— Выясните все о передвижениях убитого, и тогда, возможно, нам будет о чем поговорить, — велела я. — Не хочу трезвонить по углам, что какой-то маньяк собирается взорвать Парад роз, если окажется, что этот парень пересек границу только для того, чтобы свозить детишек в Диснейленд.
Фоули кивнул, всем своим видом говоря, что он очень недоволен, но в точности выполнит мои инструкции. Налицо еще один «плюс» того, что я женщина и руковожу мужчинами, они часто ведут себя так, словно оказывают мне одолжение.
— Как вам известно, мексиканцы крайне неохотно сотрудничают. Было бы легче, если бы я хотя бы знал, что, черт побери, искать, уж не говоря обо всем остальном, — сказал Фоули.
— Если он ввез взрывчатку в страну, то ему заплатили кучу бабок. И если мы это выясним, то, возможно, нападем на след преступника.
— И?
— Еще необходимо узнать, был ли у убитого доступ к взрывчатым веществам.
— Но он же военный, какой еще доступ вам нужен?
— Нет, речь идет об особом веществе.
— Насколько особом?
— Официально его не существует, и это ваш самый ужасный ночной кошмар, — сказала я, поглядывая на Гаррисона, чтобы понять, уверен ли он в этой информации.
— Вы уверены?
— Это взрывчатка из Израиля, — без колебаний ответил Гаррисон.
— В Мексике? — удивленно спросил Фоули. Он несколько секунд переваривал информацию, а потом кивнул: — Понял, лейтенант.
Когда мы поехали вверх по склону, Гаррисон молча посмотрел вниз, на пруд. Его теория только что раздвинула рамки расследования, включив в дело еще и убийство майора мексиканской армии, и если он прав, то, возможно, нас ждет террористический акт во время одного из самых любимых новогодних зрелищ, которое вживую покажут по всему миру. Умозаключения Гаррисона только что рухнули всей тяжестью на его плечи и уже начали заползать в морщинки вокруг глаз по мере того, как взгляд становился все более напряженным.
Мы притормозили на вершине оврага, и я посмотрела вниз и увидела ярко-красный свитер майора-мексиканца, тело которого вытаскивали на берег. Он так выделялся на фоне окружающей растительности, что казался одиноким кленовым листиком посреди бесконечно-зеленого леса.
— Господи, — вздохнул Гаррисон. — Надеюсь, мы ошибаемся.
Я заглушила мотор и откинулась на сиденье.
— А почему взрыв должен прогреметь именно на параде? Можно было бы и во время игры.
— Игры? — переспросил Гаррисон, не понимая о чем я.
— Ну, матч Розовой Чаши.[11] На одном стадионе соберется сто тысяч зрителей.
— Ax, вы об этой игре.
— Ты не особо интересуешься футболом.
Он покачал головой.
— По большей части я никудышный мужик, — сказал он с каменным лицом без тени улыбки.
— А по какой части ты хоть куда? — поинтересовалась я.
— Не думаю, что я достаточно хорошо вас знаю, чтобы говорить об этом.
Гаррисон повернулся и посмотрел в окно, в уголках его идеальных губ мелькнула загадочная улыбка, понятная только ему самому, словно он вспомнил что-то приятное.
Мои мысли тем временем были заняты бомбой. Я схватилась за руль обеими руками и сжала его так, словно это был поручень в кабине американских горок.
— На стадионе легче обеспечить безопасность, чем по всему пути следования парада. Но если я ошибаюсь, то мы не сможем гарантировать соответствующую защиту обоих объектов.
Улыбка стерлась с лица Гаррисона. Он посмотрел на свои руки, лежащие на коленях, словно задавал себе вопрос: смогут ли они? Я не могла отделаться от мысли, держали ли эти руки его умирающую жену. Считал ли он и их никудышными из-за того, что они не смогли спасти любимую? Не потому ли пошел работать в отдел по обезвреживанию бомб, что хотел снова и снова проверять свои руки, которые одним неловким движением могли лишить его жизни?
Гаррисон оторвал взгляд от рук и уставился прямо перед собой.
— Все даже сложнее, — пробормотал он.
Я повернулась и подождала, когда он закончит мысль.
— Невозможно обеспечить безопасность ни парада, ни матча, когда речь идет о бомбе. В этом вся загвоздка.
Мы несколько минут сидели молча, пока реальность, с которой пришлось столкнуться, обволакивала нас покрывалом ужаса.
— Тогда нужно подойти с другой стороны.
— Какой?
— Спроси лучше «почему», — тихо поправила его я. — Это ключ. Мы поймем почему, в противном случае наши шансы равны нулю.
Гаррисон тут же подхватил мою мысль:
— Какую битву он ведет?
— Или чью? Личную или политическую?
— Если мы узнаем, сколько взрывчатки он получил из Мексики, это многое прояснит, — сказал Гаррисон.
— Ты хочешь сказать, если он купил небольшое количество, то его целью будет какой-то отдельный человек, а если большое, то, значит, он задумал что-то посерьезнее.
— Ага. И с чего начнем?
Я задумалась на некоторое время, пытаясь справиться с потоком мыслей и чувств, накатывавших на меня словно волны.
