Дневник (Ее жизнь, миссия и героическая смерть) — страница 20 из 48

Я хочу исповедаться, отчитаться перед собой в перед Богом, т. е. сопоставить мою жизнь и мои дела с тем возвышенным и самым чистым идеалом, который стоит передо мной. Сравнить то, что должно быть, с тем, что было.

Начну свою исповедь с дел общечеловеческих. Нет на свете такого греха, который бы ныне, семикратно умноженный по сравнению с прошлыми годами, не был бы внесен в описок преступлений. Не надо нас наказывать, потому что каждый шаг и каждое дело наше сразу же наказываются. Все мы уже наказаны за грехи, которые, как мне кажется, не совершали вовсе, {155} или были вынуждены совершить. Я не хочу сказать, что лишь они, диктаторы единственно повинны в этой страшной войне, искалеченном духе и великом мраке, что лишь они ответственны за все. Кто же виноват? Каждый из нас в отдельности? Пожалуй, нет. Но все в совокупности - структура, порядок, существующая мораль - все человечество как единое целое. Но именно те, которые больше всех виноваты, этого не чувствуют, и лишь одно еврейство повторяет свою старую исповедь: "Мы согрешили".

А я... Я грешна перед мамой, что не думала о ней в достаточной мере, когда принимала решение. Я грешна перед братом, так как пренебрегала проблемой его приезда сюда. - Я грешна перед страной, так как судила о ней поверхностно, не углубляясь в ее подлинную жизнь. Я грешна перед людьми своим равнодушием, внешней любезностью.

- Я грешна перед собой, так как транжирила силы и способности, проявляла халатность, не заботилась о духовном развитии.

И все же я не боюсь предстать перед судом. Я грешила ради цели, и намерения у меня были хорошие. Если я терпела неудачи, была недостаточна сильна, не нашла верного пути и нужной формы - я не стыжусь. Я лишь сожалею об этом.

А план на Новый год - учиться и углубиться в свою специальность, в изучение языка и в поиски пути: быть человеком. Я вижу, что для этого здесь очень трудные условия. Но я попытаюсь, ибо это единственный путь, по которому {156} стоит идти.

Но как? Спустя год посмотрю, удалось ли мне это.

Хочу попытаться написать стихотворение.

(Первое стихотворение Ханы Сенеш на иврите).

Среди моря огня, в свистопляске войны,

На руинах двадцатого века.

Среди выжженных дней, что от крови черны

Я ищу с фонарем человека.

Пусть пожары меня ослепляют в пути,

Тучи дыма пускай нагоняют,

Все равно я должна человека найти,

Он появится, я это знаю!

Только как отыскать его в этом аду,

Если свет фонаря изнеможет?

Я во мраке тогда человека найду.

Ты отметь его искрою, Боже!

(Перевод Рахили Баумволь)

2.11.1940

Я мечтаю и строю планы, как будто ничего не происходит на свете: как будто нет войны и разрушений, нет тысяч убитых ежедневно, нет самолетов и бомбежек, и Германия, Англия, Италия и Греция не истребляют друг друга. Только в нашей маленькой стране, которая тоже находится в опасности и в будущем может оказаться в центре военных действий - в ней вроде бы {157} тишина и покой. И я живу в ней и думаю о будущем. А что я думаю о своем будущем?

Один из хороших планов: быть инструктором по птицеводству в мошавах, разъезжать с места на место, бывать в хозяйствах, советовать, помогать, организовывать, вести учет, развивать эту отрасль. По вечерам проводить короткие семинарские занятия с мошавниками и обучать их самому главному в этой отрасли. И, попутно, знакомиться с людьми, с их жизнью, немного попутешествовать по стране.

Второй план: быть инструктором (видимо, я готова лишь инструктировать) в детских воспитательных учреждениях. Скажем, в какой-либо областной сельскохозяйственной школе. Старая мечта: связать сельскохозяйственную работу; уходом за детьми.

В-третьих - план, о котором я думаю лишь изредка: не сельское хозяйство, не дети, но писать (по радио внизу передают "Неоконченную симфонию" Шуберта, и я хочу ее слушать), писать книги или пьесы или - не знаю что именно. Иногда я думаю, что у меня есть способности и грешно ими пренебрегать. Бывает, я себе говорю, что если это так, то мое дарование само собой проявится без того, чтобы я об этом специально заботилась. Если я почувствую потребность писать - буду писать. Только бы овладеть языком. Правда, за первый год своего пребывания в стране, я много успела, но я должна успевать еще больше.

И это еще не все. Есть еще такой план: жить {158} в кибуце. Этот план, понятно, может быть, связан с двумя другими. Иногда у меня сильное желание жить в кибуце. Мне ясно, что я могла бы приспособиться к этой жизни, если бы у меня была возможность быть на такой работе, которая меня удовлетворяет.

Когда я во время каникул посетила Мерхавью, я могла легко представить, что и в мошаве мне было бы интересно, и здесь я бы могла найти удовлетворение, но, мне кажется, это менее всего подходило бы мне. Вообще-то, мне еще трудно знать, что соответствует моей натуре, потому что я легко приспосабливаюсь ко всяким условиям, к любому окружению и даже к любой работе.

