Я прикусил губу.
Она называет это приключением! Что ж, не стоит обижаться. Как выразился мой бывший издатель, «никто ведь не умер».
— И то, и другое, — ответил я очень тихо.
Сашка осмотрела меня с головы до ног.
— Ты плохо выглядишь, — заметила она сочувственно.
— Вашими молитвами! — не удержался я.
Она засмеялась.
— Сознайся, толково придумано.
— Очень, — согласился я против воли. — Кто писал дневник? Нежели ты?
Она немедленно перестала смеяться и сердито нахмурилась.
— Конечно, тебе трудно в это поверить, — начала она язвительно. — Как это я могла написать хотя бы пару строчек, достойных твоего внимания?
Она оборвала себя на полуслове и торжественно посмотрела на меня.
— А вот написала! — сказала она с напором. И спросила радостно, как школьница:
— Ну, скажи честно, разве ты не поверил?
— Поверил, — ответил я без колебаний. — Молодец, пятерка тебе за сочинение. С дневником ты отлично справилась.
Сашка фыркнула.
— Ты знаешь, что твой издатель собирается заключить со мной контракт? — спросила она.
— Знаю, — ответил я. — Марк приходил ко мне.
— Надеюсь, ты не собираешься вставлять мне палки в колеса? — начала Сашка угрожающе.
— Не собираюсь, — перебил я ее. — Я очень рад за тебя, Сашка. Правда, рад.
Я снова посмотрел на нее. Она выглядела не просто хорошо. Она выглядела, как человек, наконец-то вырвавшийся на свободу.
На свободу в тюрьму.
— Я постараюсь сделать так, чтобы ты получила условный срок, — сказал я, понизив голос.
— Только попробуй!!
Сашка в ярости шарахнула кулаком по столу. Конвойный двинулся к нам, но я остановил его жестом.
— Только попробуй! — повторила она, но уже шепотом. Ее глаза угрожающе сощурились. — Антон, не смей портить мне обедню! Ты что, не понимаешь, какой пиар будет у книжки, написанной в тюрьме?! Да у меня все дни расписаны за месяц вперед! Сплошные просьбы об интервью!
— Понял, понял, — сказал я торопливо. Оглядел неуютную комнату, вздохнул и нерешительно спросил:
— Саш, а ты подумала о том, в каких условиях тебе придется существовать? Ты же этого не выдержишь!
— Выдержу, — ответила она легко. — Если я выдержала два года возле тебя, то выдержу, что угодно.
Я почувствовал себя уязвленным.
— Неужели я создал тебе такую невыносимую жизнь? — спросил я.
— Да нет, — ответила Сашка рассеянно. Она смотрела куда-то сквозь меня. — Не то что бы невыносимую. Ты меня просто не замечал. Не считал за одушевленный предмет…
Я порылся в памяти, но ничего подобного вспомнить не смог.
— И в чем это выражалось? — спросил я.
— Во всем, — легко ответила Сашка. — Хотя бы в том, как ты разговаривал с женой в моем присутствии.
Она приложила ладонь к уху, имитируя разговор по мобильнику, и заговорила слащавым тоном:
— Да, детка… Да, малыш… Я тоже соскучился… нет, сегодня не приезду, нужно дописать главу…
Она опустила руку, взглянула на меня и усмехнулась.
— Я так разговаривал с Ольгой? — поразился я. Мне всегда казалось, что я разговариваю с женой непозволительно сухо.
— Именно так, — подтвердила Сашка миролюбиво. — Только не думай, что я тебя ревновала. Просто противно было ощущать себя неодушевленным предметом.
— Это была твоя идея, да? — спросил я.
Сашка пожала плечами.
— Общая, — ответила она. — Что-то Лялька придумала, что-то я…
— Лялька?!
Она засмеялась.
— Ну, да, — созналась Сашка все с тем же поразительным дружелюбием, — я Ольгу так называю… Ей, между прочим, нравится!
Я молча потер висок. В последнее время голова болела все сильней и чаще.
— Твои резоны я понял, — сказал я. — А какие резоны были у Ольги?
— А вот это ты спроси у нее, — ответила Сашка. Посмотрела на меня и насмешливо добавила:
— Ты не бойся, я ее не подставлю.
— Ты настоящий друг, — сказал я.
Вошел конвойный и объявил:
— Свидание окончено.
— Что тебе передать? — заторопился я, вставая. — Продукты, теплые вещи, сигареты?
— Всего полно, — так же торопливо ответила Сашка, которую уже выводили из комнаты свиданий. И крикнула из коридора:
— Побольше писчей бумаг!
— Хорошо! — ответила я так же громко.
Я вышел из тюрьмы, сопровождаемый любопытными взглядами всего персонала… или как они там называются.
Прошел двадцать шагов, ощутил привычное учащенное сердцебиение и задохнулся от привычной одышки.
Поискал взглядом скамейку, но вокруг тюрьмы сидячие места не были предусмотрены.
Я присел на бордюр тротуара и сидел там очень долго. До тех пор, пока ко мне не подошел какой-то человек в форме. Он тронул меня за плечо и сказал извиняющимся голосом:
— Здесь запрещено.
Я задрал голову и посмотрел на него.
— Что запрещено? — спросил я, глядя снизу вверх на моего собеседника.
— Все запрещено, — ответил он рассудительно и добавил:
— Идите сидеть в другое место.