— Пройдемся по списку участников парада и начнем с более очевидных целей: политики, звезды, выдающиеся бизнесмены и т. д.
— Еще что?
— Пока что преступник только и делал, что заметал следы. Это значит, что тот мексиканец в пруду, Финли и Суини знают нечто опасное для него, поэтому он и убил их. Правда, со Суини вышла осечка, и вместо него пострадал Трэйвер, так что надо найти Суини.
— А что насчет партнера Финли, Брима?
— Ты имеешь в виду, почему преступник не тронул его той ночью?
Гаррисон кивнул.
Брим? Я снова задумалась. Этот вопрос беспокоил меня с той минуты, как я посмотрела пленку, на которой Финли получил пулю в затылок. Бриму просто повезло? Или здесь что-то еще?
— Или он ничего не знал, или он соучастник.
Гаррисон кивнул в знак согласия.
— Давай поговорим с женой Финли, а потом с Бримом, — предложила я.
Тут в кармане куртки зазвонил мобильный.
— Делилло.
— Лейтенант, это офицер Джеймс.
Внезапно я позабыла и о Бриме, и о Финли, и о ярко-алом свитере в темных водах пруда. Даже террорист стерся из памяти.
— Вы нашли ее?
— Мы проверили все кофейни «Старбакс» в Пасадене, но увы. Я объявила ее машину в розыск и отправила патрульных к вам домой. Я дам знать, когда она найдется.
«Найдется», — повторила я про себя. «Найдется» подразумевает, что она пропала. Я почувствовала, как по предплечью побежали мурашки. Хотелось еще и еще задавать вопросы, чтобы найти способ стереть эти слова.
— Она, скорее всего, у…
Но я не договорила, поскольку не знала, как закончить предложение. Я не знала, где она может быть. Еще один дополнительный пунктик к списку вещей, которых я не знала о собственной дочери.
— Спасибо, — сказала я и повесила трубку.
Несколько минут я сидела, прислушиваясь, как глухо колотится сердце в груди. Я неспособна была сейчас справиться ни с одним заданием. Все так быстро. Я никчемный детектив и никчемная мать.
— Ваша дочь? — спросил Гаррисон.
Моя дочь? Я теряла дар речи от одних только этих слов.
— Да, — удалось мне выдавить из себя. Затем я сделала глубокий вдох, задержала дыхание и потом резко выдохнула: — После конкурса красоты в школу поступили звонки с угрозами. Мы пытаемся установить ее местоположение.
— Она пропала?
Я смотрела прямо перед собой, но ничего не видела.
— Директор школы отправил ее домой, не поговорив со мной.
— Да, это он зря.
Я покачала головой.
— Если я могу вам чем-то помочь…
— Я подумываю, а не поехать ли мне в школу и не приставить ли ствол к его башке, чтобы он понял, что я сейчас чувствую.
— Я мог бы подержать его, — сказал Гаррисон.
Я посмотрела на него и попыталась улыбнуться, но улыбка получилась какая-то кривая. Отвернувшись, я посмотрела в окно. Мимо нас медленно прошел мужчина в желтом спортивном костюме с золотистым ретривером на поводке. Я обратила внимание, что он подволакивает левую ногу, словно не может контролировать ее движения. Детектив во мне тут же начал реконструировать, что же с ним произошло, но мать все-таки пересилила, и я увидела маленькую двухгодовалую Лэйси, делающую первые нетвердые шажки.
— Почему нам никогда не хватает времени, чтобы правильно сделать действительно важные вещи, зато всегда хватает на то, чтобы оттачивать до совершенства всякую ерунду? — спросила я, глядя на Гаррисона.
Но, судя по его виду, он не знал, что мне ответить.
— Я не прошу отвечать, детектив. Просто мысли вслух. С детьми всегда столько проблем.
Я представила, как Трэйвер широко улыбнулся бы в ответ и пробасил: «Разве тебе это не нравится?»
Взгляд Гаррисона скользнул куда-то далеко, вне поля нашего зрения. Я заметила, как большой палец его левой руки движется туда-сюда по основанию безымянного, словно крутит невидимое обручальное кольцо.
— Вы задали вопрос не тому человеку, лейтенант.
6
Если вообще возможно, чтобы дом страдал, то у бунгало Дэниела Финли, по-видимому, было разбито сердце. Жалюзи на всех окнах опущены, цветы в ящиках на крыльце, которые не поливались, похоже, несколько недель, безжизненно повесили головки, а траву не стригли лет сто, она вымахала чуть ли не по щиколотку. Казалось, крыша пытается защитить обитателей от внешнего мира.
Я остановилась на дорожке, ведущей к дому, и осмотрелась.
— Что-то тут не так.
Гаррисон тоже окинул дом и двор взглядом.
— А вы ожидали чего-то другого?
— Финли умер два дня назад, а траву не подстригали больше недели. Неужели человек, продающий цветы, позволит своей лужайке так зарасти?
Гаррисон намек понял.
— Он думал о чем-то другом.
— И это «что-то» беспокоило его намного больше, чем нестриженая лужайка.
Мы подошли к дубовой двери. На уровне глаз в ней было прорублено небольшое скошенное окошко, с другой стороны загороженное зеленой занавеской с узором «пейсли».[12]