О моей повседневной жизни, мне кажется, я ничего не писала. Даже о своей работе в птичнике, которая мне очень нравится, я не упоминала. И о кружке по изучению Библии, завершение работы которого мы радостно отпраздновали три дня назад. Вчера были дни рождения Пнины и Мирьям, и об этом я не писала, и вообще - об отношениях с ними, об отношениях в школе, о посещении семьи Ведеш в Кфар-Барух - очень милые люди. О поездках верхом, которые доставляют мне огромное удовольствие (но, к сожалению, возможность кататься представляется редко). Ладно, всем этим можно пока пренебречь и не писать в дневнике.

Но нельзя не рассказать о книге, которую недавно прочла - "Пророк Иеремия" Кестина. Эта книга произвела на меня огромное впечатление. Своим отношением к {159} еврейству эта книга очень актуальна. Она вникает и углубляется в проблемы еврейской религии, рисуя облик пророка, который не может не произвести впечатления. Для меня эта книга имела двойную ценность, так как она выражает мое восприятие религии. Еще до того, как я познакомилась со взглядами пророков и сутью еврейской религии вообще; еще до того, как кто-то просветил меня и научил всему этому - я инстинктивно противилась пустым религиозным формам и искала подлинную сущность, чистую мораль, находящую свое выражение в делах. Само собой разумеется, что я лишь искала, однако, не всегда находила свой путь, но во всяком случае, я пыталась. Молиться по трафарету я не могла, да и сегодня не могу и не хочу. Но беседу человека с Творцом, которую проповедует пророк, я тоже открыла для себя. Я ищу внутреннюю и прямую связь - не без сомнений и не без колебаний. Но я не примирюсь с общепринятой формой, мертвой и выкристаллизованной мыслью, которая далека от меня. А книга все ото выставляет как требование и потому гак много говорит моему сердцу. В не. котором смысле такое же впечатление произвела на меня книга Бубера.

Я, во всяком случае, испытываю глубокое удовлетворение от каждой книги, которая обращена к моему сердцу, непосредственно ко мне. В этой книге есть исторический взгляд на судьбу еврейского народа на религиозно-нравственном фоне, на его отношение к союзу с Богом как {160} пути к чистой жизни. Все излагается очень последовательно, логично и так просто, что думается, каждый младенец может это понять и сделать соответствующие выводы.

27.11.1940

Пароход с нелегальными иммигрантами причалил к берегам нашей страны. Англичане не разрешили им сойти на берег, якобы, из стратегических соображений - из опасения, что среди них есть шпионы. Пароход затонул, часть людей погибла, части удалось спастись, и их вернули в Атлит. Я себя спрашиваю: где же правильный путь? С человеческой точки зрения нет никаких сомнений. Сам собой рождается возглас: дайте им сойти! Разве мало тех страданий и мучений, которые они натерпелись?

Вы снова хотите отослать их в отдаленное и заброшенное селение "до конца войны"? Они прибыли к себе домой, они хотят отдохнуть, и кто вправе их задерживать?

14.12.1940

Пароход с иммигрантами отправили в Новую Зеландию. Демонстрации и сопротивление не помогли. Весь еврейский народ Палестины единодушно требовал оставить их в стране. Но пароход тайно отчалил - это произошло ночью - от берегов Хайфы. Что к этому можно добавить? Каковы наши чувства как людей и как народа? Спрашивается: Д о к о л е?

{161}

2.1.1941

Снова Новый год. Если я намерена отчитаться, то должна расчленить два мира и отделить внешний от внутреннего. Внешний мир - шумный и бушующий, весь он в крови и бесцельных разрушениях. Внутренний мир спокоен. Продолжение начала пути через внутреннюю перестройку. Начало прояснения мировоззрения, более острый взгляд. Я отметила лишь начало. В будущем году надеюсь на прогресс в этом отношении. А на что можно надеяться в "том" мире? Я думаю, что можно надеяться на усиление Англии, но как это повлияет на наше положение - трудно сказать. Я боюсь судить о стране, т. к. далека была от всех активных действий и, может быть, поэтому думала, что в стране царит бездеятельность. Но нет сомнения, что упущения и бесчисленные ошибки уродуют нашу жизнь.

Еще пару слов о себе. Несколько дней болела желтухой. Теперь совершенно здорова. Но вот что меня больше всего беспокоит: снова у меня покалывает в сердце. Меня страшит мысль, что, может быть, это от больного сердца. И не потому, что я боюсь умереть молодой (верно, что я по-настоящему люблю жизнь). Но больше всего меня пугает, что это может определить мой жизненный путь, и я не смогу свободно выбрать для себя профессию. Я еще не беседовала с врачом, я все откладываю этот разговор. Хочу сама себя успокоить, что все это пустяки. Это называется "страусовой политикой"...

{162}

25.2.1941

Надо немного остановиться на вопросе об Алексе. Возможно, правда, что это больше "его" дело, чем наше общее. В минувшем месяце кое-что произошло, и если я об этом не написала ни слова, то не только потому, что я была очень занята своей работой в инкубаторе и т. д., но и потому, что трудно мне писать о вещах, которые мне самой пока не ясны.