Я тихо рассмеялся. Интересно, что еще можно делать в тюрьме, как не сидеть?
Но вступать в пререкания не стал. Тяжело поднялся и побрел восвояси.
Дошел до дороги, вытянул руку и поймал такси. Уселся в салон на заднее сиденье, продолжая вспоминать свидание с Сашкой.
— Куда? — спросил водитель, оборачиваясь.
Я вышел из ступора, назвал адрес и снова ушел в свои невеселые мысли. Через десять минут машина остановилась.
— Приехали, — сказал водитель, глядя на меня в зеркальце заднего вида. Его глаза были подозрительными.
Я выглянул в окно и увидел дом, в котором находилась моя городская квартира.
— Куда вы меня привезли? — спросил я.
— Куда сказали, туда и привез, — неприязненно ответил водитель. И добавил уже совсем грубо:
— Платить будем, или как?
«Привычка — великая вещь», — думал я, расплачиваясь с шофером. Я собирался произнести название гостиницы, а вместо этого назвал свой бывший городской адрес.
Привычка!
Я вышел из машины и немного постоял перед домом, задрав голову. Интересно, Ольга на работе или дома? Балкон открыт — значит, дома. Почему? Сегодня рабочий день! Может, заболела?..
А может, с ней случилось что-то похуже?
Я испугался этой мысли и двинулся к подъезду.
— Здрасти, Антон Николаевич, — испуганно шепнула консьержка. Ее глаза рассматривали меня с жадным любопытством, на столе лежала развернутая газета, которую она торопливо прикрыла локтями при моем появлении.
— Добрый день, — ответил я сухо.
Консьержка не обиделась на мой тон и сделала попытку завязать беседу:
— Давно вас не было видно…
Я промолчал. Подошел к лифту, нажал кнопку вызова.
— А Ольга Ивановна дома! — крикнула вслед консьержка, но я снова ничего ей не ответил.
Поднялся на седьмой этаж, вышел из кабины и подошел к двери своей квартиры.
Несколько минут постоял перед ней. Достал из кармана ключи, поколебался и сунул их обратно. Поднял руку и нажал на кнопку звонка. Почему-то мне казалось, что открывать эту дверь своими ключами я больше не имею права.
Дверь распахнулась. На пороге стояла Оля.
Минуту она смотрела не меня, сохраняя невозмутимое выражение лица. Потом отступила назад и коротко бросила:
— Входи…
Я ступил в коридор, который пахнул знакомым мне запахом апельсинов и хороших духов. Осмотрелся кругом.
Все как прежде. За исключением хозяев.
Я пошел следом за Ольгой. Она сидела за кухонным столом и обедала.
— Присоединяйся, — пригласила Ольга, указывая на стул.
— Спасибо, — ответил я и сел. — Воздержусь.
— Почему? — удивилась жена. — У тебя всегда был прекрасный аппетит!
Она внимательно осмотрела меня взглядом заботливой жены после долгой разлуки.
— Ты сильно растолстел.
Я промолчал. Я не мог есть потому, что без горсти таблеток желудок отказывался переваривать пищу. А получил я этот подарок исключительно благодаря Ольге и Сашке.
Но упрекать жену не стал.
— Зачем пришел? — спросила Ольга, бесшумно поглощая суп.
Я пожал плечами:
— Сам не знаю.
Она аккуратно положила ложку на стол и посмотрела на меня.
Поразительно, но Ольга выглядела так же блистательно, как и Сашка. Они обе были удивительно… не знаю, как сказать…
Они вдруг стали удивительно свободными.
— И я не знаю, что тебе сказать, — произнесла Ольга.
— А зачем ты все это затеяла, тоже не знаешь?
Она улыбнулась. Я содрогнулся, столько откровенной ненависти было в этой улыбке.
— Отчего же? Прекрасно знаю. Ты перечеркнул всю мою жизнь.
Я был готов к такому объяснению, поэтому сильно не удивился.
— Я устала от бесконечного одиночества, — продолжала Ольга. — Это был какой-то замкнутый круг без начала и без конца… Ты постоянно шлялся по каким-то бабам, они звонили сюда днем и ночью, а тебя не смущало даже мое присутствие!
— Я никогда не позволял себе личных разговоров при тебе! — перебил я жену. — Я говорил только о деле!
— Да ты мог говорить о чем угодно, хоть о квантовой механике, — ответила Ольга. — Я-то все равно знала, что ты разговариваешь с любовницей!
Мне стало стыдно.
— Прости меня, — сказал я почти смиренно. — Не знаю, поверишь ли ты, но любовные интрижки для меня почти ничего не значили. Это все моя слабохарактерность…
— А для тебя все вокруг ничего не значило! — перебила Ольга. Она встала со стула и подошла к окну. Остановилась спиной ко мне, скрестила руки на груди, пристально глядя в пустой двор.
— У тебя же только один девиз в жизни: «Что б было удобно».
Она повернулась и насмешливо спросила:
— Так?
Я молчал.
— Ты даже отсутствию детей был рад, — продолжала Ольга безжалостно. Я съежился. — Рад, рад, не отрицай! А почему ты никогда не хотел знать, кто из нас бесплоден?
Я молчал.
— Бесплодным из нас двоих был ты!
Я не выдержал и спросил:
— Если ты меня так ненавидела, почему просто не разошлась со мной? Ушла бы, и дело с концом!