Бэппо приоткрыл искрящиеся глаза – ни хозяина, ни веревки. Вокруг трава, коты и кошки по всем углам переваривают обед. С четырех сторон гладкие стены, цикада трещит в олеандре, словно ее три дня не кормили, – мяу! Сил нет переносить такую жизнь… Мяу! – мармелау!!
– Что ты кричишь, как осел? – фыркнул на него из травы кошачий председатель. – В послеобеденное время на форуме должна быть полная тишина…
– Собака! – прошипел Бэппо, но так тихо, что до серого кота это ужасное оскорбление не долетело.
Вверху загудел автомобиль. Какая-то старая мисс Нелли перегнулась над перилами над самой головой Бэппо и, сверкая на солнце белыми зубами, желтыми локонами и лиловой вуалью, засюсюкала…
Бэппо не понимал по-английски, но отдельные слова он разобрал, молодая мисс Нелли не раз их повторяла, когда он еще котенком зарывал нос в ее шелковые колени:
– Кисочки. Ах ты, боже мой, какая кисочка. Кисочка кушать хочет? Цыпинька. Иди сюда, дурачок…
Бэппо поймал на лету ароматную куриную лапу, хищно вонзил в нее зубы и когти и, грубо повернувшись к англичанке спиной, припал к траве и заурчал. Хвост вправо, хвост влево, хвост вверх, хвост вниз…
– Ослиная челюсть! – свирепо проворчал Бэппо.
Относились ли эти невежливые слова к старой и жесткой куриной лапе или к самой англичанке – неизвестно. Англичанка бы их на свой счет не приняла, а нам и подавно все равно.
Бэппо нехотя объел лоскуток кожи у самых куриных когтей и поднял голову. Автомобиль уехал. Солнце нажарило темя. В стороне под кустом ежевики компания пушистых толстяков вела в тени мирную беседу, зевая, потягиваясь и лениво поглядывая на пролетавших под носом жирных голубей.
Бэппо густо наслюнил лапу, нафабрил жесткие усы и, смахнув с подбородка крошки, направился к беседовавшим.
– А, синьор Бэппо… – вежливо кивнула ему головой полосатая, черная с белым, кошечка. – Вы еще хандрите?
– Хандрю.
– И все худеете?
– Худею. И, извините, – горжусь этим. А вы вот умрете от ожирения сердца…
Бэппо дерзко уставился на кошечку, но она, точно его и не было на форуме, посмотрела вверх на соседнюю крышу, потом на облако, потом на колонну Траяна и, ни к кому не обращаясь, задумчиво сказала:
– Собственно, невеж, нахалов и вообще всяких подозрительных котов, не принадлежащих к приличному обществу, надо было бы бросать в какое-нибудь другое место… ну хоть в воду… Как это люди не разбираются в таких простых вещах.
– А вы заметили, – нарушая тягостную паузу, сказал белый, пушистый, словно пушок для пудры, кот… – Вы заметили, у нас завелись здесь полевые мыши.
– Полевые? – переспросила желто-бурая молодая кошка, приоткрыв левый глаз. – Как же, знаю…
– Коричневые шубки, брюшко посветлее… Уморительные. Когда я жила на вилле Торлония, – с гордостью протянула она, – там у нас их было невыносимо много… Садовник наш все, бывало, бранился: они ему какие-то гадости натворили в оранжерее. И все на меня ворчал… Не буду же я каких-то полевых мышей ловить. Фи. Я, которую кормили каждый день сливками и голубиными крылышками…
– Что же вы там не остались, на вашей вилле? – ехидно спросил Бэппо.
Желто-бурая кошка проделала тот же маневр, что и полосатая: посмотрела на крышу, на облако, на колонну и сказала в пространство:
– У нас там был кот… Держали его из милости при кухне. Ни в парк, ни в комнаты его не пускали… В комнатах жила я, попугай Зако и одна девочка, моя подруга. Так вот однажды, когда этот кухонный обормот пробрался в комнаты и стал вмешиваться в наши разговоры, стал точить о кушетку свои грязные когти, тыкать морду в чужое пирожное, – мы возмутились и подняли крик… Прибежал бульдог (у нас был бульдог) и дал коту урок вежливости. Бульдоги это умеют… – протянула мечтательно кошка.
Соседи ее вздрогнули.
– Я тоже умею, – хрипло мяукнул Бэппо и поднял штопором хвост. – Ого! И если бы ты не была дамой, дрянной кошкой из породы комнатных болонок, – я бы из тебя всех твоих блох вытряхнул… Несчастная!
– Председатель… Синьор Бэппо опять пристает! Мяу!.. – заорала обиженная кошка. – Уберите его куда-нибудь.
Бэппо не стал дожидаться и, скользнув в траву, как змея, исчез за обломками колонны.
Фу, какой долгий день! Он злобно прыгнул на ящерицу, гревшуюся на камне, промахнулся и медленно направился к куче мусора, у которой валялся старый, обрюзгший кот Неро, единственный кот, с которым стоило здесь разговаривать.
– Ну что, старик, как поживаете? – спросил Бэппо, вежливо ткнувшись носом в облезлое ухо старого кота.
– Грею пузо, – лениво ответил кот. – Как тут поживать? Набил живот, как барабан, лапы вытянул и грейся. А ты все злишься?
Бэппо сердито фыркнул.
– Чем тебе тут плохо? – мурлыкнул Неро. – Мало тебя в городе за усы дергали, ногами пинали, голодом морили… Это ты другим рассказывай про разных мисс Нелли, которые тебя куриной печенкой кормили… Знаю я эти печенки.
– Кормила… – угрюмо вздохнул Бэппо, посматривая на высокие гладкие стены форума.
Старый кот насмешливо повел усами.
