! Бедный мальчик!
– О чем вы? – недоуменно спросил Хислоп.
– На озере произошел ужасный несчастный случай. Юный Гэвин Биррелл отправился туда, чтобы убедиться, что коттедж готов к его медовому месяцу. Он вышел на лодке всего на час, чтобы проверить рыболовную сеть. Лодка перевернулась. Он утонул.
Долгое и тяжелое молчание наполнило комнату. Хислоп не мог произнести ни слова. Теперь он понял, почему Гэвин был уступчив: он нашел лучшее, единственное решение…
Трагедия произвела на Ливенфорд огромное впечатление. Все были в ужасе от несчастья, случившегося с Гэвином почти накануне свадьбы.
Испытав поначалу чудовищное потрясение, Люси с достоинством пришла в себя. С ней остались нежные и прекрасные воспоминания – они ее поддерживали. Никто и представить себе не мог реальных причин случившегося. Не было ни скандала, ни злых сплетен – только сочувствие и сожаление.
На похоронах кортеж растянулся на четверть мили по узким улочкам, и в церкви было больше народу, чем если бы здесь состоялось запланированное венчание, которое весело обсуждали молодые.
Финлей Хислоп тоже пошел на похороны и, поглощенный медленным потоком толпы, оказался в церкви недалеко от осиротевшего отца Гэвина.
Он как зачарованный смотрел на трагические черты этого худого желтоватого морщинистого лица, обрамленного гривой белоснежных волос. В какой-то момент Эдгар Биррелл повернулся и встретился с ним взглядом.
Мужчины прочли в глазах друг друга, что им-то все понятно, и молодой доктор искренне пожалел, что среди всех присутствующих есть еще один человек, кроме него самого, знающий о причине произошедшего.
Ночной звонок
Стояла влажная и темная декабрьская ночь. Ветер завывал между разбросанными в узкой долине домами Ливенфорда, гоняя капли дождя по оконным стеклам и прочесывая улицы.
Прошедший день был для доктора Финлея Хислопа изнурительным. Закончив последний визит к больному, доктор, как побитая собака, вернулся домой – промокший до нитки, опустошенный и усталый.