— Не думаю, что ты причастен к нему, и также не верю, что ты знаком с Ахмедом Рессамом, — сказал Роберт. — Но я знаю, что ты знаешь людей, которые знают Рессама.
— Я не знаю, но не вижу проблемы, если все дело в этом, — ответил я. — Знать кого-то — это не преступление, кто бы этот человек ни был.
Молодой египтянин, который в тот день был переводчиком, пытался убедить меня сотрудничать. Почти как и все остальные переводчики в Гуантанамо, он называл себя Мохаммед.
— Слушайте, я пришел сюда, жертвуя своим свободным временем, чтобы помочь вам, парни. Единственный способ помочь себе — говорить, — сказал он.
— Тебе не стыдно работать на этих злых людей, которые арестовывают твоих братьев по вере без какой-либо причины, кроме того, что они мусульмане? — спросил я его. — Мохаммед, я старше тебя, я знаю больше языков, у меня лучше образование, и я был в гораздо большем количестве стран, чем ты. Я понимаю, что ты здесь, чтобы помочь самому себе и заработать денег. Если ты и пытаешься обмануть кого-то, то только самого себя!
Я так взбесился, потому что он говорил так, будто я ребенок. Роберт и Том просто смотрели.
Подобные разговоры случались раз за разом во время допросов. Я продолжал говорить: «Вы говорите мне, почему я здесь, я буду сотрудничать. Вы не говорите мне, я не буду сотрудничать. Но мы всегда можем поговорить о чем угодно, кроме допроса».
Роберту понравилась эта идея. Он уверил меня, что попросит своего начальника предоставить ему причины моего ареста, потому что сам он их не знал. Тем временем он много рассказал мне о культуре и истории Америки, США и Исламе, США и арабском мире. Мне начали показывать фильмы. Я посмотрел «Гражданскую войну», «Мусульман в США» и несколько других передач о терроризме с «Линии фронта». «Все это дерьмо случается из-за ненависти, — говорил он. — Ненависть — причина всех бед».
— Я буду показывать тебе доказательства одно за другим, — сказал однажды Роберт. — Есть один важный парень из «Аль-Каиды», который говорит, что ты вовлечен.
— Полагаю, вам не нужно меня спрашивать о чем-либо, если у вас есть свидетель. Просто отведите меня в суд и уничтожьте меня, — сказал я. — Согласно вашему свидетелю, что я сделал?
— Он сказал, что ты — часть заговора.
Я уже очень устал от слов «Большой заговор против Соединенных Штатов». Сколько бы я с ним ни спорил, Роберт не давал мне ни за что зацепиться.
Что насчет Тома из нью-йоркской полиции, он не особо любил спорить.
— Если правительство считает, что ты причастен к чему-то, они отправят тебя в Ирак или обратно в Афганистан, — сказал он[45].
— Так что, если вы будете пытать меня, я расскажу вам все?
— Нет, смотри. Если мама спрашивает ребенка, сделал ли он что-то плохое, он может соврать. Но, если она ударит его, он во всем сознается, — ответил Том.
Мне нечего было ответить на эту аналогию. В общем, тем «важным парнем из «Аль-Каиды» оказался Рамзи бен аль-Схиб. Они сказали, что Рамзи сказал, будто я помог ему добраться до Чечни с двумя другими парнями, которые впоследствии оказались среди угонщиков самолетов, но я этого не делал. Хоть я и видел его один или два раза в Германии, я даже не знал, как его зовут. Если бы я и помог им добраться до Чечни, это не было бы преступлением. Но я не совершал и этого.
К тому времени я знал о всех пытках, которым подвергся Рамзи бен аль-Схиб после ареста в Карачи. Свидетели, которых также задержали вместе с ним, сказали: «Мы думали, что он мертв. Мы слышали его плач и крики день и ночь, пока его не забрали от нас». По лагерю ходили слухи, что он умер от пыток. Пытки от надзирателей были обычным делом и исполнялись профессионально. Я слышал много рассказов об этом от заключенных, которые даже не знали друг друга, так что это точно была правда. И, как вы позже увидите, я подвергся пыткам в Гуантанамо так же, как и многие другие заключенные. Да вознаградит нас всех Аллах.
— Я не верю в пытки, — сказал Роберт.
Я не рассказал ему, что знаю о том, что Рамзи пытали. Но то, что правительство отправило меня, Мамдуха Хабиба и Мохаммеда Саад Икбала в другую страну под стражу с применением пыток, означало, что правительство верит в пытки. То, во что верит Роберт, не имело особого значения по сравнению с правосудием США во времена войны[46].
Что касается Тома, ему нужно было получить из меня информацию как можно скорее, используя классические полицейские методы. Однажды он предложил мне еду из Макдональдса, но я отказал, потому что не хотел быть ему должным.
— Военные пытаются перевести тебя в очень плохое место, а мы не хотим этого допустить! — предупредил он меня.
— Дайте им сделать это. Я привыкну. Вы держите меня в тюрьме независимо от того, сотрудничаю я с вами или нет. Так почему я должен помогать вам? — сказал я, еще не зная, что американцы используют пытки, чтобы упростить допросы. Я устал от того, что каждый день меня допрашивают. Моя спина была явно настроена против меня. Я даже просил медицинскую помощь.
