— Как скоро их смогут привезти?
— В это время суток это займет минимум час. Пробки.
— А если вызвать полицию Лос-Анджелеса?
— Немногим меньше. Отдел по обезвреживанию бомб располагается рядом с Полицейской академией. Другой конец города.
Я посмотрела на часы. С каждой секундой моя дочь ускользала все дальше и дальше.
— Нет, у Лэйси нет этого часа.
Гаррисон снова пораскинул мозгами, посматривая на стены.
— Если там такая же бомба, как в бунгало, то стены смогут нас защитить. Не трогайте ручку. Мы выбьем дверь ногой, а потом прислонимся к стене.
— А что, если моя дочка внутри?
Я увидела по глазам, что он не хочет отвечать на этот вопрос. Я только что возложила на него ответственность за жизнь Лэйси, если он все-таки решит войти в дверь.
— О чем хотел поговорить тог парень? О конце света?
— Что-то типа того.
— Тогда я беру всю ответственность на себя, что бы ни произошло.
— Думаете, ваша девочка внутри? — спросил он.
Я посмотрела на него, потом на дверь. Одна из цифр номера отвалилась. По краям дверная коробка была испещрена грязными отпечатками пальцев, словно рисунок, сделанный по трафарету.
— Нет.
Моей девочке просто незачем быть внутри. Это было бы слишком просто. По какой бы причине преступник ни похитил Лэйси, но он явно не собирался облегчать нам жизнь.
— Я тоже так думаю, — кивнул Гаррисон.
Мы снова подошли к двери и приготовились выбить ее. На лестнице отдавались эхом крики и ругань на испанском. Двое ссорились. Судя по голосу, мужчина был пьян, а женщина пребывала на грани истерики. На улице завыла автомобильная сигнализация, но очень быстро заткнулась, и снова воцарилась тишина. Я кивнула Гаррисону и начала считать: «Раз, два…» На счет три мы выбили дверь.
Во все стороны полетели щепки, и дверь распахнулась, с грохотом ударившись о стену. Мы на секунду прижались к стене, ожидая, что сейчас нас контузит и накроет удушливой волной горячего воздуха.
Ничего не произошло.
Я выглянула из-за угла и посмотрела внутрь, подняв пистолет. Тусклый свет едва освещал простую скромную комнату. В одном углу раковина и кухонный стол, который, собственно, заменял собой всю кухню. Напротив дверь, которая, должно быть, вела в ванную. В центре комнаты перед двумя окнами какой-то человек совершенно неподвижно сидел на стуле. Я отпрянула назад и взглянула на Гаррисона. Мне не пришлось ничего говорить. Он понял по моему лицу, что что-то не так. Из-за двери раздался сдавленный стон. Гаррисон тоже поднял пистолет и заглянул в комнату. Я увидела, как его лицо вытянулось от удивления. Я наблюдала, как его глаза привыкают к полумраку в центре комнаты. Затем он снова прислонился к стене.
— Это тот парень, которого вы видели около вашего дома?
Я не знала точно.
— Возможно. Мне нужно подойти поближе.
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Почему?
— Думаю, у него бомба.
Гаррисон перевел дух и снова бросил взгляд через дверной проем.
— У нас проблема, — тихо сказал Гаррисон.
— Бомба.
— Хуже. Думаю, мы открыли дверь и тем самым запустили таймер.
— Что?
— У него на груди часы. Отсчитывают время в обратном порядке.
Его взгляд еще на несколько секунд задержался на мне, хотя мысленно он был уже внутри и обезвреживал взрывное устройство.
— Мне кажется, что этот парень никак не мог позвонить мне, — сказала я. — Значит, кто-то хотел заманить нас в эту комнату с бомбой, и его послание начинает обретать смысл.
Гаррисон кивнул.
— Вам необязательно входить.
Не успела я и рта открыть, как он быстро прошел внутрь. Я двинулась за ним, не опуская пистолета и озираясь по сторонам. Больше никого. Затем толкнула дверь в ванную. Чисто. Гаррисон тем временем подошел прямиком к человеку, сидевшему на стуле, на груди которого было прикреплено взрывное устройство.
В комнатке на полу расположились два матраса, дешевенький телевизор, молитвенный коврик и несколько картонных коробок с одеждой. У одной из стен недорогой комод и зеркало. Весь пол усеян номерами «Стар ньюз».
Я подошла к Гаррисону и посмотрела на перепуганное лицо человека на стуле. Рот у него был заклеен липкой лентой, но больше свобода движений ничем не сдерживалась. Он спокойно мог бы встать и уйти, если бы не одно «но» — детектор движений величиной с батарейку у него на коленях, чем-то напоминавший строительный уровень. От детектора два проводка вели к маленькому пластиковому контейнеру, служившему детонатором. К грудной клетке парня липкой лентой были прикреплены шесть динамитных шашек, а в центре конструкции расположился маленький электронный таймер, каким обычно хозяйки пользуются на кухне. Бедняга понимал, что если попытается убежать, его просто размажет по стенам. Темные глаза, обезумевшие от ужаса, молили о помощи, а футболка насквозь промокла от пота.
Таймер дошел до одной минуты и теперь отсчитывал назад последние шестьдесят секунд.
— Вас зовут Филипп? — спросила я.
