Там же встреча с Кнорре и с Чичеровым. Последний настойчиво допрашивал, почему М. А. не пишет пьес, говорил, что он будет работать в Комитете, он будет звонить к М. А….
От всего этого М. А. впал в дурное расположение сразу же.
Этот Чичеров — тип! Он в 1926 году, чуть ли не через два дня после премьеры «Турбиных», подписал, вместе с другими, заявление в газете с требованием снятия «Турбиных».
Екатерину Николаевну на ночь привезли в Театр. Сегодня в «Советском искусстве», в числе прочего, в некрологе напечатано, что Екатерина Николаевна «с острым вниманием следила за общественной и художественной жизнью социалистической родины». Ничего она не следила, жила какой-то выдуманной жизнью и играла в куклы до последнего дня, прожила фантастически беззаботно свою жизнь. К чему эта ложь?
Заходила в Большой, видела Якова Л., который только что приехал с кремации Ек. Ник. Говорил, что Владимир Иванович держался исключительно спокойно, говорил какой-то женщине — какая вы хорошенькая. Но, конечно, это все — защитная маска. Конечно, старику очень трудно.
М. А. с Сергеем в это время ходили на каток.
Сегодня в газетах сообщение о том, что 2 марта в открытом суде (в Военной коллегии Верховного суда) будет слушаться дело Бухарина, Рыкова, Ягоды и других (в том числе профессора Плетнева).
В частности, Плетнев, Левин, Казаков и Виноградов (доктора) обвиняются в злодейском умерщвлении Горького, Менжинского и Куйбышева.
Вечером у нас Вильямсы. М. А. читал первый акт своей пьесы «Адам и Ева», написанной в 1931-м году по заказу ленинградского Вольфа. В ней наш треугольник — М. А., Е. А., я.
М. А. днем у Ангарского. Сговорились, что М. А. почитает роман.
У М. А. установилось название для романа — «Мастер и Маргарита». Надежды на напечатание его — нет. И все же М. А. правит его, гонит вперед, в марте хочет кончить. Работает по ночам.
Сегодня сообщено в газетах, что вчера начался процесс.
Только сейчас ушли Асафьев с женой и Мелик.
Мелик играл куски из «Минина».
Сегодня должны были придти Вересаев и Ангарский — слушать роман. Но Ангарский заболел, чтение отложено.
Вечером был Дмитриев. Подавлен по-прежнему арестом жены. Не знает, что предпринять, чтобы узнать о ее судьбе.
М. А. все свободное время — над романом.
Был Гриша Конский. Рассказал, что в МХАТе арестован Рафалович.
Роман.
Роман.
М. А. читал мне сцену — буфетчик у Воланда.
Ну что за чудовище — Ягода. Но одно трудно понять — как мог Горький, такой психолог, не чувствовать — кем он окружен. Ягода, Крючков! Я помню, как М. А. раз приехал из горьковского дома (кажется, это было в 1933-м году, Горький жил тогда, если не ошибаюсь, в Горках) и на мои вопросы: ну как там? что там? — отвечал: там за каждой дверью вот такое ухо! — и показывал ухо с поларшина.
Прут отказался от соловьевского либретто.
Была с Женичкой в консерватории на концерте Мелика «Буря» и «Четвертая симфония» (Чайковский). Какое наслаждение — особенно Четвертая. У М. А. сидел Дмитриев.
Роман.
Днем М. А. с Сергеем на «Коньке-Горбунке». Танцевала Минночка. Сережка аплодировал, наваливался животом на барьер и кричал «Б'аво, Минна Соломоновна!»
Звонки Л. Книппера. Рвется к М. А. разговаривать по поводу либретто «Мария», состряпанного по роману Павленко.
Вечером Дмитриев, советовался о письме, которое он хочет послать Сталину (о жене, Вете). Я переписала его письмо на машинке, так как М. А. сказал, что в ГПУ никто не поверит, что это писал художник Дмитриев — почерк как у домработницы.
«А впрочем, может быть, это как раз и понравится», — добавил М. А. задумчиво.
После двенадцати появился Книппер. Либретто представляет собой совершенную бессмыслицу. Он пытался отстаивать его.
Приговор: все присуждены к расстрелу, кроме Раковского, Бессонова и Плетнева.
Вечером М. А. в Большом — с Самосудом и Мордвиновым разбирали либретто «Мать» по Горькому. Потом все они поехали к Вильямсу смотреть его эскизы к «Ивану Сусанину». Эскизы всем очень понравились.
Вчера звонили из Театрального института, приглашали М. А. для переговоров о лекциях о Мольере. М. А. отказался — безмерно утомлен.
Вечером у Меликов — мы и Калужские.