— Вам нельзя сидеть так долго, — сказала военная девушка-терапевт.
— Пожалуйста, скажите это моим следователям, потому что они заставляют меня сидеть часами каждый день.
— Я напишу им об этом, но не уверена, что это поможет, — ответила она.
Это не помогло. Напротив, в феврале 2003 года Том умыл руки[47].
— Я собираюсь покинуть тебя, но если ты готов поговорить о своих телефонных разговорах, дай мне знать, и я вернусь, — сказал он.
— Уверяю вас, я не буду говорить о чем-либо до тех пор, пока вы не ответите на мой вопрос: «Почему я здесь?».
РАНЕЕ
IIСенегал — Мавритания21 января 2000 — 19 февраля 2000
Первое задержание в Сенегале. Возвращение домой с сопровождением. Первый допрос в Мавритании. Безвыходная ситуация. США раздувают дело.
Мавританский анекдот рассказывает о человеке, который боялся петухов. Каждый раз, когда он видел петуха, он чуть не сходил с ума.
— Почему вы так боитесь петухов? — спрашивает его психиатр.
— Петух думает, что я зерно.
— Вы не зерно. Вы очень большой человек. Никто не может перепутать вас с маленьким зернышком, — говорит психиатр.
— Я знаю об этом, доктор. Но петух не знает. Ваша задача — пойти и убедить его, что я не зерно.
Этот человек так и не вылечился, потому что разговаривать с петухами невозможно. Конец.
Годами я пытался убедить правительство США, что я не зерно.
Все началось в январе 2000 года, когда я возвращался в Мавританию спустя 12 лет жизни за границей. 21 января 2000 года в восемь часов вечера мои друзья Ахмид Лаабиди и библиотекарь суннитской мечети подбросили меня до аэропорта Дорваль в Монреале. Я купил билет авиалиний «Сабена» на ночной рейс до Дакара с пересадкой в Брюсселе. Я прибыл в Брюссель утром, уставший и сонный. Забрав багаж, я свалился на одну из скамеек в транзитной зоне и использовал сумку как подушку. Одно я знал наверняка. Кто угодно мог украсть мою сумку, потому что я слишком сильно устал. Я поспал час или два и, когда проснулся, отправился искать уборную, чтобы умыться, и место, где можно помолиться.
Аэропорт был маленький, чистый и опрятный. Там были рестораны, магазины Duty-Free, телефонные будки, компьютеры с интернетом, мечеть, церковь, синагога и бюро психологической помощи для атеистов. Я посетил все дома Божьи и был впечатлен. Я подумал: «Это, может быть, именно та страна, в которой я хочу жить. Почему бы мне просто не пойти и не попросить убежища? Я говорю на языке, и у меня достаточно хорошая квалификация, чтобы устроиться на работу в сердце Европы». Я был в Брюсселе до этого, и мне очень нравилась многокультурная жизнь и множество прекрасных видов города.
Я уехал из Канады, потому что США натравили на меня свои службы безопасности, но они не арестовали меня, а просто начали слежку. Сейчас я понимаю, что быть преследуемым не так страшно, как быть в тюрьме. В итоге они бы просто выяснили, что я не преступник. «Ты не учишься на своих ошибках», — всегда говорила мне мама. Я никогда не верил, что США злобно пытались отправить меня куда-то, где законы не имеют значения.
Граница была в дюймах от меня. Если бы я пересек ее, то никогда не написал бы эту книгу.
Вместо этого я помолился в маленькой мечети. Было очень тихо, там господствовало спокойствие. Я так устал, что прилег в мечети, почитал Коран какое-то время и вскоре уснул.
Я проснулся от звуков шагов какого-то парня, который пришел молиться. Казалось, он хорошо знает место и уже много раз пользовался аэропортом. Он был высокий и худой, дружелюбный. Ему было около 30 с чем-то лет, может быть, чуть за 40. Мы поздоровались после того, как он закончил молиться.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он меня.
— Я здесь проездом. Я прилетел из Канады и собираюсь отправиться в Дакар.
— Откуда ты?
— Из Мавритании. А ты?
— Я из Сенегала. Я веду торговлю между своей страной и Эмиратами. И я жду тот же рейс, что и ты.
— Хорошо, — сказал я.
— Пойдем отдохнем. Я член клуба такого-то, — предложил он, название клуба я не запомнил.
Мы пошли туда, и он оказался просто восхитительным. Телевидение, кофе, чай, печенье, удобный диван, газеты. Я слишком сильно устал, поэтому провел большую часть времени во сне на диване. В какой-то момент мой сенегальский друг захотел пообедать и разбудил меня, чтобы я составил ему компанию. Я боялся, что не смогу вернуться в клуб, потому что у меня не было клубной карты, и они позволили мне войти, только потому что мой сенегальский друг показал карту, подтверждающую его членство в клубе. Тем не менее урчание живота было громче моих сомнений, поэтому я решил выйти и пообедать. Я отправился к прилавку авиалиний «Сабена» и попросил талон на бесплатный обед, после чего нашел ресторан. Большинство позиций в меню были со свининой, поэтому я решил остановиться на вегетарианской еде.