Он сделал мне знак глазами — «да».
— Вы узнаете меня?
Снова «да».
Гаррисон вытащил из кармана швейцарский армейский нож и аккуратно открыл ножницы, потом посмотрел в глаза Филиппу и сказал:
— Думаю, вы и без меня это знаете, но прошу вас не двигаться, иначе нам обоим крышка.
Филипп еле уловимо кивнул. Его пот покрылся испариной.
— А мне что делать? — спросила я.
— Включите свет.
Я подошла к выключателю.
— Убедитесь, что краска на винтах, которыми закреплена крышка переключателя, не тронута.
У меня екнуло сердце. До этого момента я не представляла себе, насколько иначе Гаррисон и ему подобные видят мир. Все, что угодно, может быть оружием. Тебя может убить тостер, обычная лампочка способна разорвать на кусочки, а автомобиль — разнести целый квартал. Нет ничего безопасного. Любая мелочь, любой неодушевленный предмет может представлять смертельную угрозу.
Я тщательно изучила крышку переключателя. Краска толстым слоем забилась в резьбу винтов.
— С краской все в порядке.
— Тогда включайте свет.
Что я и сделала. Комната осветилась светом одинокой голой лампочки.
Гаррисон наклонился к взрывному устройству и стал водить по проводам пальцами, не касаясь их.
— Что еще?
— Думаю, вам стоит уйти.
Я увидела во взгляде Филиппа панику, он умолял не бросать его одного.
— Мы уйдем отсюда только все вместе.
Я не была уверена, что верю в это, но на Филиппа мои слова возымели должное действие, хотя его взгляд все равно оставался безумным, как у перепуганной лошади.
Таймер уже отсчитал сорок пять секунд и продолжил свой смертельный отсчет.
Гаррисон сел на пятки и стал изучать бомбу, легонько водя в воздухе пальцами по воображаемому пути детонации.
Осталось тридцать восемь секунд.
По улице с грохотом проехал тяжелый грузовик, и сигнализация вновь отозвалась воем. Гаррисон резко посмотрел на окно, поскольку грохот грузовика мог вызвать колебания стен и вибрация волной прокатилась по полу. Детектор движений на коленях Филиппа едва заметно задрожал. Казалось, воздух улетучился из комнаты. Паника во взгляде Филиппа усилилась в два раза. Из-под липкой ленты, закрывавшей ему рот, доносились едва слышные стоны.
— Черт, черт, черт, — выругался Гаррисон. Его рука метнулась к детектору и остановилась в паре миллиметров от него. Пол прекратил вибрировать, как только грузовик уехал. Детектор движений еще раз качнулся и замер.
Воздух начал снова заполнять пространство комнаты.
Оставалось тридцать секунд.
Гаррисон протянул руку, аккуратно взял пальцами желтые провода, идущие от детектора, поднес ножницы и перерезал провода одним движением.
— Господи, — облегченно вздохнула я.
Таймер показывал двадцать секунд.
— Еще не все, — пробормотал Гаррисон.
Завывания сигнализации за окном напоминали ночной безумный хохот койота.
Пятнадцать секунд.
Гаррисон осторожно пощупал провода, тянувшиеся от таймера.
— А вот это уже интересно, — сказал он себе под нос.
Десять секунд.
Он взялся за два провода от детонатора. Один черный, другой красный. Сигнализация заткнулась. Я слышала биение своего сердца. Гаррисон помялся секунду, покачал головой, а потом перерезал черный провод пополам.
Цифры на дисплее вспыхнули, и отсчет прекратился. Оставалось три секунды. Гаррисон посмотрел на меня и улыбнулся едва уловимой улыбкой, как школьник, только что получивший пятерку по химии. Если у него и повысилось артериальное давление, то вида он не показывал.
— А мне это интересным совсем не кажется, — проворчала я, как только мои легкие снова наполнились воздухом.
Гаррисон посмотрел прямо в глаза Филиппу и сказал:
— Все позади.
Он быстрым движением срезал липкую ленту, крепившую динамит к груди несчастного, и снял его как доктор, освобождающий пациента от повязки. Филипп начал с силой срывать липкую ленту со рта, словно задыхался, и в итоге размотал ее как тюрбан, держась за один конец. Последний кусок ленты с треском отклеился от шеи, наверное причинив боль, но Филипп не заметил. Он вскочил со стула и отпрыгнул в дальний конец комнаты, подальше от динамита, лежавшего на полу. Он словно оцепенел от шока на какое-то время, а потом закрыл рот руками и зарыдал.
На вид Филиппу было чуть больше тридцати. Тощий, глаза впали как у ребенка, который вечно недоедает. Руки с тонкими длинными пальцами. Как только он сорвал липкую ленту, я узнала его — именно он сидел за рулем «хундая» в то утро.
— Спасибо, спасибо, — твердил он между всхлипываниями с еле заметным французским акцентом.
Гаррисон все еще сидел на корточках и изучал взрывное устройство. Я подошла и тоже села на корточки рядом. В глазах Гаррисона зарождался немой вопрос.
— Что такое?
— Я мог бы перерезать любой из проводов и все равно обезвредил бы бомбу.
Он посмотрел на меня со странной смесью то ли страха, то ли восхищения, я сама не поняла точно.