– А вы где жили раньше? – спросил Бэппо.
– В Кампанье. Не слыхал? Ну какой ты римский кот после этого… Кампанья – это там, – кот махнул лапой, – за городом, куда новые дома еще не успели добраться. Камыши, ящерицы, речонка поет, цикады трещат, жаворонки над полями заливаются…
– Вкусные? – спросил задумчиво Бэппо.
– Ничего… Под смоковницей на земле одного притиснул. Жирненький был… Да. А вдали такие высокие штуки – утром синие, днем голубые, а к вечеру – оранжевые… Горы называются.
– Вкусные? – снова спросил Бэппо.
– Фу, какой ты необразованный кот. Кто же горы ест?! Горы – это камень да земля, насыпано, насыпано, насыпано… Этажей двадцать, думаю. Кто, говоришь, насыпал? Уж, право, не знаю…
– Ну, вы, видно, тоже не из очень образованных… – ядовито усмехнулся Бэппо.
– Не знаю, врать не буду. Это, я думаю, и не каждый кардинал знает… Домик наш стоял у самой речонки вблизи моста. Весело: проезжая дорога, то старик на осле проедет с виноградом (какой вкус они в этом винограде находят, не понимаю!), то женщина с овечьим творогом на голове (вот это вкусно!), то автомобиль с серенькими солдатиками пропылит. Домик наш старый, как черепаха столетняя… Весь в трещинках, крылечко набок, плиты так и расползлись… Перед домом орех, толстый, как бык, лапы во все стороны – хорошо. А на крыше в черепице окошечко с полочкой… Там голуби жили.
– Вкусные?
– Не знаю… Хозяин высмотрел однажды, как я к ним подбираюсь. Снял с гвоздя кнут и дал мне его понюхать… Я их в покое и оставил.
– Кормили вас как следует?
Старый кот потянул носом воздух.
– Какой там корм… Хозяин мой кукурузой, фигами да помидорами только и жил. Какая же это для нашего брата пища? Да там в Кампанье порядочный кот все сам добудет. Тут тебе и птички, и кузнечиком иной раз закусишь, ну а корову подоят, уж всегда для кота в плошку молока нальют. Полевые мышки тоже очень деликатная еда. Хорошо жил. А воздух. А кусты ежевики над речкой. А лунные вечера на мосту. Совсем я там диким котом стал…
– Как же вы сюда попали? – спросил жадно слушавший его Бэппо.
– Да так. Хозяин с семейством на юг уехал, думал, что я без людей пропаду – вот и подбросил сюда. Да я теперь не жалею. Привык. Состарился. Грею пузо на солнце и сплю. Во сне вот Кампанью свою иногда вижу. Чего же еще?
Бэппо возбужденно ударил хвостом.
– Во сне видишь? Эх ты, старик!.. А как туда добраться, в твою Кампанью?
– Чего проще. До площади Венеция, где большой памятник с золотым конем, два шага – тут сейчас за углом направо. А там трамвай № 17. Ты цифры разбираешь? Смотри…
Старый кот нарисовал на песке лапой «17».
– Так вот трамвай бежит до городских ворот. Porta Pia – называется. А дальше все прямо и прямо до последней остановки. И там, куда ни повернешься, со всех сторон Кампанья эта тебя и обступит… Да что ж, – вздохнул старый кот, – тебе рассказывать. Отсюда, брат, еще ни один кот на волю не вылезал…
Бэппо, прищурившись, покосился загадочно на старика, вытянул, словно пружины, задние лапы и потянулся.
Однажды утром Бэппо сделал великое открытие.
Он заметил, что заведующий кошачьей санаторией, упитанный старичок, приносивший котам пищу, – нередко присаживается на старую плиту, достает из мешка плетеную бутылку, запрокидывает голову и долго-долго, не отрываясь, сосет из бутылки красное молоко. Совсем, как сапожник. Правда, тот пил больше из стакана, но какие же на форуме стаканы.
Проделывал это старичок довольно часто. Бутылка была большая, литра в два, а дела у него было не больше, чем у котов. Какое же это дело: принести на форум раза два в день обрезки баранины, убрать околевшего от старости кота, да сунуть в мешок двух-трех котят для каких-нибудь скучающих англичанок.
Зарывшись в траву по самые глаза, Бэппо стал следить. Ну вот, знакомая история. Разговаривает сам с собой… Разве самый захудалый кот станет вести себя так неприлично? Сапожник хоть с Бэппо разговаривал, когда в бутылке ничего не оставалось. Так что ж: Бэппо не стенка, – он умел вежливо слушать, никогда не перебивал хозяина, и тот знал, что слова его не на ветер. А этот… С самим собой! Подумайте!..
Бэппо поднялся ближе и поднял уши.
– Да, друзья мои… – Старичок вытер газетной бумажкой усы и хлопнул себя по коленке.
– Благодарите Бога и американскую добрую синьору. И я сыт, и вы сыты… И винишко пью, и сапоги новые справил. А вам чего недостает? Сыты.
Солнышко сияет. Заболеет кто – серы дам в молоке. Издохнет – зароем… Ты там, черно-бурый, не драться у меня. Ловко. А ну еще его: по усам, – вот так…
Старичок покачнулся, перевернул пустую бутылку и вылил последние темные капли на траву.
– Пусто. Да, друзья мои… Такого сторожа во всей Италии не найти. Порядок у нас, чистота…
«Хорош порядок!» – ухмыльнулся в траве Бэппо. Скомканный мешок валялся у колонны на земле. Два кота влезли в него головами, – видно, там еще кой-какие косточки остались. На форуме там и сям валялись, шевелясь на ветру, сальные бумажки и свертки. Старик так сегодня ни разу и н