Немирович разослал отпечатанное в типографии письмо-благодарность за сочувствие. В нем такая фраза, например: «Как бы ни был мудр потерпевший такую утрату…». А подписано письмо: «Народный артист СССР Вл. Ив. Немирович-Данченко с сыном».
Оля говорила, что В. И. хотел, чтобы это напечатали газеты, но там отказались — «за отсутствием места», — и тогда он дал отпечатать в типографии.
Конечно, и окружающие виноваты, что все время кричат ему о его «мудрости», но и самому не грех бы подумать.
Звонил Яншин, звал на «Цыган».
М. А. был у Федоровых, играл в винт — это вчера. А сегодня лежит с чудовищным насморком. Видимо, начинается грипп.
У М. А. грипп.
Сегодня в четыре часа прибыли в Москву папанинцы. Слушали по радио речи, потом утомились — однообразно, шумно, — и выключили. Наши газетчики не обладают чувством меры — последние дни газеты полны однообразными статьями, снимками.
Вечером к нам пришли Вильямсы. М. А. прочитал им главы «Слава петуху» и «Буфетчик у Воланда» — в новой редакции.
М. А. больной, сидит — в халате, в серой своей шапочке — над романом.
Рвался придти Гриша — нельзя, М. А. болен.
Оленька звала обедать — то же самое.
Грипп. Роман. Вечером Дмитриев. Утомил М. А.
Грипп. Роман.
Звонок Горюнова из Вахтанговского. Хотят встретиться с М. А., поговорить о «Дон-Кихоте», спрашивал — как идет работа.
Просил дать для своего ученика Алексеева-Месхиева «Турбиных», тот хочет на показе читать Шервинского.
Вечером приехал Марк Леопольдович, осмотрел, выслушал М. А., успокоил — ничего серьезного.
Поздно звонок Ануси — приехал Николай Эрдман, хочет повидаться — когда можно? Позвали и его и Вильямсов на завтра.
М. А. вызвали в Большой, работать над либретто «Мать» — приехал Желобинский. Я отзвонила Анусе — попросила придти 23-го.
Звонил Яншин — опять приглашал в Цыганский театр. Отказалась из-за болезни М. А. Звонили Дмитриев и Р. Симонов — звали обедать в «Националь». Отказалась — все потому же.
Вечером — М. А. пошел опять в Большой — для той же работы. А я, воспользовавшись свободным временем (М. А. ненавидит всякую суету в квартире), позвала полотера, уборщицу — навела блеск в квартире.
Приглашение от американского посла на бал 26-го.
Было бы интересно пойти. Но не в чем, у М. А. брюки лоснятся в черном костюме. У меня нет вечернего платья. Повеселили сами себя разговорами, и все.
Вчера Эрдман и Вильямсы. М. А. читал куски из романа. А сегодня — у М. А. опять работа в Большом. Пришел в час ночи, измученный, с мигренью.
М. А. рассказал про встречу, которая ему была приятна, в Большом. Подошел и познакомился с ним старый бас Сперанский. М. А. был приятен и разговор его и отношение.
Гриша попросился придти вечером и неожиданно привел с собой Курочкина. Кроме них — Дмитриев. Попросили М. А. почитать из Театрального романа.
Яков Л. привез М. А. из театра поздно вечером, остался посидеть. Жаловался очень на зверскую занятость, директора еще не назначили.
Звонок либреттиста оперы Кабалевского — «Мастер из Кламси» — Брагина. Нудный разговор, кончившийся предложением делать вместе «Оливера Твиста» — оперу для детей. Ясно — отказ.
Вчера вечером у нас Федоровы и Николай Михайлович, отец Андровской, и еще один их винтер знакомый. Играли в винт.
У М. А. ларингит, мучается, кашель мешает спать.
Приехал Сергей Ермолинский из Гагр, обедал у нас. Закончил сценарий «Романтики».
Вчера вечером доктор Канторович делал М. А. вливание ментола. Но за это М. А. должен был выслушать написанные доктором два рассказа.
Кроме того — Дмитриев.
Вчера днем М. А. был у Цейтлина (невропатолога), сговаривался о чтении романа. М. А. нравится Цейтлин и как человек, и как блестящий психиатр.
А вечером вчера читал Ермолинскому «Лысую гору». Сегодня они обедали в «Национале». М. А. говорит, что кухня хорошая там.
Обедали в «Метрополе» с Вильямсами. Сначала пошли в «Националь», но там оказался какой-то банкет, вся прислуга бегала, как ошалелая, было понятно, что все равно ничего не получим толком, потому ушли в «Метрополь». Там были Борис Эрдман с женой, они тоже подсели к нам.
Роман.
Роман.
Роман.